, а заодно и родителей.
На протяжении сентября 2021 г. экс-сотрудница Facebook Фрэнсис Хауген сперва анонимно, а затем открыто выступила с серией обвинений в адрес корпорации, уличив её, в числе прочего, в неспособности и, главное, нежелании – в угоду росту вовлечённости аудитории – бороться с дезинформацией, агрессией и другим «негативным» контентом[454].
Фрэнсис Хауген
Помимо этого, Хауген инкриминировала компании по сути политическое вредительство, заявив, что Facebook сперва лишил приоритета политический контент в своей новостной ленте, но через несколько недель вернул его на прежнее место, поскольку деполитизация новостной ленты привела к сокращению вовлечённости аудитории и потере прибыли. Именно это, по мнению Фрэнсис Хауген, повлекло за собой захват Капитолия сторонниками Д. Трампа 6 января 2021 г.[455]. Следует особо подчеркнуть, что данное – чисто цензурно-политическое по своему характеру обвинение в адрес крупнейшей интернет-сети – раздалось не со стороны государственного института или заинтересованной политической структуры, но со стороны гражданского активиста, выступающего от имени общества в целом.
Обвинения и разоблачения Ф. Хауген вызвали живейший интерес не только со стороны общественности, но и со стороны высших государственных институтов США. Хауген была приглашена для выступления в Сенат США, где, беседуя 5 октября с сенаторами, заявила о том, что корпорация Facebook стремилась к увеличению доходов, будучи при этом бесцеремонной в отношении безопасности потребителей. А также упомянула, что Fb сделал слишком мало, чтобы предотвратить использование своей платформы людьми, планирующими насилие[456]. Поясняя мотивы своих действий, Хауген сообщила, что изначально пришла в Facebook, дабы сделать его «менее токсичным», но ушла, когда поняла, что компания идёт не тем путём, а она как сотрудник не может повлиять на решения руководства, благодаря которым Fb не только продолжает разжигать ненависть и делает несчастными неуверенных в себе подрост-ков, но и «ослабляет демократию»[457].
Сенаторы в массе встали на сторону Ф. Хауген, назвав её героиней и пообещав защитить от любых нападок со стороны бывшего работодателя. Сама Хауген, выступая в Сенате, предложила усилить контроль над компанией Facebook и создать с этой целью госорган, который бы регулировал деятельность соцсетей[458].
На стороне Хауген, фактически призвавшей «отменить» Первую поправку Конституции США (где, как известно, говорится о недопустимости принятия законов, ограничивающих свободу слова и печати[459]) выступили не только законодатели, но и крупнейшие медиа. В частности, журнал Time разместил на своей обложке фотографию главы Facebook Марка Цукерберга в виде вопроса, стилизованного под интерфейс айфона: «Удалить ”Фейсбук?“», сопроводив его двумя де-факто идентичными вариантами ответа: «отменить» (cancel) и «удалить» (delete)[460].
Комментарий журнала подчёркивал, что речь идёт о давно назревшей в обществе потребности в законодательном ограничении свободы слова и обмена информацией в Сети:
«Независимо от будущего курса Fb, очевидно, что внутри страны назревает недовольство. Утечка документов, осуществлённая Хауген, и её показания уже вызвали необходимость более строгого регулирования и повышения уровня публичных дебатов о влиянии социальных сетей»[461].
Но самое примечательное – в том, что Марк Цукерберг, хотя и отверг конкретные обвинения своей бывшей сотрудницы, горячо поддержал идею государственного регулирования – фактически цензурирования – интернета, о чём он, как выяснилось, говорил и ранее. Обозреватель Forbes заметила в этой связи:
«Представители Facebook[462]согласны, что интернет нуждается в регулировании, и заявили, что Конгрессу пора действовать. Марк Цукерберг призывает к усилению регулирования интернета ещё с 2019 года. Вероятно, одним из последствий нынешней кампании может стать появление дополнительных мер регулирования. Опрошенные The Guardian эксперты уверены, что выступление Хауген может стать последней каплей, которая подтолкнёт Конгресс к реальным мерам в отношении Facebook» [463].
Сенаторы, однако, не поверили в искренность заявлений Цукерберга о необходимости усиления государственного регулирования интернета и предложили не ослабевать натиск на его компанию:
«Неспособность Facebook признать и действовать подтверждает его моральную несостоятельность… Если они не приступят к действиям, Конгрессу придётся вмешаться», — заявил, в частности, сенатор Ричард Блументал[464].
