Праздничный вечер прошёл весело, но быстро. С него Платон сразу отбыл на дачу.
Но в заключение виновник торжества выдал правдоподобную шутку, чуть было не подорвавшую здоровье Платона и женщин.
Отходя от стола вместе с Алексеем, он вскоре вернулся с неприятной новостью:
– «Оказывается туалет на ремонте!».
Поэтому женщины сразу рванули в офис, а Платон, боясь расплескать, – сразу на электричку. И как назло поезд метро до «Выхино» шёл медленно и с остановками. Но и электричка, к счастью для Платона, пришла с опозданием. Так что он на неё успел. А как только он сошёл на своей станции «Загорново», так почти сразу же рванул налево, в лес, долго и счастливо опустошаясь.
Почти в конце августа Платон пригласил на два выходных к себе на дачу Александра с Натальей. Он очень хотел пообщаться с, фактически ставшим последним, другом. К тому же Саша полностью разделял увлечения Платона.
В субботу они играли в бильярд, настольный теннис, бадминтон, немного пожонглировали мячом, а вечером съездили на велосипедах и вместе с младшими друзьями Платона сыграли в футбол против команды Алексея Грендаля.
Вечером они подбили женщин на рэндзю, карты и домино, а потом допоздна засиделись за шахматами. Легли за полночь.
Тем временем двоюродные сёстры, при включенном на какой-то фильм телевизоре, ставили старые пластинки, и вели неспешную праздную беседу.
На следующий день, в воскресенье, Платону удалось уговорить Наталию прокатиться с мужем на велосипедах, а потом и втянуть гостей в парные игры в бадминтон и настольный теннис.
Платон заведомо знал, что Александр, как натура творческая, тоже жуир, с удовольствием разделит его увлечения, и составит ему, наконец, компанию в отличие от других старо-пресных и инертных их с Ксенией друзей и родственников, которых практически ни на что невозможно было раскачать. После воскресного обеда Платон с Александром, расположившись в шатре, по инициативе последнего, повели разговор об искусстве и их месте в нём.
Женщин решили не напрягать, ибо тогда разговор пошёл бы в другом русле и потерял бы всякий смысл.
– «Хоть мы с тобой литературных «академиев» не кончали, но к литературе, надеюсь, имеем самое прямое отношение!» – как хозяин, начал разговор Платон.
– «Да! Мы ведь пишем о том, что знаем, видим и слышим, с чем сталкиваемся, что нас волнует, в конце концов, о чём хотим писать!» – согласился Александр.
– «У нас получается, что искусство – это жизнь, которая рассказывает сама о себе!».
– «Ну, мы с тобой и нарассказали! Особенно ты!» – отдал пальму первенства Платону Александр.
– «А мне кажется, что искусство должно не только нравиться, но и волновать, будоражить, возбуждать и возмущать, и даже бесить!» – в мыслях вознёсся Платон.
– «Согласен! Но в тоже время оно должно, видимо, находиться в каких-то рамках. Например, традиций, каких-то литературных законов, ещё чего-нибудь, нравственности, морали, наконец, что ли?!» – несколько возразил боле умеренный Александр.
– «Меня это совсем не волнует! Я пишу, что хочу и как хочу! А что про это скажут другие, мне всё равно! Потому, что скажут разное, даже полностью противоположное, даже взаимоисключающее!» – объяснил свою позицию хозяин.
– «А меня этот вопрос очень волнует! Зачем мне писать и рисовать то, что никому не нужно, никем не понимается? Поэтому я иногда и пытаюсь кому-то подражать!» – немного разволновался и разоткровенничался гость.
– «А я не хочу никому подражать и быть на кого-то похожим! Я сам по себе! Не нравится – не читайте! Мне лично нравится! Я от своего творчества получаю удовольствие! А читая давно написанное мною, я даже вспоминаю и ощущаю ту атмосферу своего чувства и переживания, даже мысли!» – стоял на своём Платон.
– «Всё это, может быть, от нашей с тобой невостребованности, как инженеров, учёных, руководителей?! Мы с тобой недоработали на оборонку и науку, не выдохлись ещё интеллектуально!» – предположил Саша.
– «Да это конечно так! Согласен! Но я чувствовал свой тайный потенциал и когда работал инженером. Мне всё время чего-то не хватало. Я только не знал чего. Какого-то нового творчества! И вот, прорвало!» – вспомнил молодость хозяин.
– «Да, уж! Но все люди разные и смотрят на одно и то же по-разному! На них всех не угодишь! Но к этому надо стремиться!» – наседал Александр.
– «А я с тобой в этом не соглашусь! Не надо стремиться нравиться всем, даже некоторым. Надо просто самовыражаться и получать от этого удовольствие!
У тебя ведь больше никогда в жизни не будет такой возможности, быть самим собой!
А почитатели всё равно когда-нибудь найдутся, хоть через многие года!».
– «Наверняка!» – обрадовался Александр.
– «Так что будем самовыражаться!» – добавил он.
