И то, что – чисто теоретически – существуют способы удаления компромата из Сети[470], мало что меняет по существу, ибо слово, как известно, не воробей. Тем более, если оно вылетело одномоментно из множества «форточек». Вот как об этом пишет журналист и писатель Александр Беляков:
«Вообще разрушить репутацию можно за день. И для этого даже не нужно фоток из борделя. Это делается одной фразой. Допустим, какой-то злодей пишет у меня в комментах: “А помнишь, как ты развлекался с мальчиками в Таиланде?” Упс. Я, конечно, пакостный коммент стираю. Но тут уже в других лентах зарождается весёленький скандал: “А что это за история с Беляковым в Таиланде?”
Понимаю: дело худо, начинаю объяснять. Оправдываться. Послушайте, я никогда в Таиланде не был, это раз… А из зала мне кричат: “Не, ты про мальчиков давай подробности!” Тут я сатанею: какие на фиг мальчики? Я два раза был женат, у меня трое детей… Но поздно: я в сетях, не выпутаться. А из зала подзуживают: “Был женат? Был? Хо-хо! А сейчас что? А?” И примерно часа через полтора я обнаруживаю, что стою, как иудейский грешник, посреди Манежной площади, а надо мной свершается безжалостная казнь. И от камней уже не увернуться, толпа только пуще заводится. Очень простая технология. <…>
Информационный риск состоит и в том, что вы зависите от лишней рюмки текилы, которую выпил кто-то из ваших френдов. Глянул он вечером пьяным глазом в социальную сеть, увидел ваш пост, допустим, о пушистых белочках. И вдруг взбеленился. Текила в голову ударила. “Ах, пушистое настроение у него? Ну-ну!” И – клац-клац! – настрочил гадость. И подхватили гадость другие и понесли её по веткам, как очумевшие белки. Или написал правду, которая известна только самым близким. Вытащил ваш скелет из шкафа. И те же адские белочки растащили скелет по косточкам и понесли по веточкам.
Наутро френд принял душ, заглянул в сеть, увидел, что натворил, охнул. Стёр. Удалил. Но поздно. Косточки уже гремят на ветру. Френд может даже извиниться публично, сказать, что ошибся, бес попутал. Но кому интересны трезвые извинения? Никто уже и не слушает. Поздно»[471].
Александр Беляков
Словом, никакого способа поймать «воробья сетевой диффамации» и «сделать бывшее не бывшим» по факту не существует – точно так же, как не было средства защитить честь и жизнь несчастной еретички с одного из самых страшных офортов Франсиско Гойя.
Но с особым, так сказать, цинизмом, сетевая свобода бьёт по человеку, а рикошетом – и по его вере в благотворность либерализма как такового, – когда сперва соблазняет возможностью вполне законной публичной само-репрезентации, а потом губит, превращая его наивно-индивидуалистическую сетевую свободу – в неустранимые компроматные кандалы. Речь о массово распространившемся среди работодателей проведении кадровой политики на основе обязательного изучения сетевой активности своих сотрудников и кандидатов на занятие тех или иных должностей.
Франсиско Гойя. Не было никакого средства [правовой защиты] (1799)
Именно с этим связан резкий рост увольнений после публикаций людьми в социальных сетях той или иной информации о себе. Кроме того, «как отмечают рекрутинговые компании, учитывая накопленный опыт, теперь работодатели могут отсекать ряд соискателей, чьи страницы не прошли проверку, ещё на этапе найма»[472].
Как следствие – миллионы пользователей почувствовали себя в пространстве Глобальной сети ещё более беззащитными и несвободными, и стали подвергать размещаемый там контент дополнительной самоцензуре, отказываясь от свободы слова и мнений, так сказать, в добровольно-принудительном порядке:
«Как выяснили эксперты SuperJob, в 2020 году россияне стали более осмотрительными на фоне регулярных скандалов из-за компромата, найденного в социальных сетях. “Всё больше россиян публикуют посты, лайкают и комментируют в Сети, принимая во внимание возможность просмотра страниц работодателем: 37 % девять лет назад и 46 % – сейчас, – отмечается в исследовании“»[473].
И можно было бы, конечно, обвинить во всём античеловеческий капитализм и бюрократизм и повести борьбу против такого тоталитарного по духу менеджмента, если бы не одно «но»: частные компании, а равно государственные структуры ведут себя таким образом не по причине своей обезличивающей антигуманной природы, а в первую очередь из-за страха перед той же самой Сетью, способной в одночасье похоронить доброе имя не только отдельно взятого человека, но и (как это было показано выше на примере той же мега-корпорации Facebook[474]) любой общественной институции. Судебный юрист Юрий Капштык поясняет в этой связи:
«Люди пишут, не думая о последствиях, и надеются, что приобретут популярность и спровоцируют некую дискуссию. На деле всё приводит к обратному эффекту. Публикация определённой информации может быть направлена на формирование негативного имиджа компании и понижение её конкурентоспособности. Какой руководитель будет такое терпеть?»[475].