Помимо общественной вредоносности контента, Facebook также был вновь обвинён (первый раз Цукерберг отвечал на вопросы Сената в этой связи ещё в 2018 г.[465]) в принятии решений в обход правил, защищающих безопасность и конфиденциальность пользователей (подробнее об этой неврозогенной грани пространства Сети – ниже).
Как видно из сказанного, в США и других западных странах сформировался своего рода общественно-политический консенсус по вопросу о необходимости, помимо традиционного судебно-правового, более жёсткого и непосредственного государственного регулирования – фактически цензурирования – интернета в интересах общественной безопасности.
В этой связи проблема политической цензуры Сети со стороны органов государственной власти, ещё недавно казавшаяся центральной (авторитарные государства, как правило, стремятся ограничивать социальные сети в одностороннем порядке[466], демократические – по согласованию с их руководством[467]), по факту становится лишь составной частью более глобального сюжета – об утрате доверия к Сети как пространству неограниченной свободы слова и обмена информацией со стороны самого общества и о фактическом неототалитарном массово-консенсусном запросе, – хотя формально об этом речь и не идёт, – на сетевую государственную цензуру. Причём в первую очередь – в либерально-демократических странах.
Удар 3. Диффамационный
Оборотной стороной абсолютной доступности каждого человека к Сети стала столь же абсолютная доступность Сети – к каждому человеку.
И Сеть не замедлила дать понять этому «каждому человеку», кто именно в этой взаимно доступной паре – всевластный хозяин, то есть субъект, а кто – всего лишь бесправный пользователь, сиречь – объект.
Несмотря на все попытки Homo Interneticus почувствовать свою субъектность – через создание своих страниц, аккаунтов, публикацию постов, участие в интернет-опросах и прочую сетевую активность, – ощущение сетевым человеком своей унизительной объектности и полной подконтрольности в итоге лишь нарастает. Любой интернет-пользователь, регулярно выходящий онлайн, ежесекундно чувствует себя под невидимым присмотром тысячеглазого «Телескрина», отслеживающего его активность, следящего за его интересами и предпочтениями, наказывающего его за несоблюдение правил, установленных без какого-либо участия самого пользователя и на которые он не в силах повлиять.
Но самое страшное в этом ощущении «объектной обнулённости» (о котором подробнее ещё будет сказано далее) – липкое чувство беззащитности перед угрозой прямой и адресной агрессии со стороны интернета, которая кажется возможной в любой момент, притом независимо даже от того, находишься ты онлайн или нет.
Речь о возможности мгновенного распространения в Сети любой компрометирующей человека конфиденциальной информации о нём – как ложной, так и – что порой бывает ещё тяжелее – полностью либо частично достоверной. В том числе распространения анонимного и безответственного:
«Уже лет десять [т. е. с середины “нулевых”, – Д. К.] как мы живём в эпоху информационных рисков. В горячем пространстве, которое сканируется камерами слежения, смартфонами, джипиэсами. Маленькие братья следят за нами. Шагу не ступить. Фотки, мейлы и смс хранятся в цифровой памяти долго, они не вянут. Они как раз набирают соки – с тем чтобы потом как-нибудь взорваться токсичными семенами»[468].
Тот бессмертно воспетый Доном Базилио сравнительно долгий путь, который некогда проходила клевета, прежде чем из «порхающего ветерочка» превратиться в «разрывающуюся бомбу», в интернете сокращается до нескольких минут, в течение которых единичный слив преобразуется в десятки, сотни, тысячи и миллионы (в зависимости от степени публичности персоны) репостов. А последствия при этом наступают ровно те же:
«Тот же, кто был цель гоненья, / претерпев все униженья, / погибает в общем мненье, / поражённый клеветой, / да, клеветой»[469].
По сути каждый человек в эпоху Сети оказывается в положении потенциального всеобщего посмешища-изгоя-еретика, чьяпечальная участь имеет, конечно шанс со временем смягчиться, но лишь по причине постинформационного перенасыщения, в котором забывается либо «смутно вспоминается» практически всё, включая куда более важное, чем компромат на какую-то персону, – правда, лишь в том случае, если кто-то не окажется заинтересован в регулярном подмазывании «сетевым дёгтем» ворот обесчещенного бедолаги. В последнем случае позор будет длиться бесконечно.