она. Аманда Ли. Смеется так радостно, так беззаботно и неподдельно… Ребенку никогда не приходит в голову, что смерть может настигнуть в любой момент, прийти просто так, безо всякой причины, без приглашения; что кто-то волен отнять жизнь, не предложив ничего взамен; что жизнь вообще возможно отнять.
Девочка до сих пор стоит, подставив ладони ржавым дождевым каплям, стекающим с дырявого железного потолка. Не замечает пустоты, расползающейся по всему ее телу от самого сердца. Она застыла в этом мгновении на миллионы, миллиарды лет. Навсегда.
– …Вставай! – звучит совсем близко чей-то взволнованный голос. – Они скоро будут здесь! Нужно идти!
501-й с трудом открывает глаза. Он лежит на спине в помещении, освещенном желтым электрическим светом. Над ним склонилась белая овальная маска с глазами-черточками и крохотным ртом.
– Пожалуйста, вставай! – умоляет гейша по-японски, настороженно поглядывая на опущенную ребристую дверь. – Я слышу их…
Ладони 501-го упираются в холодный бетон. Кажется, мышцы вот-вот лопнут от напряжения и боли. Он с неимоверным усилием садится и тихо спрашивает:
– Что вы со мной сделали?
Она молча смотрит, видимо не понимая его слов. 501-й повторяет по-японски.
– Потом, всё потом! – шепчет гейша, помогая ему встать. – Электричество, разряд тебе в голову… туда. – Она указывает за ухо, быстро достает откуда-то из складок костюма небольшую пластину, скользит по ней пальцем. – Нужно идти. Быстрее, наверх…
Пролет за пролетом они поднимаются по узкой пыльной лестнице. Белые ноги гейши с удивительной быстротой мелькают перед глазами – кимоно порвано до бедра.
– Скорее, – шепчет она, сбивая дыхание. – Они за спиной.
501-й, превозмогая боль, старается следовать ее совету, но гудящие ноги заплетаются. Он несколько раз падает, сдирает кожу с ладоней и ткань комбинезона с колен, а гейша, бормоча одно и то же, помогает подняться.
Внизу раздается хлопок. Что-то металлически звякает, затем знакомо гудит дрон.
Гейша не оборачивается, лишь поглядывает на пластину и ускоряет шаг. Теперь она, тяжело дыша, перескакивает через две ступеньки.
– Давай… давай… – слышится сбивчивый шепот, – уже почти…
Гудение становится громче, дыхание женщины – чаще. Каждый шаг доставляет мучение, но 501-й старается не отставать. Из-за боли во всём теле он почти не соображает, куда бежит и зачем.
Освещенные этажи сменяются темными. Сколько их уже было? Десять? Двадцать? Много еще осталось?.. А сил почти нет. Колени подгибаются, и 501-й вновь падает, оставляя кровавый отпечаток ладони на пыльном бетоне лестницы. Глаза закрываются, тело вновь медленно окунается в белую пустоту.
– Пожалуйста, вставай! – доносится взволнованный голос гейши. – Тебя убьют… нас убьют!
Но он уже умер. Ощущения те же, что и в прошлый раз, когда его застрелил террорист. Значит, это белое пространство – Система, место его вечного существования. 501-й будет до скончания времен наблюдать мертвые города, заполненные чужими воспоминаниями, встречать мертвых людей с бессмысленными улыбками, бесцельно плывущих по улицам, слышать смех нерожденных… Он только-только начал жить: сделал первый рывок из лап Системы – и тут же попал в самое ее чрево. Нет… Нет, нет, нет!
Видение мелькает в голове, и 501-й осознает себя на лестнице. Он стоит на коленях, правой рукой упершись в холодный бетон, а левой зацепившись за железные перила. Взгляд падает вниз, в промежуток между пролетами. Там, исчезая в тени неосвещенных этажей и вновь появляясь, сканируя с мерным гудением каждую ступень, медленно поднимается дрон.
Кто-то трясет 501-го за плечо, и только сейчас до его слуха доносится женский голос:
– Пойдем! Пожалуйста, пойдем!
501-й, скрипя зубами, поднимается. Гейша тянет его безвольную руку.
Поднявшись на два этажа, они подходят к уже распахнутой двери. Женщина вбегает внутрь, энергично машет рукой, зовет за собой.
– Выход здесь! Быстрее!
Неужели эта хлипкая, пусть и металлическая, дверь остановит дронов? Они сметут ее даже без применения теплового луча. Странно, что они всё еще не настигли 501-го. Будто потеряли след и идут на ощупь. Может, это из-за того, что гейша пустила разряд в чип?..
Голос в голове пропал – связь с Системой полностью оборвана. Как это… необычно – чувствовать, что теперь всё решаешь ты и только ты, а не проклятый голос, постоянно диктующий команды.
Из темного дверного проема веет прохладой. Улица? Видимо, 501-й все-таки поднялся на верхний ярус. Он переступает через порог. И видит то, о чём уже давно мечтал.
Мириады звезд сияют на черном холсте небосвода. То тут, то там проносятся метеоры, плывут, сверкая длинным хвостом, кометы. Космос. Он рядом, стоит лишь протянуть руку.
За спиной хлопает дверь, закрывая дронам вход на крышу.
Почему свет города не затмевает звезды? Не слышно ни гула электромобилей, ни назойливой рекламы, ни оглушающей музыки. Хотя какая разница…
501-й шагает, задрав голову. Боль растворилась в окружившем его нежном сиянии. Чувство восторга с каждым вдохом переполняет грудь.