– «Будем и дальше так!» – резюмировал Платон.
– «Да! Всегда, в любом произведении присутствует и сам художник, как бы он не хотел спрятаться от зрителей!» – начал развивать тему Саша.
– «Да, но художник, мне кажется, должен и может быть разным?!» – сделал шаг навстречу другу Платон.
– «Но это вовсе необязательно! Кто-то может уже нашёл свой стиль, свою стезю, и лепит под копирку!».
– «А может поиск своей стези – это и есть искусство?!» – вдруг неожиданно повернул Платон.
– «Да, ведь искусство – это жизнь, которая рассказывает сама о себе!» – процитировал Александр недавнее высказывание друга.
– «И не только! Это может быть и придуманный миф, и только сочинённое автором!» – углубил свою мысль новоиспечённый классик.
– «Но фрагменты этого, сочинённого, будут взяты из жизни!» – вывернулся и снова сел на своего коня пытливый Александр.
– «Да!» – обрадовал друга Платон.
Но беседу друзей прервали их жёны.
– «О чём это Вы тут секретничаете?» – ласково спросила Ксения.
– «Да скулят о старых, девичьих делах!» – грубовато цитировала старое выражение друзей Наталия.
На этом разговор был завершён.
Впереди их ждали другие, более приятные развлечения.
После проводов гостей Платон спросил жену:
– «Ну, и о чём Вы с Наталией поболтали?».
– «А так… о разном».
– «Небось, нам косточки перемывали?».
– «Нет! Только Сашке! Наташка как всегда его грязью поливала! В общем…, о низком! Ну, а Вы о чём?».
– «Да, как всегда… о высоком!».
А тем временем супруги Александровы на своём авто через пробки приближались к Москве.
Уставшая в гостях Наталия, по обыкновению отчитывала мужа.
Тот молчал, делая вид, что сосредоточен на дороге.
Он действительно был сосредоточен, но на своих мыслях, и почти не слушал привычно верещавшую жену.
– «Чего молчишь?!» – риторически возмущённо не выдержала Наташа.
– «А….».
– «Мне не нужны твои ответы!».
А в самом конце августа, на даче, Платона и Ксению с ответным визитом посетила Марина со своим настоящим, но отставным полковником, но теперь уже не на новой Волге, а на старой иномарке.
Два последних выходных лета пролетели совершенно незаметно в шашлыках и песнях ретро. Хотя эта парочка и была на редкость равнодушна к спорту, но зато она вполне отыгралась на пластинках и отремонтированном радиоинженером Юрием Алексеевичем Палевым проигрывателе.
Закончилось очередное лето, наступил сентябрь. В дополнение к работе Иннокентий теперь пошёл ещё и учиться. Наполнившее его чувство ответственности и ощущение взрослости поначалу сыграло с ним даже злую шутку. Он начал хамить уже и отцу.
Платону стало обидно.
Ни один его ребёнок не позволял этого.
Хотя причина того, скорее всего, была в том, что другие дети с Платоном до такого возраста никогда и не жили.
Утром он шёл в поликлинику за очередными анализами, думая о поведении Кеши, о своём и его будущем.
В голове невольно, сами собой, стали рождаться строки.
В течение последующих дней он вернулся к набросанному и дописал стихотворение «Сыну»:
Целуй отца, пока он тёплый!
Холодному не нужен ты.
И обними! Ведь ты же добрый!
Вглядись в лица его черты.
Почувствуй связь с отцом родную.
Он корень. Ты его росток.
Пойми ты истину простую.
Никто не будет одинок,
Когда в семье любовь и ласка,
Добро, внимание в семье.
Когда отсутствует опаска,
Лишь уважение к тебе.
И где тебя всегда обнимут,
Разгладят все твои вихры.
Какой ты есть, таким и примут.
И в жизни чтоб не сделал ты.
Не прячь в себе к отцу ты нежность.
А напускную крутизну,
Неуваженье, хамство, грубость
Отбрось подальше, как одну.
Почаще раскрывай ты душу.
Проблемами с отцом делись.
Своими чувствами наружу
Советоваться не ленись.
Со временем ты станешь корнем,
И обретёшь отца черты.
Мы, может, с тобой вместе вспомним,
Как был ершистым раньше ты.
Скрывал слова, порывы чувства,
Излишне чёрствым представал.
Не мог недели жить без буйства.
И лишь надежды подавал.
Не брезгуй старостью надменно.
И не криви в презренье рот.
Все мы там будем непременно.
Придёт когда-то твой черёд.
Отцу добро старайся делать.
А то, когда придёт конец,
Ты будешь вынужден лишь сделать
Прощальный поцелуй в венец.
Строки Платона невольно стали в чём-то пророческими. Восьмого сентября была шестая годовщина смерти его матери.
А вечером в воскресенье, десятого сентября, его неумолимо потянуло к брату. Тот тяжело болел и по телефонным разговорам с ним Платон понял, что дни дорогого Борисыча уже сочтены.