Разумеется, речь в этом случае идёт не только о коммерческих структурах:
«Как поясняли в пресс-службе МВД, 13 марта [2020 г. – Д. К.] в управлении безопасности ведомства наткнулись на фотографию, на которой Горнеев и Пурышева позируют и улыбаются на фоне мёртвых тел в московском морге № 67. По мнению руководства ведомства, этот проступок опорочил честь сотрудников органов внутренних дел»[476].
Порой людей увольняют за сетевые публикации, которые вообще никак не связаны с их профессиональной деятельностью. Так, в ноябре 2019 г. из школы № 579 в Приморском районе Санкт-Петербурга уволили 25-летнюю учительницу истории за слишком откровенные высказывания в соцсетях, «где она не стеснялась употреблять матерные выражения, а также рассказывала о своих алкогольных и сексуальных похождениях. ”Настроение пить пиво и *** под новый альбом раммштайна“, – писала она в мае 2019 года (орфография автора сохранена)»[477].
Повторяю, важно в очередной раз не ответить на вопрос о том, правильно или неправильно поступают люди, создавая подобного рода сетевые публикации, или их начальники, подвергающие их за это служебным репрессиям. Важно подчеркнуть, что именно эпоха вполне правовой и формально безграничной «сетевой свободы» в реальности обернулась прямо противоположным – превращением человека в более подконтрольное, несвободное и беззащитное существо.
Иными словами, если раньше в «дворцах с прозрачными стенами» жили только «короли» (то есть разного рода селебрити), для которых это было своего рода неизбежным обременением к их первенствующему социальному статусу, то теперь, в эпоху по сути беспредельной сетевой свободы, в положении «голых королей» оказались «простые смертные». С той лишь поправкой, что если ранее для «звёзд» практически никакой скандал не мог быть чреват потерей их социального статуса, то ныне для «простых смертных» (как, впрочем, и для представителей «элит») он зачастую приравнивается к «волчьему билету» и грозит утратой занимаемой социальной ниши.
Да, конечно, всегда «можно обратиться в суд, который назначит лингвистическую экспертизу – там проверят содержание высказываний и уже вынесут решение. Если человек просто через свой пост, например, выразил своё политическое убеждение – всё без оскорбления, без порочащих сведений – то суд скорее всего встанет на его сторону. <…> В таком случае работодатель вынужден будет восстановить человека на должность, так ещё и оплатить ему вынужденный прогул, – иногда он может растянуться и на год, и на два из-за разбирательств»[478]. Но это вряд ли стоит расценивать как серьёзный аргумент в пользу того, что в сложившейся ситуации можно по-прежнему не делать оглядки на то, что каждое твоё слово и фото в Сети может вернуться к тебе же опасным бумерангом.
Страх того, что кто-то – притом не имеет значения, кто, «спецслужбы», «изготовители гаджетов», «владельцы сетей», «работодатели» или просто «злые хакеры», а равно неважно – законно или незаконно – может вторгнуться через Сеть в твою личную жизнь и причинить тебе вред, рождает институциональный страх перед собственным компьютером. Хотя он называется «персональным», но по факту оказывается не столько личной собственностью пользователя, сколько одним из бесконечных «терминалов Сети», мириад щупальцев гигантского и всеохватного «паука-осьминога». Аналогичный, близкий к мистическому страх возникает у многих владельцев мобильных телефонов, имеющих выход в Глобальную сеть.
Происходят серьёзные обсуждения вопроса о том, надо ли, например, заклеивать камеру на ноутбуке. И выясняется, что это – лишь вершина айсберга беззащитности человека перед сетевой экспансией и агрессией:
«…если уж говорить серьёзно, каждому владельцу электронного гаджета грозит опасность. Реальная. И проблема гораздо шире, чем втайне наблюдающий за вами глаз ноутбука»[479].
Как отмечает в этой связи антивирусный эксперт «Лаборатории Касперского» Алексей Маланов, «заклеивание камеры вас обезопасит. Но частично. Потому что микрофон вы же не заклеиваете. А он также доступен для подключения чужакам, как камера. <…> Да и, кстати, заклеенная камера – не 100-процентная защита. Вы же открываете её для общения в том же чате. И в этот момент к ней легко можно подключиться. <…> сегодня вполне возможно купить или получить в подарок вредоносный USB-провод. Или подключиться хорошим проводом к неправильной зарядке. При этом провод или зарядка будут действовать как клавиатура с удалённым управлением.