Вот созвездие Лебедя. А там – Большая и Малая Медведицы. Орион с его великими звездами: Ригель, Бетельгейзе и Беллатрикс. Альдебаран в Тельце, Этамин в Драконе, Сириус… Взять бы и улететь сейчас к одной из этих звезд. Там наверняка есть планета, заселенная действительно разумными существами. И там точно лучше, чем здесь, на Земле…
– Пойдем, – чуть удивленный голос гейши эхом разносится по крыше.
Светила кажутся совсем близкими. Бери любое в ладонь и подкидывай, как игрушку.
501-й подходит к краю, смотрит вниз. Чернота. И ни звука.
Где же дома, люди, машины? Где город?
Он протягивает руку. Ладонь упирается в ближайшую звезду и черноту вокруг нее. Чувствуется холод металлической стены.
– Это аттракцион. Планетарий, – говорит гейша тихим, сочувствующим голосом, подходит вплотную и дотрагивается до предплечья 501-го. – Нам пора. Дверь не задержит дроны надолго.
Глава IX. Живые
Кругом бетон. Высотки стоят так плотно, что солнечный свет редко попадает во дворы, поэтому большую часть дня здесь царят сумерки, а остальное время – непроглядная тьма. Холодно. Дурацкий сквозняк продувает даже непроницаемый материал куртки.
Витя медленно идет вперед, обхватив себя руками. Трясется, шмыгает носом. Измученно смотрит перед собой. Там по-прежнему мелькает светлое пятнышко. Выход?.. Этот переулок никогда не кончится. Витя не помнит, сколько он здесь, может, целую вечность. Справа и слева гладкие монолиты стен. С каждым шагом они будто медленно сближаются, скоро совсем раздавят.
Иногда светлое пятнышко пропадает из виду. Тогда Витя, от ужаса часто дыша ртом, идет быстрее, и свет впереди вновь появляется.
Вроде бы пятнышко становится больше. Значит, он приближается. Черт дернул свернуть именно сюда. Хотя, убегая от дрона, он об этом не думал – просто бежал по какой-то широкой улице, затем свернул на перекрестке, попал на площадь, выложенную красной брусчаткой. Понял, что на открытом месте он удобная мишень для дронов, кинулся в ближайший двор. Пытался спрятаться в подъезде одного из домов, в небольшом супермаркете, в здании вроде школы, но все двери оказывались запертыми. Потом были одинаковые переулки, дворы, дороги… И вот он здесь, в бесконечном тоннеле без потолка, еле живой от страха, ужасно голодный, выбившийся из сил.
Всё время кажется, что сзади кто-то есть. Чей-то пристальный взгляд упирается в спину, но когда Витя оборачивается, переулок пуст. Кроме него, здесь лишь завывающий сквозняк. И эта пустота нагоняет жути сильнее невидимого преследователя.
Резко начинает темнеть. Крохотная полоска неба, всё это время дававшая хоть какой-то свет, наливается свинцом. Светлое пятно впереди вновь исчезает.
– Нет, – выдыхает Витя и быстрее переступает ноющими ногами.
Он идет и идет, но свет больше не появляется. Тогда Витя тихо плачет. Из пересохшего горла доносится прерывистый хрип.
Тьма вокруг сгущается. И чем она плотнее, тем труднее двигаться. Кажется, что именно тьма вытягивает жизнь из слабеющего тела.
Раздается раскат грома. Витя вздрагивает. На лоб падает первая капля – настолько тяжелая, что идти становится в два раза сложнее. Вдруг – вторая. Третья.
По асфальту барабанит всё чаще, и Витю уже пригвоздило десятком, сотней холодных крупных бусин. Закрыв глаза, он тяжело поднимает голову, открывает пересохший рот и чуть высовывает язык.
Он еще никогда не пробовал настолько вкусной воды. Капля за каплей падает на обветренные губы, на опухший кончик изжеванного языка, приятно охлаждая его. И вот влаги собирается достаточно, чтобы Витя с усилием сделал глоток. Желудок тут же откликается ворчанием.
Расстегнув гидрофобную куртку, Витя сидит на холодном асфальте и пьет дождь. Он уже забыл об исчезнувшем путеводном свете, о медленно сдвигающихся стенах, о мраке, царящем вокруг, о невидимом преследователе, чей взгляд и сейчас сверлит затылок. Есть только дождь и темное небо, время от времени вспыхивающее и гремящее.
– Ты что здесь делаешь?
Голос – высокий, надменный – совсем рядом. Но Вите кажется, что он звучит только в голове. Видимо, уснул под этим тяжелым, совсем придавившим дождем…
– Эй, мальчик? – вновь слышится тот же голос, теперь удивленный.
– Глеб, – шепчет Витя, – брат, ты здесь. Я нашел тебя…
Кто-то трясет его за плечо. Затем подхватывает под мышки, усаживает.
– Совсем слабый…
– Кто он такой? Откуда? – раздается другой голос, похоже женский.
Витя открывает глаза. Перед ним худое лицо мужчины, освещенное льющимся непонятно откуда бледным светом. Впалые щеки покрыты негустой щетиной, рот приоткрыт, в нем – крупные зубы, глаза – два огромных черных круга. Мужчина громко дышит, вглядывается в мальчика.
– Где мой брат? – чуть слышно и как-то сонно спрашивает Витя.