Теоретически машина времени была спроектирована еще в XXI веке, но для того чтобы осуществить перемещение на практике, необходим был свободный, быстрый и беспрепятственный транзит хотя бы в пределах нашей галактики. Путешественник в прошлое в момент прыжка остается неподвижным относительно Вселенной, которая, по-прежнему существуя во времени и пространстве, с огромной скоростью движется в обратном направлении. Очевидно, что после совершившегося перемещения путешественнику приходится лететь до необходимой точки. В нашем случае – до Земли.
У нас было два выхода: или предварительно переместиться от Земли на расчетную дальность, чтобы в точке выхода появиться на орбите, или же наоборот – прыгнуть во времени неподалеку от планеты, а затем долететь через неизвестный нам космос прошлого. Логично было выбрать первый метод – более безопасный и практичный, что мы и сделали. Поэтому ваши астрономы не засекли приближение наших кораблей к планете. Но трудности перелета были не единственной проблемой, связанной с путешествием в прошлое.
Поскольку законы мироздания предполагают свободу выбора и случайности, существует бесконечное множество миров, часто переплетенных между собой. Нам было непросто попасть именно в свою ветвь истории. И всё же ученые смогли переместить экспедицию в прошлое – в начало ХХ века. Именно тогда технологии достигли необходимого уровня.
Поначалу всё шло как должно: важные исторические события происходили на Земле в точно назначенное время. Мы незначительно влияли на жизнь цивилизации, предотвращая техногенные катастрофы – так же, как в нашей истории делали это Наставники. Вскоре наступил момент истины: во время кризиса Второй холодной войны мы вышли на арену, представившись благодетелями из далекого космоса – Наставниками.
Настало время утопии, предшествовавшее появлению нашей расы – людей будущего. Но вдруг история дала крен: в геноме людей возникла мутация, препятствующая здоровому деторождению, – предшественник демографической катастрофы. И сразу же после этого вспыхнула эпидемия вируса Сарса.
Мы не знали, что делать: в нашей истории такого не было. Скорее всего, ученые ошиблись и направили нас в чужую временную ветвь. И пока мы решали, как поступить дальше, утопия на Земле стремительно превращалась в антиутопию. Нам пришлось принять меры по спасению цивилизации.
Пока шла разработка вакцины от вируса Сарса, мы оградили Европу Стеной, чтобы заражению не подверглась вся планета. Затем потребовалось восстановить численность населения для сохранения исторического баланса, и мы создали Человека Нового. Его цель – подготовить почву к пришествию нашей цивилизации. Мы поняли, что это возможно, поскольку существуем до сих пор. Однако затем появилась организация «Человечество», угрожающая нашим планам. Нельзя было рисковать, поэтому мы приняли жестокий закон о ликвидации незарегистрированных и преступников. Иначе нас бы не стало, и не стало бы Бога…
– Вы же последние эгоисты, «люди будущего», – с презрением говорит Влад после продолжительного молчания с обеих сторон.
– Мы спасители вашей цивилизации, – гремит голос.
– Вы – спасители самих себя. И наши убийцы.
После этого рассказа он убедился, что был прав – Систему необходимо уничтожить. Теперь главное, чтобы Сол все-таки смог достать чип и чтобы вирус выжег мозги всем Новым. Будет вам, Наставникам, почва для пришествия цивилизации будущего, удобренная трупами ваших же кукол…
Наставник молчит. Влад думает, что он уже всё сказал, и решается попросить о том, чего желает больше всего:
– А теперь отключите меня. Я знаю, вы можете это сделать.
Ответ Наставника гласит:
– Да будет так.
И больше нет ничего.
Глава XVIII. Крест
Часовня была очень древней. Сложенная из давно почерневших бревен, она прочно стояла посреди небольшой лесной поляны и была похожа на тысячелетний дуб, широкий и приземистый. Ее глава чешуйчатой серой каплей застыла на барабане, удерживая хвостом ржавый православный крест. Покатая крыша, густо поросшая темно-зеленым мхом, заканчивалась зубчатым фронтоном, а стены без окон были чуть скошены к востоку, словно дуб этот всю свою долгую жизнь тянулся к восходящему солнцу.
«Удивительно, что часовня до сих пор не рухнула», – думал Крис, поглядывая на здание и поливая из залатанной лейки небольшой розовый куст. На бутонах, закрывшихся к ночи, поблескивали дрожащие капли.
Уже неделю он ухаживал за цветами – с того момента, как набрался сил и смог встать с кровати. Он подстригал веточки, убирал пожухлые листья и старые бутоны, выпалывал сорняки и чистил землю около куста. А розы в благодарность отвечали благоуханием.
– Кристофер! – раздался голос батюшки. – Подойди, послушай!
Батюшка стоял на крыльце часовни. На нем была неизменная черная ряса в пол и такого же цвета шапочка. Серебристая борода ниспадала до самого живота, перетянутого коричневым поясом.
Сильные руки батюшки были уперты в бока, отчего его крепкая фигура приняла грозный вид. «Прямо дядька Черномор», – с улыбкой подумал Крис, вспомнив древнюю сказку. Отставив лейку, он подобрал самодельный костыль и направился к крыльцу.
