В результате появления в интернете такого изобилия новых голосов и шума, который они будут производить, потребуется точнее определить само понятие «диссидент». В конце концов, диссидентом может называться не каждый, кто выражает в интернете свое мнение: так делают практически все, кто имеет к нему доступ. Лидерами следующей волны диссидентского движения станут лишь люди, способные вести за собой других и с помощью краудсорсинга обеспечивать себе поддержку в сети, имеющие навыки использования цифровых инструментов продвижения и, что самое главное, готовые подвергнуть себя физической опасности. Активность исключительно в сети, особенно удаленная или анонимная, снижает привлекательность диссидента в глазах потенциальных последователей, поэтому истинные лидеры будут рисковать в реальной жизни в отличие от их виртуальных сторонников. Так что больше шансов остаться позади окажется не у тех, кто плохо знаком с механизмами проведения конституционных реформ, строительства общественных институтов и государственного управления, а у тех, кто не обладает техническими навыками других активистов: таким людям труднее возглавить виртуальную толпу и сравниться с другими, молодыми лидерами (молодежь может просто не понять истинную значимость их опыта).
Как отмечалось, будущие революционные движения окажутся транснациональными и более массовыми, чем многие (хотя и не все) революции прошлого, выходя далеко за пределы традиционных национальных, этнических, языковых, половых и религиозных границ. Во время нашей поездки в Тунис в 2011 году мы встретились с активистами «жасминовой революции» – это было примерно через год после их успешного выступления. На наш вопрос о том, почему их революция вызвала настоящую цепную реакцию восстаний, они вначале упомянули об одинаковых проблемах, ставших их первопричиной, а затем рассказали о региональной сети контактов. Оказалось, что им легко удается налаживать отношения с любыми иностранцами, говорящими по-арабски и живущими на Ближнем Востоке, причем не только благодаря общности языка и культуры, но и потому, что часто у них есть общие друзья. Обширные социальные контакты, возникшие еще до начала революции, активизировали и ускорили распространение революционных настроений по региону, позволили обмениваться стратегиями и инструментами, обеспечивать финансовую и моральную поддержку.
Однако даже у этих крупных сетей существовали пределы, соответствующие границам арабского мира. В будущем все изменится. Благодаря продвинутым программам-переводчикам, способным учитывать региональные особенности языков и переводить в режиме реального времени, говорящий по-арабски активист из Марокко сможет координировать действия другого активиста, скажем, в Бангкоке, не знающего никакого иного языка, кроме тайского. Инновационные голосовые переводчики, интерфейсы управления жестами и в конечном счете голографические проекции позволят сформировать виртуальные сети гораздо более обширные, чем существующие. У разных народов невероятно много общих культурных черт, плохо изученных из-за языкового барьера и связанных с этим проблем коммуникации. В ходе будущих революций благодаря, казалось бы, почти случайным связям между находящимися очень далеко друг от друга сообществами и отдельными пользователями будут возможны обмен знаниями, аутсорсинг некоторых задач и новые неожиданные способы распространения идей.
Кому-то телекоммуникационные технологии позволят участвовать в борьбе, не подвергая себя риску, и чувствовать себя активистом, не прилагая особых усилий. Ведь сделать ретвит антиправительственного лозунга или поделиться видеороликом о жестоких действиях полиции, находясь в безопасности, довольно легко, особенно по сравнению с риском, на который шел тот, кто его снимал. Даже не участвующие непосредственно в оппозиционном движении люди могут испытать ощущение всемогущества, делая хоть что-то, и онлайн-платформы предоставляют им возможность подключиться и почувствовать свою ценность – пусть то, что они делают, мало на что влияет. Впрочем, если для жителей стран, власти которых обладают определенными техническими навыками, и есть шанс быть пойманными, виртуальная храбрость практически не несет никаких рисков.
Внести значительный вклад в какую-либо кампанию в другой части света может любой тинейджер из Чикаго или Токио. После того как режимом Мубарака была отрезана связь Египта с внешним миром, многие наблюдатели в поисках достоверной информации переключились на аккаунт в Twitter, созданный старшекурсником из Лос-Анджелеса Джоном Скоттом-Рэйлтоном, который размещал там последние известия, полученные из египетских источников по телефону. Некоторое время его аккаунт @Jan25voices был основным источником информации о восстании, несмотря на то что он не был журналистом и не говорил свободно по-арабски. Однако, хотя Скотт-Рэйлтон и смог привлечь к своим твитам некоторое внимание общественности, возможности таких людей ограниченны. В любом случае влиятельными фигурами им не стать.
Более показателен пример Энди Карвина. Он курировал один из самых заметных источников информации о египетской и ливийской революциях с десятками тысяч подписчиков, в том числе огромным количеством журналистов. Последние знали, что Карвин придерживается профессиональных журналистских стандартов, и поэтому его твиты и ретвиты содержат только достоверные сведения. Он стал чрезвычайно авторитетным источником, отбирая и проверяя всю поступавшую к нему информацию.
Тем не менее, сколь бы талантливыми ни были люди, подобные Энди Карвину и Джону Скотту-Рэйлтону, тяжелая работа революции делается «на земле», жителями страны, которые готовы выйти на улицу. Вы не сможете взять штурмом здание министерства внутренних дел при помощи мобильного телефона.
А вот инструменты, которые позволяют проявлять виртуальную храбрость, будут влиять и на поведение протестующих на улицах. Благодаря глобальным социальным сетям потенциальные активисты и диссиденты могут поверить в то, что их многие поддерживают, независимо от того, так ли это. Иногда организации переоценивают степень своей онлайн-поддержки и в результате пренебрегают другими возможностями, которые действительно обеспечили бы им преимущество (скажем, переманивание в свой лагерь видных представителей правящего режима). Наличие большой виртуальной сети последователей может подвигнуть какую-нибудь оппозиционную группу пойти на больший риск, причем не в самый удачный момент. И вот ее руководители, преисполненные уверенности и окрыленные успехом в виртуальном мире, уже развязывают кампанию, плохо подготовленную и обреченную на поражение – неизбежное следствие пренебрежения контрольными механизмами революционных движений. И до тех пор, пока оппозиционеры не научатся эффективно использовать «виртуальное» воодушевление как лидеров, так и их последователей, такая тенденция сохранится.
Скорее всего, возросшая информированность общества о революциях и кампаниях протеста во всем мире приведет к возникновению культуры революционных «помощников». Их будет много: и полезных, и не очень, и даже откровенно опасных. Мы увидим талантливых инженеров, которые разрабатывают приложения и средства защиты для диссидентов, и успешных интернет-агрегаторов, которые используют голоса множества людей для давления на власть и привлечения внимания к своим требованиям. Обязательно появятся те, кто разрабатывает специализированные телефоны для дальнейшего тайного ввоза в страну, охваченную протестами. Такие телефоны, благодаря предустановленным секретным приложениям, позволят пользователям размещать информацию (тексты, фотографии, видео), не оставляя никаких следов в памяти устройства. А если не будет следов, телефон не сможет стать уликой, попав в руки агентов спецслужб.
А еще мы увидим волну «революционеров-туристов» – людей, весь день прочесывающих интернет в поисках каких-нибудь протестных онлайн-кампаний и готовых присоединиться к ним просто для того, чтобы пощекотать себе нервы. Такие участники помогают движению набирать ход, поскольку распространяют информацию о нем. Однако если их не контролировать и не отфильтровывать, они способны исказить истинные масштабы поддержки и навредить тем, кто организует практическую работу и рискует по-настоящему. Ключевым для действительно эффективных лидеров оппозиции, понимающих, как много требуется для проведения успешной революции, станет вопрос: как привлекать новых сторонников, не теряя контроля над их качественным составом и эффективно управляя ожиданиями?
…Но труднее закончить
Стремительное распространение революционных движений в странах, недавно получивших доступ к интернету, в конечном счете окажется не столь опасным для их властей, как предсказывают некоторые наблюдатели. Ведь несмотря на то, что с развитием телекоммуникационных технологий баланс силы действительно смещается в пользу граждан, помогая революции, существуют критически важные факторы перемен, над которыми технические средства не властны. И главный из них – появление первоклассных лидеров, то есть людей, способных провести оппозицию сквозь трудные времена, вести переговоры с властями в случае их готовности начать реформы или бороться за власть, победить и дать людям то, что они хотят, после бегства диктатора. Если человек не обладает чертами, необходимыми для управления государством, то ему не помогут никакие технологии.
В последние годы мы видели, что множество молодых людей, «вооруженных» всего лишь мобильными телефонами, могут стремительно разжигать революции, бросая вызов десятилетиям авторитарного правления и тотального контроля, – а ведь прежде на это требовались годы. Теперь понятно, что высокотехнологичные платформы в умелых руках помогают свергать диктаторов. Но если учесть диапазон возможных последствий: жестокие репрессии, смену режима, гражданские войны, переход к демократии, – становится очевидным, что решают судьбы революций люди, а не инструменты, которые они используют. Когда на виртуальные площади выплеснутся онлайн-толпы, традиционные компоненты гражданского общества окажутся особенно важными: в то время как некоторые из новых участников революционного движения (вроде активистов-организаторов) проявят себя как адекватные и влиятельные фигуры, многие другие – мы уже говорили об этом – на протяжении всего процесса останутся всего лишь генераторами и усилителями шума.