— Машинистом не стал? — лукаво спросил старик.
— Нет, дедушка, это я работал, чтобы армии помогать, а в свободное время учился садоводству. Много книг прочитал…
Лицо старика просветлело. Он внимательно слушал рассказ внука про Курнакова, Ботанический сад.
— Я знал… Я знал, что ты не свернешь. Погоди-ка… Посиди тут.
Дед встал и вышел на улицу. Минут через пятнадцать он вернулся с тремя крупными яблоками.
— Нарочно для тебя хранил. Отведай-ка.
Ваня взял яблоки. С виду они походили на перевернутую грушу светложелтого цвета. Понюхал. Легкий аромат лимона.
— Ешь, Ваня, — сказал с улыбкой старик.
— Жалко. Они, наверно, хорошие. Надо бы семечки посеять.
— Посеем. Насчет семечек ты не хлопочи. У Володи их фунта полтора припасено. Он тебя тоже ждет.
— Вовка жив! — обрадовался Ваня.
— Живой и невредимый. Аля Горелова к ним перебралась после пожара. Вместе и садовничают. Да ты ешь…
Ваня откусил яблоко. Сразу стало понятно нетерпение садовода. Такого вкусного яблока он никогда не едал. Сочное, сладкое, с легким кваском и каким-то особым, ни с чем несравнимым привкусом.
— Вот это да-а… — вырвалось восклицание у юноши. — Где ты его взял, дед?
— Это Володина работа.
Ваня с горечью подумал: «Неужели Володя вывел новый сорт и перегнал его?»
— Хорошо яблочко-то? — продолжал дед. — Нашли мы его в монастырском саду. Срезали пару черенков, да на наши веточки и привили. Теперь дело за тобой. Размножай сколько надо. Видел, какой сад у нас?
— Нет.
— Из поросли вывели. Крепкие, низенькие, широкие. Осенью, хотя и немного, но яблоки были. Для первого раза ничего.
— Дедушка, а как монастырский сад?
— Никак, Ваня. Пустое место. Ни одного дерева не осталось. Там сильный бой был. Немцев в монастыре окружили и дали им жару «катюши».
— А Леденцова поймали, дед?
— Нет. Он в скорости, как ты к партизанам попал, куда-то уехал. Ни слуху, ни духу. Николай Павлович им шибко интересовался.
— А что с Николаем Павловичем?
— Ничего… всё в порядке. Сейчас он председатель райсовета. Дельный человек. Город собирается по-новому восстанавливать… Чтобы при каждом доме сад был. Про тебя спрашивал.
Тяжелое чувство, охватившее Ваню, когда он ехал по городу и встретился с дедом, постепенно проходило. На смену вырастало другое, бодрое: «Люди есть. Все хотят работать. Нужно скорей залечивать раны и восстанавливать город. Впереди у него много интересного дела. Его ждали и, вероятно, считают, что он не даром прожил два с лишним года в Ленинграде».
— А что с Гришей? Поправился? — спросил дед.
— Давно поправился. Он с папой остался. Садовода из него не выйдет, дедушка. Он скоро машинистом будет и ничего другого не признает.
— Такая, значит, линия в жизни, — сказал дед.
Разговаривая в темноте, они не слышали, как пришла мать. Бесшумно открылась дверь, и Ваня услышал дорогой голос.
— Ваня… ты?
— Я, мама.
Она быстро подошла к сыну и остановилась. Приход ее был так неожидан, что сначала Ваня растерялся.
Очень сдержанна была Анна Алексеевна, но тут не выдержала. Со стоном она обхватила его шею руками.
— Живой!
Прижимаясь щекой к груди сына, она долго вздрагивала от глухих рыданий.
Обняв мать, Ваня гладил ее рукой по спине, плакал и тихо бормотал:
— Мама… мамочка… мама…
Успокоившись, она села против него на табуретку, и Ваня почувствовал ее шершавую руку на своей щеке.
— Приехал сынок. Цел и невредим? Говори прямо.
— Цел, мамочка. Ни одной царапинки. — И Ваня опять рассказывал о себе, о встрече с отцом, об этих годах, прожитых в разлуке.
Мать слушала, и счастливая улыбка не сходила с ее лица. Когда Ваня кончил говорить, она была не в силах сдержать радости.
— И муж жив, и сын вернулся, — сказала она и опять расплакалась.
— Сколько же я тебя не видела! Мы с дедом верили, что ты вернешься, что отец жив, что всё будет хорошо…
Она гладила сына по щеке и говорила тихим, ласковым голосом:
— Вот теперь опять заживем. А это всё время словно в могиле пролежали.
— Ты бы, Анна, насчет чайку сообразила, — сказал дед. — Парень с дороги, голодный.
— И то верно, — спохватилась мать.
— Я тебе помогу, мама.
— Нечего там помогать! — ревниво удержал дед. — Наговоритесь еще.
Мать ушла в предбанник, оставив дверь открытой. Зажгла коптилку и принялась растапливать плиту. Красные отблески пламени мелькали на радостном лице Анны, но Ваня чуть не ахнул, увидев, как постарела мать. Ваня встал и подошел к открытой двери.
— Ванюшка! — с радостным удивлением воскликнула Анна. — Голубчик ты мой…
— Ну, что там случилось? — нетерпеливо спросил дед.
— Вырос-то как!
— А ты думала он меньше стал?
Смеясь и утирая слезы, Анна хлопотала у плиты.
Чайник закипел. Ваня развязал мешок и выложил продукты.
— Чего это у тебя? — спросил дед.
