И панибратства я стыжусь.
А если подлость где увижу,
Амикошонством не срамлюсь.
Поэтому нельзя мне тыкать,
А обращаться лишь на «Вы»,
Платон Петрович, можно мыкать.
Ну, что, Алёша, понял ты?!
Иногда Алексей, возможно и от бессилия, пытался подтрунивать над Платоном.
Как-то раз, объявив, что теперь он идёт в магазин, Алексей предложил что-нибудь купить и для Платона. От неожиданности и от неготовности тот замялся. Тогда Алексей пошёл в атаку:
– «Хочешь, красной икры куплю?» – неожиданно проговорился он от всё ещё неостывшей досады за неприятие прошлого предложения Платона купить под Новый год для всех сотрудников, через его сына Даниила, красной икры по приемлемым ценам.
Тогда Алексей с апломбом заявил, что знает, где она дешевле, и единственный отказался, оставшись без традиционного, относительно недорогого праздничного лакомства на своём столе.
Поняв, что сейчас выдал себя, он тут же скорректировал своё по-детски глупое предложение:
– «Или, может, чёрной?».
– «А ты пойдёшь покупать для себя и Надежды?» – спокойно сбросил того со своего конька Платон.
– «Да!».
– «А я, пожалуй, сам схожу. Ещё не знаю, что хочу!».
Вскоре Платон привычно направился по ближайшим магазинам, а когда вернулся, Алексей был уже на месте.
Тут же, неожиданно для Платона, Надежда пригласила всех за общий стол.
Какой же Алексей все же придурок! Выходит, что я вообще зря ходил и тратился! Нарочно, что ли он это сделал? Ну, и дурак же! – возмущался про себя Платон, которому теперь невольно пришлось есть в основном своё.
А на вопрос Надежды, почему он не ест общественную колбасу, Платон ответил, что лучше съест свою рыбу.
Пытаясь как-то исправить результат этой мелкой пакости, оставившей Платона без его доли общественного достояния, Алексей, чуть ли не выдавив из себя крокодилову слезу, стал предлагать Платону колбасу, лицемерно советуя тому хотя бы взять её с собой домой, или убрать в холодильник на следующий день.
Вскоре Алексей ушёл в отпуск, за ним и Иван Гаврилович. Платон остался наедине с Надеждой, но в разных помещениях.
Не имея аудитории для хвастовства, Надежда стала донимать Платона, периодически заходя к нему и как всегда взахлёб рассказывая об успехах своей семьи. А Платон, как человек воспитанный, был вынужден всё это слушать.
Особенно она любила рассказывать о сыне Алексее, о его успехах в учёбе, домашних делах и спорте.
– «Жалко мой Андрюсик не такой, как ты! Он только способен на пассивный отдых. Ему бы только полежать. А Алёшка вынужден ходить к другу Роману и заниматься с его папой. Вот ты бы наверняка и спортом и делами занимался бы с ним?!».
– «Конечно! Я вот со своими пытаюсь всем этим заниматься, но они, ни в какую! Им бы тоже только отдохнуть пассивно».
– «Я тут думала, а чему он сына научил, и что-то пальцы не загнулись!».
– «Не переживай! Твой Алёшка сам всему научился! Самое главное, что он у тебя трудолюбивый, пытливый и любознательный! Настоящий мужик! Такой никогда и нигде не пропадёт!».
– «Да! У него даже отец теперь всё время спрашивает совета!».
– «Ну, вот!» – наконец успокоил её Платон.
– «Да, ты прав!».
– «Недаром же Лёшка всё время просиживает за учебниками!».
– «Да ты что?! Зачем же ему крапеть?» – риторически высказалась Надежда о постоянных сидениях за учебниками некоторых других отличников из класса сына.
Постепенно обсуждение переместилось на Ивана Гавриловича Гудина. Тон и тему, конечно, задала Надежда Сергеевна.
– «Ну, наконец-то! Лёд тронулся!» – порадовалась она тому, что Гудин стал лучше работать.
– «Говно оттаяло, всплыло и поплыло!» – указал Платон на преждевременность её радости.
– «Чегой-то ты так о нём?!».
– «А мне надоела его неполноценность!».
– «Да! Его от старости уже шатает. Поэтому он своими хилыми бёдрами даже вон покосил тумбу около своего стола!» – не поняла Надежда сути сказанного Платоном.
Поэтому сначала перешли на другие темы, затем разошлись.
Не любившая грязи Надежда, не стала дожидаться новую уборщицу и принялась сама наводить порядок – мыть пол в коридоре тряпкой на швабре.
Видя её рвение, Платон не удержался от комментария:
– «Надь! Ты так дойдёшь и до Индийского посольства!».
Надежде понравился такой комплимент её работоспособности, и она, посмеявшись, принялась ещё интенсивнее тереть пол.
Вскоре запыхавшаяся и довольная наведённой чистотой, она удалилась в свой кабинет, и утомлённая надолго затихла.
Через некоторое время Платон, успевший насладиться долгожданной тишиной, услышал от неё через открытые двери:
– «Платон! Принеси три…».
Но, оборвав мысль на полуслове, она заговорила по телефону, не успев всего лишь произнести, с чем коробки, большие или маленькие?
