стюардов, волочивших вниз по лестнице Барбура в глубоком обмороке. Он был мокр насквозь, и на лбу его наливалась сиреневым цветом большая шишка.
— Отнесите его к доктору! — распорядился старший стюард, которому наконец удалось отцепить пальцы миссис Стиринг от медных поручней и вручить ее мужу: растерявшийся бухгалтер умудрился надеть спасательный жилет задом наперед и лишь недоуменно пялился на супругу поверх высокого пробкового воротника, закрывавшего ему лицо.
— Леди и джентльмены, возвращайтесь обратно в каюты, ничего страшного не произошло.
Однако пассажиры не желали расходиться, продолжая стоять в колыхавшейся воде и переминаться на замерзающих ногах.
— Ну что вы все стоите! — воззвала Алиса Мур. — Дядюшка! И вы тоже! — она повернулась к Фаберовскому. — Поднимете же девушку и отнесите в каюту!
Фаберовский ухватил мисс Дуайер подмышки, Мактарк — за ноги, и они вдвоем попытались поднять из воды бесчувственное тело. Это оказалось не так просто: намокшие юбки и турнюр придали ему значительный вес, да и качка не способствовала подобным упражнениям. Мисс Мур направила им на помощь Крапперса, а на старшего стюарда накричала за то, что он до сих пор не позвал стюардесс.
Втроем все-таки удалось затащить Молли Дуайер в каюту и уложить на диван, после чего мисс Мур выставила мужчин в коридор, по которому с кормы уже поспешали три стюардессы в оранжевых резиновых сапогах.
— Где этот сопляк?! — Из дверей обеденного салона явился разъяренный Ашуэлл, размахивая тростью.
— Он в обмороке, — сказал Фаберовский. — Его отнесли к доктору.
— Я б ему сейчас показал обморок! Моя жена была испугана, а ей этого делать сейчас никак нельзя!
Явились пять мальчишек-стюардов со швабрами и лихо погнали воду к стокам. Пассажиры стали расходиться по каютам. Фаберовский тоже вернулся к себе, повесил спасательный жилет обратно на его место под потолком и стянул мокрые носки. В каюту заглянул стюард, молча поставил на раковину умывальника найденные в коридоре туфли и ловко выбрал воду шваброй.
Когда все угомонилось, промокшие ковры были снесены вниз на просушку, а пассажиры начали готовиться к обеду, в дверях каюты Фаберовского неожиданно появилась Молли Дуайер.
— Мисс Алисия Мур сказала, что это благодаря вам я не погибла, захлебнувшись соленой водой во время этого несчастного обморока. Я надеюсь, вы не откажете бедной девушке в ее просьбе и согласитесь посетить мою каюту и отпраздновать вместе со мной мое счастливое спасение: я заказала эконому бутылку шампанского. Ее сейчас принесут.
— Это сложно, мисс Дуайер, — сказал Фаберовский, откладывая книгу. — Ботинки, которые я высушил ночью, залило водой, а туфли так вообще уплыли в коридор. Хорошо хоть их отловил стюард.
— Ну, мистер Фаберовский, неужели это такая большая проблема? Я жду вас у себя.
— Холера ясная! — пробормотал Фаберовский про себя, доставая из чемодана сухие носки и влезая в них в мокрые туфли.
То, что он увидел в каюте американки, потрясло его. Все от пола до потолка было увешано кружевами. Это были отличные бельгийские и французские кружева, стоившие немало денег, из-за качки они колыхались из стороны в сторону.
— Мне так стыдно, мистер Фаберовский, — сказала Молли, перехватив его взгляд. — Они все вымокли, когда я упала в обморок. А мне неудобно отдать их на просушку.
— А! — поляк с облегчением забрал у нее из рук бутылку с шампанским, дипломатически оставаясь в открытых дверях. — Везете контрабандой в турнюре? То-то мы с таким трудом вас подняли. Ну, что тут у нас? «Мумм» с белой печатью. Ишь ты!
Пробка хлопнула в потолок и запуталась в кружевах.
— Скажите, мистер Фаберовский, а откуда вы так близко знаете мистера Ашуэлла? — спросила Молли, когда бокал опустел. — Он никого другого не звал смотреть свою дочь.
— Уже и про это известно…
— Миссис Мэй рассказывала об этом в дамском салоне.
— Я был партнером мистера Ашуэлла в одном очень важном деле.
— А почему вы путешествуете один?
— А с кем я должен путешествовать, по-вашему?
— С женою, с детьми. С невестой, на худой конец…
— А это что? Мистер Ашуэлл? — Фаберовский заметил разложенные для просушки на койке листы с карандашными рисунками. — Похож.
Молли Дуайер залилась краской и бросилась убирать рисунки в папку.
— А можно мне глянуть? — остановил ее поляк. — У вас определенно есть талант схватывать характерные черты.
Смущаясь, американка подала Фаберовскому папку.
— Это что за троица? Стюардессы, которые приводили вас в чувство? Ну чисто ведьмы из «Макбета!».