— Гостинцев вам привез. Чаю, сахару.
— Какого чаю?
Дед был опять полон сил, энергии, интереса ко всему, даже к мелочам.
— Грузинский чай высшего сорта, дедушка, — сказал Ваня. — Две пачечки привез, сто граммов.
— Грузинский чай? Это хорошо. Давно не пил настоящего чайку.
— Колотого сахару немного осталось. Масло в баночке. Здесь крупа в кульке, — продолжал пояснять Ваня, перекладывая продукты на лавку. — В чемодане книг много.
— Почитаешь?
— Конечно, почитаем. Книги всё по садоводству.
Ваня расстегнул ворот рубахи, вытащил пузатый мешочек и вынул из него две пачки денег. Одна была толстая, другая потоньше.
— Мама, а что, Гришина мать жива?
— Трубачова? Убита, Ваня. И дом сгорел, и сама убита. Много людей погибло. Молодых в Германию угнали.
Подумав, Ваня спрятал тонкую пачку обратно в мешок.
— Денег привез, дедушка. Тут папин заработок и мой.
— И твой? Слышишь, дед? Внук зарабатывать начал, — с гордостью сказала Анна.
— Слышу, не глухой. Он и раньше зарабатывал.
Ваня подошел к деду, сел рядом и тихо, но твердо сказал:
— Всё решено, дедушка. Торопился я сюда за тем, чтобы весну не прозевать. Разведем такой сад, какой тебе и во сне не снился.
— Ну, значит, и говорить больше не о чем, — сказал довольный старик. — Так тому и быть.
Жизнь начинается
Много погибло дорогих людей, потеряно имущество, сгорели дома… Казалось, что нет утешения народному горю. Но пришла родная армия, и радость освобождения высушила слезы.
Город начинал новую жизнь. Большинство людей жили в землянках, но уже возили лес, стучали топоры, расчищались развалины, и никто не жаловался на тесноту и сырость.
Рано утром, под руку с дедом, Ваня осмотрел сад. Все яблони раскинули широкую крону. Ветки густо росли во все стороны. Некоторые следовало подрезать. Дед не заметил, как они загустели, а Володя не всё еще понимал.
— Это вот «славянка», — сказал дед. — Здесь привита та… которую вчера ел.
— Я вижу, дедушка, — сказал Ваня, издали заметив привитые ветки.
Дед нашел ветку с прививкой и провел по ней пальцами.
— Ничего. Хорошо прижилась. Нынче пойдет в рост по-настоящему. Конечно, ты бы лучше привил.
— А зачем на «славянку» привили?
— Боялся, что дички пойдут. На «боровинке» «малиновку» привили… Да, кажется, на все яблони черенков насадили. Всё, что в монастыре получше нашлось, всё сюда притащили. Теперь у тебя большой выбор всяких сортов. Летние есть и зимние.
— Питомник заложим, дед.
— Делай, Ванюша, а Володю в компанию возьми. Он парень старательный, помощником будет.
— Ну, раз ты хвалишь, то, наверно, хороший.
— Дом надо ставить, Ваня, — сказал дед, словно прочитал его мысли.
— Дом подождет, дедушка. В первую очередь надо сад, ну и огород, конечно. Весну не упустить. Сегодня я схожу по делам, а завтра за лопату. Продукты для армии нужны и нам надо. А дом от нас не уйдет.
— Пускай по-твоему. Ты теперь старший, — согласился дед, усаживаясь на перевернутый ящик.
Он закрыл глаза и с удовольствием подставил солнцу высохшее, покрытое мелкими морщинами лицо.
Ваня отправился в райсовет повидать Николая Павловича. Там он встретил знакомых, но никто не узнал его.
Николай Павлович сбрил бороду и походил на прежнего учителя. Ване показалось, что он только стал ниже ростом и шире в плечах.
— Вам что, молодой человек? — спросил он, не узнав Ваню.
— Я к вам с просьбой, товарищ председатель, — начал Ваня, сдерживая улыбку и стараясь не глядеть в глаза учителя. — Мне нужен участок земли под сад. Хочу заниматься научной работой. Новые сорта фруктовых деревьев выводить…
Николай Павлович пристальнее посмотрел на знакомые черты юноши, когда тот заговорил о саде. И сразу узнал его, но продолжал делать вид, что не узнает Морозова.
— Хорошее дело. А сколько же тебе нужно земли?
— Я думаю, с гектар…
— Ого! Не знаю, полагается ли по закону столько земли?
— А почему не полагается? У Мичурина было больше.
— Ну, а если полагается, то пиши заявление. Какой же ты институт кончил? — лукаво спросил юношу Николай Павлович.
Ваня смутился.
— А если я не окончил института, значит, не могу заниматься опытной работой?
— Ну, для того, чтобы заниматься исследованием, надо иметь знания, — наставительно сказал председатель.
— Могут же быть самоучки, как Мичурин, — упрямо сказал Ваня.
— Напиши в заявлении, что ты опытник-садовод, вернулся в родной город и хочешь работать по выведению новых сортов фруктовых деревьев. Напиши, что обещаешь восстановить кружок юных мичуринцев в школе и продолжать с ними занятия….
— Вы меня узнали, Николай Павлович? — смущенно сказал Ваня.
— Ну, ясно, узнал. Здравствуй!
Они крепко пожали друг другу руки.
Посетители нервничали. В комнате председателя больше часа сидел юноша. Нетерпеливее всех была учительница, из колхоза «Путь Ильича». Она поминутно смотрела на часы и возмущалась.