Обычно я ношу свой лук в руках. Но я должен толкать мотоцикл. Мне нужно, чтобы обе руки были свободны. Другие не могут толкать мотоцикл за меня. И если вместо этого я буду контролировать его, я израсходую топливо — указанное в черном блокноте. Бензин — топливо, и он ценен. Он не предназначен для обычных поездок. Я могу сохранить мотоцикл только для побега.
Но что, если вместо того, чтобы толкать, у меня другие тянут? Если я привяжу мотоцикл к остальным, они будут тащить его на ходу. Это тяжело. Это замедлит их. Но если я привяжу его к нескольким другим, если они будут идти в унисон, его будет легко взять с собой. Сумки, которые они везли, я могу поставить на мотоцикл. Таким образом, если мне придется бежать, я тоже возьму то, что они принесли. А без ключа добыча мой мотоцикл не угонит. Другие, тащащие мотоцикл, будут замедлены, не в состоянии защитить себя или помочь атаковать добычу. Но это не имеет значения. У тех, кого я буду использовать, уже нет рук или части рта. Они не могут убить добычу в первую очередь.
Тогда решено.
Я не стал привязывать мотоцикл к остальным, пока не выехал на дорогу. Если бы я привязал его заранее, другие бы втянули его в дерево. Они ненадежны. Я должен создавать ситуации, в которых они не могут потерпеть неудачу. Я привязал мотоцикл к восьми другим, сохранив связывающую их веревку почти одинаковой длины. Туда, они могли ходить бок о бок, одновременно подтягивая. Нетрудно было заставить их стоять на месте. Пока светит солнце, они вялые. В последнее время они стали вялыми и по ночам. Я не знаю почему. Надеюсь, это не станет проблемой.
Возясь с коробкой, я обнаружил ручку. При его повороте звук увеличивается. Вдоль ручки, изогнутыми буквами было написано «увеличение». С ручкой, повернутой до максимума, этого было достаточно, чтобы проецировать голос жертвы очень далеко. Особенно на такой тихой тропинке, где чужие шаги — единственный источник шума.
Голос жертвы эхом разносился по окрестным лесам по обеим сторонам дороги.
Удивительно, но поблизости было много других, стоявших вдоль опушки леса. Их, должно быть, привлек звук мотоциклов, когда они проезжали мимо. Но мотоциклы ехали слишком быстро. Остальные, должно быть, потеряли интерес, вместо этого становится вялым. Теперь, когда появился новый источник звука, коробка в моих руках, они снова становятся активными.
Их плотность населения намного выше. На этот раз я не думаю, что мне нужно ходить по кругу вокруг лагеря добычи, чтобы собрать других. Все они уже собраны для меня.
Но почему они не были на дороге? Если их привлекали звуки мотоцикла, они должны были быть на дороге, а не рядом с ней. Сделала ли жертва что-то, чтобы помешать другим ходить по дорогам? Есть смысл, если они это сделали. Их мотоциклы не могут двигаться плавно, если на пути стоят другие. Остальные могут умереть, если их задавить.
Но столкновения со многими из них не могут быть хорошими для мотоциклов. Добыча могла пометить края дороги вонючим соусом. Или деревья рядом были отмечены. Я ничего не чувствую. Но это не имеет значения. Какова бы ни была причина, остальные уже в пути, следуя за голосом, доносящимся из ящика.
Прошло несколько часов.
В небе по-прежнему не было видно дыма. Что, если бы жертва знала, что я могу найти ее по дыму? Тогда они перестанут жечь костры. Но как другая добыча найдет гарнизон? Если бы они уже знали место, это не было бы проблемой. Действительно ли добыча узнает все локации по имени? Если это так.
Возможно, я уже прошел мимо лагеря добычи. Они не обязательно должны быть в конце пути. Например, то, что здание, в котором я только что находился, не было связано с дорогой, просто находилось рядом с ней.
Я залезу на дерево. Чем выше я нахожусь, тем дальше я вижу. И деревья загораживают мне обзор неба. Может есть дым.
Я поставлю коробку, пока буду подниматься. Неважно, дойдут ли до него другие. Я уже знаю, что они не будут пытаться его съесть. Взобраться на это дерево легче, чем в первый раз, когда я пытался. В прошлый раз у меня тоже было меньше вещей на спине. Это потому, что я стал сильнее. Добравшись до вершины, я поднял козырек своего купола. Он тонированный, ношение его закрывает мне зрение.
Но он защищает мое лицо, достойный компромисс. Я огляделся, кружил вокруг дерева, чтобы получить полный обзор окружающего неба. Вдалеке виднелся крошечный столбик дыма. Он был слабым, возможно, я просто видел что-то. Но это нормально. Это означало, что я не пропустил лагерь, если поблизости не было дыма.
Думаю, все близлежащие лагеря уже захвачены. Иначе зачем было бы столько других? Пройдя несколько часов, я уже удвоил количество своих воинов. И со своей точки зрения сверху я увидел десятки других впереди, идущих навстречу толпе, привлеченных голосом. Я снова спустился вниз. Дым был еще довольно далеко.
