– не дал Платон совсем уж обелиться Гудину, вызывая дикий хохот Ноны и нудное нытьё старца:
– «Платон! Ну, ты, как всегда со своими плоскими шуточками!».
– «Ну, что ты всё время скулишь, как… шильник Табаки!?» – совсем уж огорошил его Платон.
Громкий вопль Ноны и лёгкий смешок Алексея, при непонятливом молчании Надежды и Ивана, сразу показали автору, «Who is who» хотя бы в знаниях популярной детской литературы.
– «Мужичок – дурачок!» – почти шёпотом добавил Платон, наклоняясь к, всё ещё заходящейся в смехе, Ноне.
Но такое Иван простить уж никак не мог.
На следующий день злыдень Гудин, увидев на столе коробку Платона, якобы мешавшую ему, резко, со зла, чуть ли не бросил её на пол. Мол, вот теперь своими больными кистями, подними-ка её лишний раз с пола!
Вскоре подошла очередь Платона обследоваться в 1-ой городской клинической больнице имени Н.И. Пирогова на предмет уточнения перечня лекарств и схемы их применения. Казалось, что почти на две недели он покинул семью и свой коллектив. Но не тут-то было. Через несколько дней он вдруг потребовался для наклеивания этикеток на банки срочного заказа.
В течение двух выходных подряд «больному», несмотря на запрет, после обеда приходилось выходить, якобы, на длительные прогулки и ездить на работу клеить этикетки, благо было близко. Зато в следующие выходные ему также удалось съездить домой, расслабиться.
Платон, как человек дисциплинированный, чётко выполнял все указания врачей, невольно общался с интересными соседями по палате, которых было всего трое, а также смотрел палатный телевизор. Творить что-то не получалось. Лишь к концу срока ему удалось дописать несколько стихотворений. С женой и детьми он общался по телефону, но Ксения всё же навестила его пару раз.
Обследование одновременно явилось и лечением.
К концу года оздоровившийся Платон с удовольствием прибыл домой и вышел на работу.
Под Новый, 2007-ой год, коллектив ООО «Де-ка» в расширенном составе отправился праздновать успешное окончание прошедшего трудового года в периодически ими посещаемый ресторан «Ёлки-палки» у метро «Третьяковская».
Недавно вышедшему из больницы Платону было особенно приятно это мероприятие.
Однако оно несколько омрачалось задиристым поведением Ивана Гавриловича, пытавшегося хоть в конце года обойти Платона в придуманной старцем гонке тщеславий. Поэтому Платону пришлось невольно отбиваться.
Как известно, в центре культуры Человечества всегда были отношения между мужчинами и женщинами. Поэтому во время культурного отдыха коллег в ресторане эти отношения, как всегда, стали основной темой беседы. После выпитого и съеденного Гаврилыча понесло. Сначала он снова попытался показать себя большим знатоком женщин. Окинув уже помутневшим взором на непослушной шее тускло освещённый зал, в коем большинство составляли именно предметы его вожделений, он повёл разговор о сексе.
– «Более сексуальны коротконогие женщины!» – начал он.
– «С низкой посадкой!» – уточнил инженер-механик Платон.
– «Да!» – коротко и сухо согласился Гудин, не желая втягивать Платона в своё соло.
– «А знаешь, почему?» – попытался наладить диалог Платон.
– «Ну!?» – немного раздражённо, как от назойливой мухи, попытался отбиться от него Гудин.
– «А у них это место дальше от мозгов, чем у длинноногих!» – под удивлённые смешки женщин, завершил свою шутку Платон.
– «Да, Платон! Давно мы твоих шуточек не слышали!» – первой опомнилась Надежда.
– «Конечно… с мозгами лучше…!» – не чётко выразила свою мысль, как заветную мечту, длинноногая Нона.
И тут, показывая на Гудина, вмешался Платон:
– «Смотри! У него даже намудничек под брюками оттопырился!».
– «Это от раздвоения личности!» – решила Нона, спасая брюки Гудина, который затем снова узурпировал право слова.
Иван Гаврилович гордо вещал, что сейчас его благосостояние наконец-то позволяет ему считать себя принадлежащим к среднему классу.
– «Если ты и относишься к среднему классу, то находишься на самом его дне, в отстойнике!» – опустил его на ёлкин-палкин стул Платон.
Но Гудин не унимался, чуть ли не устроив себе бенефис.
Продолжая кем-то невольно затронутую тему сытости, он вдруг вспомнил:
– «Да! Я на днях проснулся среди ночи от чувства голода, встал и своего червячка… замочил!».
– «Стало быть, ты ей засадил? Своего червячка-то!» – съёрничал Платон, подразумевая его Галю.
Гудин бурно возмутился, обвиняя Платона в пошлых шутках, при этом чуть ли не крича:
– «Сколько раз тебе говорить? Эта тема не дискутабельна!».
– «Ну, что ты всё время петушишься? Петушок, ты наш!» – задиристо ответил Платон Ивану.
А после его возмущения уточнил:
– «Хорошо! Не нравится быть петушком, будешь цыплёнком табака!».
Коллеги снова засмеялись, ставя старшего в неудобное положение.
От смущения Иван Гаврилович даже почесал свои редкие, как всегда, коротко стриженые волосёнки.