– Что такое? – спросил он на ходу.
– Иди, иди сюда! – позвал батюшка и, пригнувшись, зашел в часовню, из двери которой доносились мелодичные звуки.
На алтаре перед безликими иконами стояло радио. К нему был прицеплен провод, уходивший за выцветший иконостас, и толстая проволока, врезавшаяся в низкий потолок. Из динамиков доносилась знакомая инструментальная музыка.
– Я использовал крест на крыше вместо антенны, – с гордостью проговорил батюшка, смотря в потолок. – Слышишь, какой отличный звук?
– Да, – подтвердил Крис. – Странно, не помню, чтобы Макс когда-нибудь слушал классику…
– Бетховен, «Мелодия слез», – сказал батюшка и замолчал, вслушиваясь в звуки фортепиано, доносившиеся из небольшой пластмассовой коробочки. – У твоего сына хороший вкус, – одобрил он, когда мелодия стихла.
Крис поднял палец к губам, прося батюшку помолчать. Он надеялся услышать голос Макса, но сразу после «Мелодии слез» заиграл «Дождь» Моцарта.
– Ну ничего, скоро ты вернешься домой и встретишься с семьей! – Батюшка, как всегда, всё понимал правильно.
– Вернусь…
Крис закрыл глаза – он знал, что батюшка просто пытается его утешить. Отсюда до Светлого Бора несколько тысяч километров, и с домом связывало лишь это радио. Коробочка, которую когда-то давно – две недели назад – нашел Глеб в заброшенном небоскребе.
Для Криса осталось загадкой, как оно оказалось здесь. Батюшка рассказывал, что его принесла в зубах Найда, но верилось в это с трудом.
Найда тоже была из прошлого, из того страшного дня. Собака, которую Крис кормил печеньем. Оказалось, она живет здесь, в этой часовне.
«Хорошая псина, – как-то раз сказал о ней батюшка, – умная, верная. От волков охраняет и от стай этих… диких собак. Они ее как грома боятся: только завидят, сразу наутек бросаются. Энергия у нее такая, сила духовная».
Крис вспомнил, что не видел собаку уже несколько часов, и спросил:
– А где Найда?
– А, – махнул рукой батюшка, – за зайцами небось гоняется.
Характер батюшки совсем не был похож на характер примерного священника. Кротость, молчаливость и миролюбие были не про него: один раз Крис наблюдал, с каким поистине звериным остервенением он обдирает подстреленного на охоте кабанчика. Батюшка знал всего одну молитву – «Отче наш». Читал ее у икон каждый вечер перед окроплением и делал это так, будто его слушает целая толпа прихожан, – голосом громким и звучным.
Первый раз Крис услышал его голос дней десять назад. Тогда он очнулся и понял, что лежит на кровати, а всё его тело невыносимо ломит. Позже обнаружил, что руки и лицо забинтованы. Победа над четверкой дронов стоила ему очень дорого… Однако он мог поплатиться жизнью, если бы не Найда.
Со слов батюшки, это собака нашла его – прибежала в часовню и начала неистово лаять, явно куда-то зовя. Был вечер, и идти в сумеречный лес, куда повела Найда, батюшке совсем не хотелось. Тем не менее он с ружьем наперевес побрел по нехоженой тропе, часто запинаясь о коряги и про себя ругая негодную псину. Он еще не знал, что найдет опаленного полуживого человека.
– Ну, – сказал наконец батюшка, делая звук радио тише, – вечер на дворе, пора и окроплением заняться.
Он подошел к истертой иконе, на которой были видны лишь контуры Христа, и стал громко читать молитву. После направился к иконостасу, перекрестился три раза и зашел за ширму. Крис ни разу не видел, что находится за ширмой: батюшка в первые же часы их знакомства строго запретил туда ходить. Хотя Крис догадывался, что там стоит большая серебряная чаша с водой.
Через некоторое время батюшка вышел, держа в правой руке кропило.
– Да хранит наши души Господь Всевышний, – провозгласил он, смотря словно бы поверх голов прихожан. – Да будут наши сердца всегда полны любовью, а помыслы чисты.
Сказав это, батюшка прошел мимо Криса к выходу. Оказавшись на крыльце, он сначала окропил его единственную ступень, затем перила. Спустившись с деревянного пола на землю, он окропил и ее, а после, как и всегда, пошел вокруг часовни, чуть потряхивая кропилом.
«Интересно, – думал Крис, стоя на крыльце, – батюшка сознательно делает всё это или же выполняет древний ритуал?» Вероятнее всего – второе, ведь откуда ему знать, что именно «святая вода» убивает вирус.
А батюшка уже пошел на второй круг. Его широкая спина шевелилась, при каждом движении руки под черной рясой перекатывались мускулы.
Поначалу Крису было странно называть этого человека «батюшкой». Возраста он был неопределенного: его лицо и тело могли бы принадлежать крепкому сорокалетнему мужчине, но волосы и борода были седыми, как у восьмидесятилетнего старца, а глаза – по-детски светлыми и наивными.
– Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, – приговаривал батюшка, уже в третий раз проходя мимо.