У Молли Дуайер действительно был талант, хотя она не всегда могла совладать с собой. Среди рисунков было два совершенно чудесных наброска подходившего тендера с пассажирами и почтой, сделанные в Куинстауне, и в то же время очень злой и потому неудачный рисунок, изображавший Алису Мур во время потопа в неприличном виде. Рядом был изображен Крапперс, похотливо пялившийся на нее с высунутым от вожделения языком. Еще одна картинка была сделана за завтраком. Горизонтальная черта поперек листа обозначала стол. Сверху от черты были изображены Мактарк и сам поляк. Двух отсутствовавших на завтраке — Барбура и Крапперса, — мисс Дуайер представила в виде бокала в младенческом чепчике и пустой бутылки с траурной лентой на горлышке. А под столом мисс Дуайер дала простор своей фантазии. Больше всех досталось Мактарку. Под длинными закругленными полами визитки у шотландца был нарисован короткий клетчатый килт, из-под которого торчали волосатые босые ноги в одних гетрах — точно такие же, как у его племянницы на предыдущем рисунке.
— Неужели я действительно такой надутый индюк? — улыбнулся Фаберовский.
— У меня просто плохо получилось.
— Отчего же! Замечательно получилось! Подарите этот рисунок мне, если не жалко.
— Я попозже надпишу его и подарю, — согласилась американка.
Еще один рисунок в папке изображал утреннюю дамскую очередь в ванную. Казалось, рисунок был сделан желчью, а не карандашом. На заднем плане был изображен Фаберовский, испуганно скрывающийся в цирюльне.
— А у вас еще есть рисунки? — спросил поляк, возвращая папку.
— Мне так стыдно, мистер Фаберовский, что я этим занимаюсь.
— Вы что, серьезно так считаете? Весь Лондон полон дам, воображающих о себе, что они художницы, которые тоннами изводят слоновую бумагу, краски, карандаши и китайскую тушь, не имея таланта ни на грош, а общество рукоплещет им.
— У меня с собой есть только несколько женевских набросков в новом альбоме, который я взяла с собой рисовать в дороге. А все свои рисунки и картины я оставила в Женеве у квартирной хозяйки.
— Вы рассчитываете вернуться туда?
— Мне бы хотелось, — сказала она, вытаскивая из чемодана альбом. — Мне в Старом Свете понравилось гораздо больше, чем у нас в Нью-Йорке.
— У вас там родственники?
— Нет.
— А в Нью-Йорке?
— Мой отец, известный скотопромышленник, утонул два года назад на озере Мичиган, а мать умерла еще раньше. Вот, смотрите.
Она подала поляку альбом. В альбоме было десяток острых и ироничных зарисовок женевских типов: торговка с ослом, собирающая с мостовой раскатившиеся с тележки сыры, кочегар с паровика, парочка зобатых кретинов и молодой мужчина в котелке под ручку с барышней, который стоял, открыв рот, и смотрел на фонтан.
Фаберовский разлил по бокалам остатки шампанского.
— Еще бокальчик и мне надо идти. Скоро будет гонг на обед.
— Ну, что, добилась ли мисс Дуайер желаемого? — высунулась из дверей своей каюты Алиса Мур, когда Фаберовский возвращался к себе по коридору.
Он не стал ничего отвечать.
Алиса расхохоталась. Было слышно, как дальше, в каюте у Молли Дуайер, с треском захлопнулась дверь.
— Поздравляю, мисс Мур, — сказал Фаберовский, вручая пустой бокал стюарду, возвращавшемуся в буфетную из салона с пустым подносом. — Кажется, на оставшиеся до Нью-Йорка дни вы приобрели себе смертельного врага. Берегитесь.
— Да, похоже, в лице мисс Дуайер я действительно приобрела врага. Но если что, я могу рассчитывать на вашу дружескую поддержку?
— Да плюнь ты на нее, Элли, — подал голос из своей каюты Мактарк. — Твоя Дуайер не страшнее злой нортумберлендской козы.
Гонг к обеду вызвал всеобщее оживление. Перенервничавшие пассажиры устремились за столы. На них уже не было хрусталя, а под скатерть была положена деревянная решетка, чтобы тарелки не ездили при качке. Народу было еще меньше, чем за завтраком.
Океан уже подул в свою раковину, призывая несчастных страдальцев к тазикам, подвешенным в каютах.
Но на капитанском конце стола все еще держались, да еще на этот раз во главе стола сидел сам капитан.
— Леди и джентльмены, — провозгласил он, когда все расселись. — Я рад приветствовать вас на борту «Адриатика» от имени компании «Уайт Стар», офицеров и экипажа, и от своего лично. Меня зовут Генри Парселл, я буду командовать этим пароходом до самого прибытия в Нью-Йорк. Не буду вас обнадеживать зря. В это зимнее время погода в Северной Атлантике всегда плохая, скорее всего нас ждут сильные шторма и западные встречные ветры. По инструкции от нашей компании, которую вы можете прочитать в фойе перед лестницей, я должен провести с вами спасательные учения сразу по оставлении порта, и потом, через неделю, еще одни. Однако, сегодняшнее происшествие вполне можно считать учением.
— Капитан, а правда ли, что сегодня затопило весь трюм, и даже из трубы выступила вода? — спросила миссис Стиринг.
— Ну что вы, мадам, воды было совсем немного, — успокоил бухгалтершу Парселл. — И ее мгновенно удалили за борт при помощи паровых помп.
— Говорят, опасней, когда в океане идет дождь, ведь он может налить через трубу полный корабль воды, — сказала, пряча улыбку, Алиса Мур.
— Правда?! — ужаснулась Стиринг.
— Компания «Уайт Стар» даже издала специальное распоряжение, чтобы через трубу постоянно пускать дым, который испаряет воду в атмосфере и тем самым устраняет эту страшную опасность, — подхватил почин племянницы Мактарка Фаберовский, запуская вилку в почки-соте.