— Пошли, ребята, в лодку. Вниз по матушке по речке поплывем.
— Слушай, Прохор, а как же дома у нас?
— Всё в порядке. Петр Захарович приказал передать, чтобы вас не искали. Ушли с партизанами, и конец.
— А чья это лодка? — спросил Ваня.
— Теперь наша.
На берегу с веслами стоял хозяин лодки. Ваня сразу узнал его. Это был рабочий из ремонтных мастерских. Каждое лето он поднимался на лодке вверх по течению и возвращался обратно с сеном.
Петр Захарович говорил с рабочим, а остальные усаживались в лодку. Ребят посадили ближе к корме и дали по большому ломтю хлеба.
Всё происходило очень слаженно, без слов, в полной тишине.
Петр Захарович попрощался с рабочим и, оттолкнувшись, сел в лодку.
— Счастливо, товарищи! — донеслось пожелание с берега.
Последний раз Ваня смотрел на город.
Как круто повернулась его жизнь! Где они пристанут? Что его ждет впереди?
Рассохшаяся за зиму лодка начала протекать. Приходилось всё время отливать воду.
Несмотря на холод, Ваня дремал. Сказывались усталость и напряжение дня. Ритмичный скрип уключин и всплески весел убаюкивали.
В темноте ему казалось, что силуэты деревьев и кустарников плывут им навстречу.
Не в силах бороться со сном, он прислонил голову к борту и вдруг точно провалился в темноту.
В лодке оказалась солдатская шинель, и Прохор заботливо укрыл ею ребят.
Ваня проснулся будто от толчка.
Светало. Лодка плыла по открытому месту. С одной стороны черные пашни, с другой — светлозеленые луга.
Ваня никак не мог сообразить, где он находится и что с ним случилось.
— Проснулся? С добрым утром, Иван Степаныч, — громко сказал Петр Захарович. — Здорово же ты спал.
Ваня выпрямился и смущенно улыбнулся.
Оглядевшись, вспомнил происшествие вчерашнего дня.
Итак, они далеко от города. Сердце мальчика больно сжалось. «Как-то там дед с матерью? Не случилось ли чего с ними?» Сбоку застонал Гриша.
— Ты что, Трубач?
— Не буди. Скоро приедем и станем его лечить, — сказал Максим Савельевич.
Они с Петром Захаровичем сидели за веслами, а Прохор за рулем. Остальные спали.
Поля кончились. Река сделала крутой поворот и словно спряталась в густом лесу. По берегам сплошной стеной поднялись высокие деревья. Стало холодней. Кое-где лежал еще снег.
— Шарапинские леса, — заметил Максим Савельевич. — Поглядывай, Прохор, как бы на топляк не наскочить.
Верхушки деревьев осветило солнце, а внизу стало темней. Со стоном проснулся Гриша.
— Ты что, Трубач? Болит?
— Не знаю. Онемело всё и стянуло.
— Рукой не шевели, — сказал Петр Захарович и, обращаясь к Максиму Савельевичу, спросил: — Скоро приедем?
— Скоро. Километра три осталось, а по прямой ближе.
Река сильно петляла, круто поворачивала то в одну, то в другую сторону и, по расчетам Вани, они за ночь уплыли километров за двадцать, не больше. Про Шарапинские леса он знал из рассказов взрослых. Сюда ездили из города зимой охотники за зайцами, а летом, за грибами.
Лес так же неожиданно кончился, как и начался. Открылась панорама большого села Шарапино, в котором размещался колхоз «Путь Ильича», входивший уже в партизанский край.
Появление лодки на реке вызвало смятение. Женщины, работавшие на, поле, приложив ладонь ко лбу, смотрели на плывущих. Несколько ребят, Ваниного возраста, побежали к домам. «Предупредить», — подумал Ваня.
Он ждал, что сейчас выйдут партизаны, вооруженные гранатами, пулеметами, но никто не появлялся.
Когда лодка причалила к песчаной отмели, подошли две молодые девушки и молча уставились на прибывших.
— Ну что, Шура… не ждали? — с усмешкой спросил Максим Савельевич.
Девушка от удивления хлопнула себя по бедрам.
— Савельич! — воскликнула она. — Да что с вами сделалось! Не признала ведь.
— Удивительного ничего нет. Я с того света вернулся.
— И верно, с того света. Мы уже вас похоронили.
— Сбегай, красавица, до начальника. Скажи: пополнение прибыло. Здесь он?
— Здесь, а только притаились, как вас завидели.
Как потом узнал Ваня, разведка давно сообщила в Шарапино о плывущей лодке, и партизаны приняли меры для встречи.
Девушка убежала в село, а беглецы вылезли на берег.
Скоро на дороге появилась группа мужчин. Они свернули и прямо по полям направились к лодке.
— Вот и начальник!
Чем ближе приближалась группа, тем сильней билось Ванино сердце. Начальник! Который же из них начальник? Впереди шел Николай Павлович, такой же бородатый и просто одетый, каким он был у них последний раз.
Ну, конечно, он начальник! Предположение Гриши было правильно.
Максим Савельевич пошел навстречу, по-военному взял под козырек и начал докладывать.
Так неожиданно сбылось желание ребят.
Они попали к партизанам.
Последний путь черенков
Черенки погибали. Ваня хранил их в подвале под избой и часто смачивал мох, которым были обложены срезы, но время уходило, а ни одной яблони в селе он не нашел.