Если бы я не открыл способ сохранения добычи, я бы ни за что не смог прогуляться. Лагеря слишком далеко друг от друга. Я бы потерял мозг от голода, прежде чем добраться туда. Я счастливчик. У меня еще есть запас еды на несколько недель. Может хватит на месяц. Если бы добыча не гнила после укуса, у меня было бы намного больше.
Но тогда не было бы столько других последователей за мной. Есть баланс.
Солнце садится. Но это не имеет значения. У меня есть цилиндр, который светится. Когда станет слишком темно, чтобы видеть, я воспользуюсь им. Я не думаю, что добыча оставила бы ловушки на дороге. Они не могут, потому что дорога слишком тяжелая, чтобы копать ямы. Но я все равно должен светить светом, на всякий случай. Я могу наступить на шип. Или пропустите что-то важное без света. Мотоциклов я тоже не слышал.
Стыд. Я хочу испытать на них свои металлические шипы. Но даже если бы был один, все остальные были бы привлечены к нему. Добыча, скорее всего, убежит, прежде чем наткнется на мои шипы.
Голос из ящика изменился.
Шаг ниже. Это должна быть другая добыча. Первая добыча, должно быть, вялая, легла спать. Другой занял его место, несмотря на то, что была ночь. Может быть, как и мне, для какой-то добычи все равно, день сейчас или ночь, они не станут вялыми. Я до сих пор не знаю, почему другие становятся вялыми.
Единственная разница между нами в том, что я ем пищу каждый день. И я умнее. А вот другие после еды становятся вялыми. Я нет. Это не может быть связано с едой. Тогда это потому, что они тупые. Их тела не осознают, что им нужно продолжать двигаться, чтобы найти добычу, добыть пищу. Они думают, что это придет к ним вместо этого. Что не так.
Просто их нужно очень долго ждать. Но я не могу позволить себе этого. У меня все еще есть мозг. Его нужно кормить каждый день.
Глава 49Исцеление
Ира ткнула меня в бок. Она приблизила свою голову в шлеме как можно ближе, звякнув двумя пластиковыми материалами на нас. Ее голос прозвучал как шепот:
— Вы уверены, что это можно считать излечением?
Человек перед нами вел себя так, как будто не слышал. Он выглядел как обычный человек в обычной одежде — если бы у обычных людей были изуродованные лица. Его правый глаз отсутствовал. Его левый глаз заметил, что мы с Ирой смотрим, и он улыбнулся нам с щербинками между зубами. Я помахал, и он кивнул в ответ.
— Ну, он точно не инфицирован, — прошептал я в ответ Ире. — А если он не заражен, то вылечен…
Ира вздохнула.
— Он не может говорить. Он глуп, как ребенок. Большинство зубов отсутствуют. И большую часть времени он стоит неподвижно.
— Но он не заражен, верно?
— Он не…
Мужчина перед нами был причиной того, что Шеф разослал по радио сообщение, в котором просил людей из всех близлежащих лагерей прийти в гарнизон. Он была единственным зараженным из десяти, которых я ему дал, который пережил потерю грибков в своем теле и вылечился. По словам начальника, грибы поразили значительную часть его мозга. После того, как грибы умерли, части мозга, которые были стерты, не выросли, в результате чего он не мог говорить, а интеллект значительно снизился. Что касается зубов, которые инфицированные надоели чистить? Почти все они уже сгнили, оставив пару коренных зубов.
Однако все эти негативы не могли изменить того факта, что он выздоровел. Может быть, это было благословением, что он не была очень умной. Ему не нужно было помнить, что он ел людей.
— Но он всего лишь прототип, верно? — спросил Ира., - У следующего человека, которого вылечат, не будет столько побочных эффектов?
— Трудно сказать. Скорее всего, большинство зараженных, которых мы лечим, закончат так же, как он. Кто-то заражается, когда зараженные им грибы достигают их мозга и захватывают определенную часть. И части, которые он захватывает, не возвращаются после того, как лекарство убивает грибок.
Может быть, только умный зараженный, с которым мы столкнулись, станет нормальным, если его вылечить. Но с лекарством людям не нужно паниковать после укусов или царапин.
— Мы оба знаем, как тяжело быть укушенным или поцарапанным, — сказала Ира, — В наши дни это никого не убивает.
Это правда.
Если кто-то попадает в ситуацию, когда его кусают через три слоя одежды, скорее всего, он погребен под массой зараженных и умрет независимо от лечения или нет. У меня возникло искушение рассказать Ире правду об инфекции и лечении: как человек с ослабленной иммунной системой может обратиться в любой момент.
— Ага, ты права, но наличие лекарства все равно снижает психологическое давление при столкновении с зараженными.
Но я не мог. Ира была немного болтуном, и как только она узнает что-то подобное, все остальные тоже, и весь гарнизон может впасть в панику. Хотя большинство людей, живущих здесь, были молодыми, было несколько толкающих пятидесяти.
Ира покачала головой.
— Ну, мне, например, лекарство не нравится.
— Почему?
— Потому что это дает нам больше работы. Подумай об этом. Сколько людей пришло сюда после этого объявления? Тюрьма итак переполнена! Я практически каждые пять минут провожу кого-нибудь в ванную. Кстати говоря, — Ира толкнула меня своим плечом, — Кто-то должен уйти. Твоя очередь!