Ну что за неуважение к людям у деревенщины неотёсанной?! – лопнуло его терпение.
Не хочешь говорить, так и не начинай! А то я теперь, в ожидании окончания её фразы, должен, что ли стоять рядом и в рот ей смотреть?! – возмущался про себя Платон.
– «Я, кажется, потеряла канву?» – оправдывалась потом она за свою бестактность.
В магазин эти дни теперь, естественно, ходил только Платон. Возвратившегося его, в холле встретила Нона.
– «Ты уже купил покушать?» – спросила она Платона, имея в виду потребности Надежды, и копируя её лексику:
Тот, понимая иронию коллеги, тут же схохмил:
– «Нет! Лишь кому поесть, а кому и пожрать!».
После обеда к ним зашёл редкий посетитель – пожилой мужчина.
В его присутствии Надежда опять окрикнула Платона по имени и попросила его исполнить заказ.
Видя, что Платон с посетителем быстро нашли общий язык и мирно о чём-то говорят, она вдруг заревновала.
Когда Платон пожелал что-то уточнить, Надежда вдруг неожиданно для мужчин огрызнулась ему:
– «Ты, что? С ума сошёл?!».
– «Да! Что бы быть к тебе поближе!» – неожиданно попытался тот как-то скрасить прилюдное хамство начальницы, и посадить её на место.
Заказчик лёгкой улыбкой оценил интеллектуальный юмор Платона и, уходя, предварительно рукою выманив того в коридор, тихо спросил:
– «Она так к Вам обращается, как будто Вы её… извините меня за наглость и откровенность,… потрахиваете?!».
– «Да, нет! Просто, к сожалению, у неё высшее и кандидатское образование только по главной специальности, а по культуре – только трёхклассное! Хотя, может быть, так проявляется её заветная мечта?!».
К сожалению, Надежда Сергеевна была специалистом высшей пробы только в своём деле, в работе.
– «Так может Вам… её… того…!» – пытался намекнуть Платону, а заодно и разведать ситуацию, седой сводник, или даже тайный её вздыхатель.
– «Да мне она…! Это, как собаке… шестая подошва!» – успокоил и обнадёжил того Платон.
– «Разве порядочная женщина обратиться к зрелому мужчине на «Ты»? Только шлюшки могут так!» – подвёл итог загадочный посетитель.
Через несколько дней появился Алексей.
– «Ну, как? Удавось что-нибудь сделать?!» – спросил незаменимый.
– «Да, удалось! Не было ни гроша, и вдруг… ни шиша!» – в пику его ехидству, но непонятно ему, съязвил Платон.
А вскоре явился загорелый и весёлый Иван Гаврилович. После отпуска ему явно не работалось. Он больше шатался без дела, часто покуривая на улице, собирая сплетни и подолгу беседуя со сменными дежурными.
– «А где Гаврилыч?» – спросила Надежда Платона, словно он, а не она, был начальником Гудина.
– «А он мне почему-то никогда не докладывает. Совсем от рук отбился!» – поддержал «игру в дурака» Платон.
– «Ха-ха-ха!».
Перед уходом самой в отпуск и желая сразу настроить коллег на трудовые будни, Надежда предприняла на своих мужчин неуклюжую, психологическую атаку.
Она сама частенько паниковала по поводу неожиданно наваливавшейся работы, словно никогда ранее не работала в авральных и ударных режимах.
При очередной запарке она с вытаращенными глазами эмоционально выпалила, неожиданно для всех, видимо для пущей трагичности, перейдя на мат.
Надежду опять понесло по дальним весям её без овражного сознания:
– «Перед нами сейчас стоит столько дел, столько задач! И одно, и другое и третье! В общем, до… хрена!».
Платону надоело её периодическое паникёрство по безобидным поводам, а тут к тому же и совершенно необоснованный мат, и он решил в данном случае подлить масла в огонь:
– «А кроме них ещё и проблемы ведь будут! Но их, правда, будет чуть меньше, чем задач!».
– «Ты, что? С ума сошёл? Их до… хрена будет!» – села Надежда на своего любимого полоумного конька.
– «Так и я про тоже! Чуть меньше! Ты же в математике хоть немного понимаешь?! Посуди сама! До… хре́на!».
– «Он, наверно, имел ввиду…» – попытался всё разъяснить премудрый пескарь Гаврилыч.
– «Мало ли, что он имел ввиду! Важно, что он ввёл!» – влез теперь ещё и со своей нижней частью юмора догадливый Алексей.
Совместный хохот коллег несколько разрядил обстановку, и показал всем неуместность использования мата в данный момент.
Оставшись вскоре одни, мужчины принялись обсуждать, уехавшую покупать билеты, начальницу.
Платон, как часто он это практиковал, начал словесную разминку:
– «Курица – не птица!».
Гудин, обрадовавшись знакомой поговорке:
– «Баба – не человек!».
Платон, поправляя всезнающего идиота, увернулся от его тривиальности, невольно напомнив тому православную выставку на ВДНХ:
– «Монашка – не женщина!».
Вклинившийся в их диалог Алексей, тут же всё уточнил, как ему казалось, своим гениальным вопросом ставя в тупик обоих спорщиков: