«Интересно, те, внизу, уже съехали? — подумал Фаберовский, опуская раму. — Как-то не хочется мне с ними встречаться».
Он побрел вниз. Надо было найти умывальник, а потом нагреть воду, если остался какой-нибудь уголь. В холле он увидел Батчелора и Розмари, понуро сидящих на сундуке.
— Мы бы давно уже уехали, сэр, но дом заперт, а ключи у вас, — Батчелор встал.
— Я нагрела вам воды, чтобы вы могли умыться, — сказала Розмари. — Там на кухне на блюдечке половинка лимона. И заварен чай. Выпейте крепкого чаю, вам будет лучше.
— Ну что, Розмари, вставай, нам пора.
— Погодите, — сказал Фаберовский. — У вас уже есть место?
— Не беспокойтесь об этом, сэр. Мы как-нибудь не пропадем.
— Дело в том, что весь штат моей прислуги: дворецкий, повар, слуга-индус, ухаживавший за кальяном, семь горничных, постельничий, грум, обе кормилицы, нянька и мой персональный акушер утонули вместе с моим плавучим ломбардом. Могу предложить вам остаться у меня. Для начала на полгода.
— Вы кому предлагаете? Розмари? Или мне? Насколько я понимаю, сэр, ваши лошади тоже утонули?
— Вам обоим. Мне нужна горничная и помощник. Мой род деятельности вам известен. Мне нужен человек для охраны. Молчите? Ну, хорошо, я пошел за ключами.
— Погодите, сэр, — сказал Батчелор. — Должен вас предупредить, что Рози не умеет хорошо готовить. Тот гусь, которого вы, сэр, простите, съели ночью, его готовил я.
— Если вы думаете, что избавляете меня от иллюзий, то ошибаетесь: гусь мне так и не достался. Его съел Руфус. Но яичницу с беконом она сготовит?
— Думаю, что сготовит.
— Так мне идти за ключами?
Розмари покраснела, потом умоляюще взглянула на Батчелора.
— Что ж, сэр. За ключами идти придется все равно. Надо выпустить собаку. Она нажралась костей и ее надо срочно на улицу. Она все утро скулит тут под дверью.
— Сколько стоит годовая лицензия на пса? Семь с половиной шиллингов?! Матка Боска! Батчелор, возьмите ключи там у меня наверху. Только выпустите ее в сад, а не на улицу. И никогда, Батчелор, не перекрывайте на ночь главный вентиль.
— На кухне на каминной полке лежит письмо для вас, доставленное вчера днем с посыльным. Я хотел еще вечером вручить его вам. Но вы не пожелали спуститься к чаю.
— От кого оно?
— Не знаю, сэр.
Пока Батчелор ходил наверх за ключами, Фаберовский проследовал на кухню и взял конверт. Внутри было письмо от Брицке с приложенным к нему чеком на 25 фунтов.
«Вы сошли с ума! — писал немец. — Вы бы еще купили какой-нибудь из королевских доков вместе с докерами! Я предполагал видеть вас в маленьком домике, стоящем в глубине тенистого садика, а не в этом особняке, где вам не обойтись без многой прислуги. Как вы сможете быть уверенным в том, что среди них не окажется соглядатай?»
«Учи меня жить, учи, — проворчал про себя поляк, бросая письмо в тлеющий камин. — Сам мне предложение делал в присутствии официантов в итальянском ресторане».
— Банки открываются ведь только через два дня, Батчелор? Вот незадача. Мне нужно обналичить чек. Придется ехать в среду.
— Будем закладывать наш экипаж?
— Какой экипаж?!
— В каретном сарае стоит старый «кларенс». — Батчелор заметно оживился. — Он, конечно, несколько старомоден, с обитыми железом колесами, и грохочет при езде, думаю, безбожно, но если его слегка покрасить и покрыть лаком, будет как новый. А если сделать ему колеса на резине, то впору к королеве свататься.
— Еще гинея за экипаж в добавок к пятнадцати шиллингам за налог на мужскую прислугу. Брицке прав, я положительно сошел с ума. А запрягать мы кого будем? Лошадей ведь надо кормить, поить.
— А как часто, сэр, вы собираетесь совершать выезды?
— Собственный экипаж вообще не входил в мои планы.
— Тут рядом, сэр, казармы конной артиллерии.
— Ну и что с того? Вы предлагаете за кларенсом еще и пушку прицепить?
— Гы, — сказал Батчелор. — Это смешно, сэр. Давно я так не смеялся. В казармах можно купить лошадей, их там постоянно выбраковывают. Покупаем такого одра, на один-два дня его хватит, особенно если овсом накормить, а потом я сведу его к Барберу на Йорк-роуд на живодерню. Мы еще и в барышах останемся.
— Завтра мне надо будет ехать как раз в Уайтчепл. Если уж платить гинею налога на экипаж, то завтра экипаж был бы очень кстати.
Глава 4. Новый цирк
Тяжелый, запряженный тремя лошадьми коричневый омнибус, ходивший с левого берега Сены в Клиши, вывернул на Итальянский бульвар и, проехав два дома, остановился на углу с рю ле Пелетье против омнибусной конторы, у которой большая толпа ожидала встречный вагон. Здесь большая часть пассажиров сходила, чтобы в этот последний предновогодний день закупить игрушек и конфет для завтрашних визитов. Сошел тут с империала и Петр Иванович Рачковский.