Перед окнами изб росли только береза и рябина. Даже ягодных кустарников: смородины, крыжовника не было в огородах. Почему? Неужели колхозники не любят фруктов или ягод?
— Потому что не умеют разводить, — сказал коротко Прохор. — Вот если бы кто пример показал!
Ваня согласился. Действительно, наглядный пример убедителен. Он вспомнил о кружке мичуринцев. Можно много читать о Мичурине, слушать доклады и лекции и остаться равнодушным к практике садоводства. Но стоит кому-нибудь завести яблоню, как у всех появляется такое же желание.
Раненый Гриша лежал в доме, где жил Николай Павлович, и очень этим гордился. Учитель сам лечил его: перевязывал рану, давал какие-то лекарства, но всё это плохо помогало. Рана не затягивалась и слабость не проходила. Видимо, Гриша потерял очень много крови. Требовалась серьезная медицинская помощь.
— Ты что, садовод, грустишь? — спросил Николай Павлович, когда Ваня пришел навестить приятеля. — За Гришу беспокоишься? По дому скучаешь?
— А поправится Гриша? — с тревогой спросил Ваня.
— Поправится. Обязательно вылечим. А тебе тут дело найдем.
Ваня помолчал, но потом решился поделиться еще одной тревогой.
— Что такое? Ну-ка расскажи подробнее.
Ваня рассказал всю историю с черенками. Николай Павлович с большим интересом и удивлением выслушал мальчика.
— Вот оно что!.. Молодчина, Иван. Такому делу надо помочь. Не унывай, что-нибудь придумаем.
В тот же вечер он прислал за Ваней.
В комнате горела маленькая керосиновая лампочка. Николай Павлович что-то писал за столом, а напротив сидел старик Завьялов, который служил раньше в городе на мельнице.
— Садись, Ваня. Я сейчас кончу, — сказал начальник, кивнув головой на скамейку.
Ваня подошел к деревянной кровати, на которой лежал Гриша.
— Садись, Ваня, — тихо сказал тот. — Ты в город поедешь.
— Что ты!
— Верно, верно. Завьялов должен привезти для меня доктора, а ты увезешь черенки.
Пока Николай Павлович писал, Ваня еле сидел на месте. Он не очень доверял словам приятеля, думая, что тот что-нибудь перепутал.
— Вот это письмо ты передашь ему в руки, — сказал Николай Павлович старику, подсушивая чернила над стеклом лампы. — А это тебе попутчик. Его с подводой ты оставишь в Заречье у Митрохиных. Он пойдет по своим делам. Сколько тебе времени надо, Ваня?
«Садовод» задумался. От Заречья до обрыва в лесу, где растет дичок, расстояние не маленькое. «Часа два прошагаешь, — соображал Ваня. — Да обратно два… На прививку час».
— Часов пять, — уверенно сказал он.
— Будем считать семь. К утру вы доберетесь до Заречья?
— К восходу как раз попадем, — согласился Завьялов.
— Значит, в ночь можно назад выезжать. Если доктора дома нет, подожди. В больницу к нему не ходи. Нарвешься еще на немцев. Они сейчас настороже.
— Не сомневайтесь, Николай Павлович. Сделаю всё аккуратно. Комар носа не подточит. Только поедет ли доктор?
— Поедет, — твердо сказал начальник и встал. — Можно собираться, и трогайтесь. Не послать ли с вами еще кого-нибудь?
— Не надо. Лошади тяжело. Дороги в лесу не просохли.
Попрощавшись с учителем и раненым другом, Ваня сбегал домой за черенками, и, когда вернулся назад, лошадь, запряженная в телегу, уже поджидала у дома Завьяловых. Старик внимательно проверил упряжку, подложил сена и сунул под него свой мешочек.
— Ну, садись, что ли!
Ваня забрался на телегу, и они тронулись.
Лошадь бежала бойко. Телегу встряхивало так, что один раз Ваня чуть не откусил язык.
— Ты чей? — спросил старик.
— Я Морозов.
— Василия Морозова внук, что ли?
— Да.
— Вот оно что. Мы с ним ровесники. Давно не видались.
— Вы его знаете? — обрадовался Ваня.
— Ну, как не знать!..
— Я вас очень прошу… Если вы увидите дедушку… расскажите про меня. А маму мою вы знаете? Анну Алексеевну.
— Знаю, как же…
— И ей расскажите…
— А чего рассказать?
— Ну, что я живой и здоровый.
— Так тебе лучше самому сходить.
— Мне нельзя, — с тоской сказал мальчик. — Немцы поймать могут. Вот если бы ночью потихоньку через пустырь пробраться…
На вид Завьялов казался угрюмым, молчаливым человеком, а на самом деле оказался отзывчивым, добродушным и очень разговорчивым. Всю ночь старик без устали говорил о немцах, с которыми воевал в первую мировую войну, о колхозе и, наконец, о пчелах, которым посвятил остаток жизни.
Ваня дремал и мало понимал из того, что рассказывал старик, и только когда он заговорил о пчелах, мальчик заинтересовался. Он не представлял себе фруктовые сады без пчел. Всегда в его воображении где-то между, рядами яблонь стояли чистенькие разноцветные домики-ульи.
Пчелы нужны садоводу как опылители. Они переносят пыльцу с цветка на цветок. Кроме того, они дают много меда.
Ваня внимательно слушал, пока сон не свалил его.