– «Ну, что, дедка! Почесал свою репку?!» – не отступал Платон.
– «Платон! По тебе сразу видно, что ты, в отличие от меня, не вращался в культурной среде!» – сел на своего любимого конька Гудин.
Платон, показывая в воздухе своим крючковатым пальцем замысловатые зигзаги, возразил Гудину:
– «Вань! А ты ведь не вращался в культурной среде, а только лишь вращал…, как Педи Крюгер! Культуролог-проктолог ты наш!».
– «Я… я…!» – начал было возмущённо мямлить Гаврилыч.
– «Головка от… кия, что ли?!» – шёпотом спросил Платон на ухо Нону, вызвав её громкий и радостный смех.
– «Мы же… деловые люди!» – меняя местоимения и тональность, продолжил свою речь Иван Гаврилович.
– «Какие? Половые!» – поддержал Платон горячий смех Ноны новой порцией досок.
– «Я работаю в нииби… биомедхимиии!» – не услышав его комментария, наконец, разродился правдой, подсознательно противореча Платону, Иван Гаврилович, превратив, зараженный Ноной, смех коллег в гомерический.
С Иваном Гавриловичем бесполезно было обсуждать что-либо, какие-нибудь проблемы.
Ибо, чувствуя нехватку своих знаний, шаткость своей позиции, или вообще отсутствие оной, он быстро переходил на пустой, но, главное, громкий трёп, затыкая рот оппоненту, а то и просто переходя на оскорбления его, но с учётом чётко расположенной в его воспалённом старческом мозгу иерархии.
– «Платон! Да не… трахай мне мозги!» – грубо начал он, возбуждаясь.
– «Вон, спроси-ка лучше пацанёнка!» – неожиданно возмущённо и обиженно чуть ли не вскричал Гудин, совсем запутавшись в своих несвязных словесах.
От такого обращения старца, Алексей удивлённо выпучил глаза, обиженно засопел и неожиданно, запыхтев, как паровоз, выдал ему:
– «Иван Гавривович! Вам вообще уже невзя пить! Вы всегда… своими мозгами закусываете!».
– «Ну, Лёш, ты и сказанул! Молодец!» – вовремя поддержала молодое дарование начальница.
– «Кукушка хвалит петуха за то, что… трахнул он кукушку!» – неожиданно оппонировала ей Нона, тут же от удивления самой сказанным, вытаращив на всех глаза, но быстро потупив взор.
– «Ой! У меня сейчас от Вас стресс приключится!» – жалобно простонала Надежда Сергеевна.
Тут же спасительную для себя тему подхватила Нона:
– «Кстати! О стрессе! От него очень помогает русская баня!».
– «И ты часто ходишь в неё?» – формально поинтересовалась у своей невольной обидчицы, довольная сменённой темой, Надежда.
– «Ну…, бывает!» – не знала, что и ответить, довольная начавшимся новым диалогом, недавняя охальница.
– «Когда у неё стресс, то она идёт в русскую баню, и возвращается оттуда…» – пыталась подать ей спасительную соломинку Надежда.
– «… с другим человеком!» – перевёл разговор опять, на привычные для себя и всех рельсы, Платон.
Однако празднество незаметно подошло к концу.
Содержимое тарелок почти улетучилось.
Стол опустел.
Надежда начала расплачиваться.
– «Так это, что? Конец?» – спросила Нона, непроизвольно хлопая, как всегда рядом сидящего Платона, ладошкой по бедру.
– «Нет! Это его середина!» – под хохот соседей по столу объяснил тот распустившей руки женщине.
При выходе из зала ресторана в гардероб, ревнивый Гудин упрекнул Платона, что тот не джентльмен, и за женщинами не ухаживает.
Пытаясь опередить его и помочь одеться Ноне, он тут же продемонстрировал вялые и нечёткие возвратно-поступательные движения своего тазика, восторженно комментируя это пошлой фразой:
– «Да ведь у Платона испортился опорно-двигательный аппарат!».
Но в своих действиях старец явно перестарался, ослабив контроль и упустив момент собранности – издав не громкий, но всеми слышимый специфический звук, рвущегося наружу духа избыточно потреблённой пищи.
– «Ха! А у него испортился запорно-двигательный аппарат!» – воспользовался позорной оплошностью Гудина Платон, под невольные смешки коллег.
– «А наш «Старый мальчик» стал теперь просто «Супер стар пёрдз!» – не унимался Платон, добивая густо покрасневшего и совсем замолчавшего.
Тот, молча взял пальто Ноны, и стал водружать его на фундаментальную фигуру.
– «А ты чего за Ноной ухаживаешь? Это же моя епархия!» – в шутку возразил уже получивший полную сатисфакцию Платон, в отместку пытаясь окончательно вывести из себя Гудина.
– «Ты, что! Твои дамы уже уволились!» – напирал в ответ Иван Гаврилович.
– «Да, нет же! Ты ведь умный человек? Рассуждай логически. Как в пословице? Молодым везде у нас дорога! Вот и начинай с молодых. Кто у нас самые молодые? Надежда и Алексей – раз пара! Далее я и Нона – два пара! А тебе пары не достаётся! Марфа и Инна уже уволились! Ты их совсем своим языком затрахал! Так что ты у нас теперь действительно некрофил!».