Настроение у Петра Ивановича было положительно не праздничное, проклятое письмо, выкраденное из германского посольства, уже три недели отравляло ему жизнь. И чем дальше развивались события, тем письмо все больше беспокоило его. Пребывание великого князя Николая Николаевича в Париже требовало из предосторожности постоянного тайного присутствия при нем по крайней мере двух наблюдательных агентов одновременно, а провал Гурина в Женеве заставил Рачковского направить туда из Цюриха своего самого ценного из оставшихся внутренних агентов, Ландезена, чтобы не спускать глаз с Посудкина и Шульца. Индийский махараджа из письма, казавшийся бредом сумасшедшего, оказался вполне реальным и, похоже, весьма деятельным человеком. Старший советник русского посольства Гирс, у которого Рачковский иногда сиживал вечерами, рассказал, что в июле в посольство явился Далип Сингх, прежде проживавший в Англии на правах принца чуть ли не королевской крови, и в разговоре с советником Коцебу пожелал принять русское подданство, обещая со своей стороны предоставить Белому Царю восемь миллионов своих сторонников и еще четырнадцать миллионов других жителей в Пенджабе, чтобы поднять восстание против англичан. В сентябре он еще раз посетил Коцебу в посольстве, а в октябре, по сведениям Гирса, имел встречу с русским доктором Ционом, имевшим большие связи в Петербурге и в Москве. Рачковский даже выяснил, в какой гостинице проживал индийский принц, и собирался приставить к нему одного из французских филеров, когда из Женевы пришли сведения, заставившие его забыть на время о махарадже и, отрядив всех внешних агентов на охрану великого князя, самому ехать разыскивать Артерия Ивановича, которого он после дела с типографией в сердцах отослал с глаз долой.
Через префектуру он выяснил новый адрес Гурина, и даже заезжал к нему на квартиру, которую тот снимал в мансарде пятого этажа на рю Сиренн, но дома его не было, и консьержка сказала, что является он поздно, а слышала она его только один раз, когда он на второй день попросил ее готовить ему по вечерам и оставлять в комнате горловой эликсир на мятном зубном порошке с коньяком. С тех пор он совсем перестал говорить и лишь приветственно сипел, возвращаясь домой. То, где Артемия Ивановича можно найти днем, ему подсказал Гастон Кальметт из «Фигаро», который часто обедал вместе с коллегами-журналистами у «Тортони». Еще вчера вечером городским телеграфом Рачковский запросил у Кальметта, где именно можно найти Гурина, на что получил лаконичный ответ: «На Итальянском бульваре увидите сами». Скомканный голубой бланк пневмопочты с этим ответом до сих пор лежал в кармане пальто Петра Ивановича.
Бульвары, всегда монотонно размеченные остроконечными газетными киосками, превратились в огромную предновогоднюю ярмарку. Еще вчера в Париже шли ливни, а сегодня ударил небольшой морозец и засветило солнце. Казалось, весь ремесленный Париж целыми семьями выбрался сюда торговать по случаю Нового года блестящими игрушками, лакомствами, детскими книжками и цветными картинками.
Толпы праздных буржуа заполняли тротуары, ломились в дорогие кондитерские и глазели на шикарные витрины магазинов. Около лавок, проталкиваясь сквозь толпу, сновали и неистово голосили разносчики.
Ну и где же здесь искать Гурина?
Какой-то алжирский араб, увидев, что Петр Иванович мнется в нерешительности, налетел на него с криком «Les coqs! Les coqs africains poussant des cocoricos!» и стал пихать ему целый насест игрушечных петухов, которые кукарекали и хлопали крыльями, приводя в восторг ходившую по пятам за арабом толпу детей. Рачковский досадливо отмахнулся от торговца и направился к газетному киоску, в котором, среди бесчисленных газет и листов с гравюрами сидела пожилая дама. На вопрос, где здесь на бульваре можно найти необычного русского, она всплеснула руками в вязаных митенках.
— Monsieur Kobelkoff? Ваш «человек-туловище» празднует рождение своего пятого ребенка здесь на углу в кафе Риш. Это же надо — не имея ни рук, ни ног, и сделать пятого ребенка!
— Ну, для этого ни того, ни другого не надо, — сказал Рачковский. — Пардон, мадам, но мне, как бы это помягче сказать, нужен человек-задница.
Дама сразу поняла, о ком идет речь.
— Пройдите в сторону «Оперы», увидите большую толпу. Не думайте, мсье, что страшные звуки издает несчастный, раздавленный омнибусом. Это тот, кто вам нужен.
Толпу Петр Иванович увидел издалека. Звук, который оттуда донесся, был мало похож на крик раздавленного омнибусом, он походил скорее на рев подыхающего осла. К удивлению Рачковского, толпа возбужденно засмеялась. Толкаясь локтями и получая в ответ ощутимые толчки в бока, он протиснулся внутрь круга. В самом центре стоял Артемий Иванович. В шляпу перед ним обильно сыпались медяки.
— Дамы, мадамы, мусью и мамзели, а также их чады и домочады, — начал он по-новой свое представление. — Всего за два су вы сколько угодно раз можете прослушать последний вздох великой французской актрисы Сары Бернар! Дерньер супи де Сара Бернар! Чтобы это сделать, вам не надо дожидаться ее возвращения из пампасов Перу!
Артемий Иванович приложился к бутылке, стоявшей рядом со шляпой, промочил горло и внезапно со страшным хрипом, выпучивая глаза, завалился на спину, так что Петр Иванович даже схватился за сердце. Ножки Гурина дергались в агонии, пальцы скребли обледенелый асфальт, а на губах выступила розовая пена, пахнувшая божоле. Продолжалось это ровно минуту. По дружный смех толпы Артемий Иванович как ни в чем не бывало вскочил на ноги и ткнул пальцем в пожилого мсье в пальто с оторванной пуговицей.