«…главные герои большинства этих случаев, как правило, успешны. Пусть они не миллиардеры и не акулы индустрии, но им удалось стать редакторами, профессорами, авторами с публикациями или даже просто студентами конкурентоспособных университетов»[256].
На первоочередное достижение ресентиментного реванша нацелены и все современные неорелигиозные («новопуританские») практики: жёсткое подавление инакомыслия; шумные кампании сетевой травли «грешников», «еретиков» или просто «неправильно мыслящих индивидуумов»; ритуальные человеческие жертвоприношения, когда на алтарь новой социальной справедливости приносятся «особо жирные» вероотступники из числа «социально сильных». Как правило, это – «звёзды», то есть те самые self-made men & women, которые ещё недавно, в соответствии с классической либеральной философией, являлись для всех остальных социальными маяками и примерами для подражания.
Этот пир ресентиментного духа в конечном счёте даёт его участникам паллиативное, хотя и фальшивое, ощущение своей первосортности – в мире, «где последние станут первыми, а первые – последними». И хотя «нечистая совесть», о которой упоминал Ницше, описывая феномен рабской морали, и не приносит счастья, заставляя искать всё новых и новых «козлов отпущения» своих собственных грехов, но паллиативное утоление боли, рождённой сознанием каждым из «атомов толпы» своей социальной ничтожности, – в результате таких коллективных действий всё же наступает.
На фоне институционально развившихся в обществе неототалитарных интенций стремление государственной власти в либерально-демократических странах осуществлять «встречное» движение, расширяя арсенал патерналистских форм контроля за отдельными людьми и обществом в целом, выглядит в этой связи как скорее вторичное.
Вероятно, по этой причине данные тренды в деятельности правительств либо вообще не встречают со стороны общества активного отпора (как, например, в случае с политикой так называемого принудительного превентивного предупреждения преступлений[257]), либо провоцируют протесты, которые в итоге лишь частично корректируют политику нео-авторитарного контроля власти над социумом (как в уже упомянутой выше истории с «делом Сноудена»), но не ликвидируют её как уже утвердившийся социально-политический институт.
Религиозно-фундаменталистская по духу и телесно-центрированная по сути природа ново-тоталитарного дискурса об общественной безопасности, стремящегося превратить существование человека в непрерывную цепь материальных жертвоприношений и телесно-физических ограничений, запретов и предписаний во имя спасения жизни «ныне, присно и вовеки веков», особенно хорошо заметна на примере третьего из рассматриваемых тематических блоков – экологического.
Безопасность в сфере экологии
Безопасность в сфере экологии представляет собой бесконечно длинный, ветвящийся и внутренне переплетающийся и пересекающийся, подобно кроне огромного дерева, список правил «экологичного» поведения, основанных не только на очевидных или научно обоснованных соображениях, но зачастую на неких априорных убеждениях, по сути верованиях.
Как будет показано ниже, именно дискурс об экологической безопасности является по факту сердцевиной ново-тоталитарной религии. Ключевые термины эко-дискурса – экологичность, токсичность и некоторые другие, а равно пространственно-безопасностный подход к проблематике в целом – прочно вошли в словари рассмотренных выше новой этики, а также борьбы за общественную безопасность в сфере медицины и санитарии.
Причина центральной роли, которую занимает в структуре новототалитарной «святой троичности» именно экология, – очевидна. Дело в том, что именно она позволяет пронизать поведение человека ежесекундной всеобъемлющей регламентацией. Если, допустим, профилактика пандемии требует лишь совершения некоторых конкретных общественно спасительных действий, а профилактика социального угнетения запрещает совершать также лишь некоторые конкретные общественно пагубные поступки, то профилактика нанесения вреда окружающей среде предполагает непрерывное, «24 х 7» самотестирование человека на предмет экологичности или, напротив, неэкологичности («токсичности») его повседневного поведения. Таким образом, именно эко-дискурс оказывается максимально близким по духу и сути к религиозному фундаментализму, цель которого – полностью подчинить поведение человека некой единственно верной, притом очень жёсткой, требующей множественных запретов и самоограничений, модели.
Декларированная цель глобального экологического дискурса – осуществление целого комплекса радикальных трансформаций в сфере производства и потребления, призванных спасти планету от комплексной экологической катастрофы:
– глобального потепления;
– разрастания озоновых дыр;
– исчерпания невосполнимых ресурсов;
– загрязнения мирового океана и природы в целом;
– жестокого обращения с животными, etc.
Как и во всех предшествовавших разделах, в данном случае речь пойдёт не о сущностном анализе тех или иных экологических проблем, а равно не о предлагаемых способах их решения. Настоящий текст посвящён исключительно выявлению в рамках современных дискурсов – в данном случае экологического – ново-тоталитарных трендов, связанных с отходом социума от классической для Запада либеральной парадигмы, основанной на декларированном приоритете прав и свобод человека, и перемещением ценностного центра тяжести на вопросы общественной безопасности, в основе которой – запреты и предписания тех или иных видов.
Но прежде, чем попытаться проанализировать экологический дискурс с этой точки зрения, всё же необходимо дать сжатый (хотя, безусловно, далеко не исчерпывающий) обзор базовых структурных элементов современной мировой экологической повестки.
1. Борьба с изменением климата означает радикальную минимизацию «углеродного следа», создающего, по мнению эко-активистов, так называемый парниковый эффект, ведущий к неуклонному повышению среднегодовой температуры на планете, чреватому, в свою очередь, таяньем ледников, гибелью значительной части природы и затоплением многих населённых территорий. Эта борьба включает следующие масштабные шаги:
– во-первых: декарбонизация энергетики (сворачивание добычи угля и закрытие углеродных электростанций, введение углеродного налога и т. д.);
– во-вторых, дотационный и связанный со значительным ростом тарифов переход на «зелёную энергетику» (ветряки, солнечные батареи, ГЭС);
– в-третьих, отказ от автомобилей с двигателями внутреннего сгорания (ДВС) и переход на электромобили, а также планово-принудительная минимизация использования углеродно-энергозатратного транспорта (вроде самолётов и кораблей);
– в-четвёртых, планово-принудительное сокращение животноводства с массовым переходом людей на веганскую либо «насекомую» диету, etc.
2. Борьба за переход на возобновляемые источники энергии.
Основной своей частью эта борьба встроена в концепцию «зелёной энергетики» (вода, ветер, солнце), однако частично торпедирует её, т. к. предполагает сжигание оставляющего углеродный след «биотоплива», то есть древесины и иной органики.
3. Борьба с загрязнением окружающей среды. В контексте актуального эко-дискурса это означает:
– во-первых, максимальный отказ от пластика;
– во-вторых, переход на многоразовые и биоразлагаемые эко-товары;
– в-третьих, организацию раздельного сбора и переработки мусора;
– в-четвёртых, отказ от атомной энергетики, хотя и самой дешёвой и не оставляющей углеродного следа, но считающейся, в силу ряда своих особенностей (угрозы катастроф и выбросов радиоактивных материалов, необходимости где-то захоранивать радиоактивные отходы и др.), экологически опасной;
– в-пятых, – это касается прежде всего экономически развитых стран, – сюда же следует отнести (уже упомянутые выше в связи с борьбой против углеродного следа) планы по отказу от производства автомобилей с ДВС и переходу на электромобили (европейские чиновники планируют полностью остановить производство машин с ДВС к 2030 г., а к 2050 г. – практически истребить их остатки[258]).
4. Борьба за «осознанное», или «разумное» потребление, включающее этичность и экологичность во всех потребительских сферах. В частности, предписывает последовательный переход на био- и эко-продукты, то есть выращенные «без химии» и генной модификации, исключительно естественно-«дедовским» способом. Рекомендует самоограничение в потреблении в целом: не покупать товар, если похожий уже есть; приобретать вещи в секонд-хендах, дабы не стимулировать производителей; обмениваться предметами обихода с друзьями; еды покупать ровно столько, сколько нужно, чтобы ничего не пришлось выкидывать; по возможности покупать локальную еду с небольшим эко-следом от логистики; использовать весь продукт, сводя пищевые отходы к минимуму, и т. п.
Как ясно следует из приведённого перечня, борьба за экологическую безопасность представляет собой, во-первых, комплекс обременений свободной рыночной экономики, призванных скорректировать экологически вредные последствия её деятельности, а во-вторых, жёсткие и всеобъемлющие ограничения свободы потребления. Все перечисленные линии борьбы связаны с запретительно-поощрительными административными мерами и просветительно-агитационным воздействием на общество в целом, включая как производителей, так и потребителей. Таким образом, имеется в виду планомерное ограничение свободы производства и потребления неким «осознан