Это не так. Слово есть Слово. Ставить это под сомнение означает ставить под сомнение смысл самой жизни. Стабильность Вселенной.
Позволь мне задать тебе один последний вопрос, и потом мы сможем отдохнуть до завтра. Ты когда‑нибудь бывал в Иерусалиме?
Нет.
Поскольку в Иерусалиме, как ты знаешь, расположена мечеть Купол Скалы.
Харам аш-Шариф. Аль-Акса.
Знаешь ли, я тоже не был в Иерусалиме. Но мне рассказывали, что на стенах этой мечети записаны некоторые стихи из твоей Книги.
Да, это естественно.
А еще мне сказали – вот что любопытно, – что некоторые стихи там немного отличаются от тех, что содержатся в Книге, которую ты читаешь сейчас.
Такого не может быть.
Это невозможно, так? Потому что это очень старая мечеть. И что это может тогда означать? То, что те древние слова на стенах мечети не полностью совпадают со словами, которые ты читаешь на страницах Книги?
Это означает, что вы говорите неправду. Что вы лжете. Как обычно.
Не стану спорить. Я не видел этого собственными глазами.
Вы сказали, что то, что вы пишете, это художественная литература, “вымысел”. А это значит то же самое, что и слово “ложь”.
Как и “секулярный”.
Совершенно верно. Вы проживаете свою жизнь, будучи лжецом.
Давай остановимся на этом. Возможно, завтра беседа пойдет легче.
Беседа вторая
Мы можем сегодня утром поговорить о поездках за границу? Ты любишь ездить за рубеж? Ты согласен, что путешествия расширяют сознание человека?
Опять тупые вопросы. Туризм мне неинтересен. Мир везде один и тот же. Вопрос в том, способен ли человек видеть его таким, какой он есть. Немногие люди способны на это.
Но в 2018 году ты уезжал за пределы Америки. Ездил в Ливан.
Я ездил повидать отца. Это не туризм, а противоположное.
Рассказывают, что Бейрут был тогда, до взрывов 2020 года, очень красив. Тебе повезло, что ты его видел. Город великой культуры, великой цивилизации, либеральный, открытый город, который называли Парижем Востока.
Я пробыл в Бейруте недолго. И вы романтизируете. Возможно, вы не знаете про конфликты, которые происходят в этой части мира, про гражданскую войну, про войны, в которых участвуют Сирия и Израиль. Мой отец живет не в Бейруте. Он живет в деревне недалеко от границы.
Твоя мама говорила, что сначала тебе там не понравилось и ты хотел сразу же уехать обратно. Но ты пробыл там месяц и вернулся назад другим. А это значит, что это поездка повлияла на твое сознание.
Моя мама может говорить все, что ей угодно.
Твой бывший отчим был очень удивлен тем, что ты сделал. Он плакал и говорил, что ты был умным, что у тебя было доброе сердце и что ты и пальцем бы никого не тронул. А это значит, что ты изменился. С тобою что‑то произошло, когда ты был там, что‑то, что полностью изменило твою личность.
Молчание.
Твои соседи в Фэрвью, Нью-Джерси, охарактеризовали тебя как одиночку, который особо ни с кем не общался. Однако в Ливане, я подозреваю, ты с кем‑то пообщался. Подозреваю, что ты там познакомился с людьми.
Да, конечно.
И что ты можешь рассказать о людях, с которыми познакомился?
Они были сильными. У них была власть. Они понимали наш мир. Видели его таким, каков он есть.
Они были религиозны? Более религиозны, чем твоя мама и сестры?
Это были мужчины. У них было настоящее, мужское понимание веры. Они никому не давали скармливать себе их дерьмо. Они служили Всевышнему и сражались за Него.
Они открыли тебе глаза.
Они открыли мне сердце.
А потом ты вернулся домой, перебрался в подвал материнского дома и перестал разговаривать с мамой и сестрами. Чем ты там занимался?
Как вы уже сказали. Играл в компьютерные игры и смотрел Netflix. И слушал имама Ютуби.
И ты прожил так четыре года.
Я размышлял.
Размышлял о чем?
О том, как много у нас врагов. Вы и сами то же самое говорили. Четвертая часть человеческой расы – два миллиарда человек – это мы, а оставшиеся три четверти – не мы, которые испытывают ненависть к нам. Вы можете видеть это в Америке повсюду. Я видел это также и в Ливане. Враги вокруг нас, и нам следует учиться, как воевать с ними. Два миллиарда против шести миллиардов. Мы должны учиться побеждать в меньшинстве.
Я бы хотел развить ее, идею о врагах.
Разумеется. Потому что враг – это вы.
И идея врага оправдывает насилие в отношении таких людей.
Враг и есть насилие в человеческом облике. Насилие ходящее, говорящее и совершающее поступки. В определенном смысле враг – это не человек. Это дьявол. Как же следует поступать по отношению к подобным существам? Вы знаете ответ. Потому что вы сами такое существо.
Ты считаешь меня насилием, воплотившимся в облике человека. Тебе понадобилось четыре года, чтобы постичь это.
Вы не важны. Я много чего постиг. В конце концов я спросил себя: что лично я готов сделать с врагом? И только после этого я стал думать о людях вроде вас.
И что это за люди такие “вроде меня”?
Вас ненавидит два миллиарда человек. И это все, что необходимо знать про вас. Что вы чувствуете, каково это, когда вас так ненавидят? Вы должны ощущать себя червяком. Со всеми этими вашими умными разговорами вы сами знаете, что вы даже меньше, чем червяк. И мы должны раздавить вас своими каблуками. Вы тут разглагольствуете о поездках в разные страны, но в половину стран мира вам и ногой ступить не дадут, потому что вас там настолько ненавидят. Давайте, скажите об этом что‑нибудь, чего ж молчать.
Я многое знаю о том, что значит демонизировать, это правда. Я знаю, что можно создать такой образ человека, его второе “Я”, которое будет иметь очень мало общего с его исконным “Я”, но в которое поверят, потому что его будут тиражировать снова и снова, до тех пор пока оно не станет выглядеть настоящим, даже более настоящим, чем изначальное “Я”. Я считаю, что это второе “Я” было тем, о чем ты узнал, что сделал мишенью для своего чувства врага. Я отвечу на твой вопрос: я не есть это второе “Я”. Я – это я, и я повернулся спиной к ненависти и стал двигаться к любви.
Нет, это все фейк. То, что я знаю про вас, и есть настоящее. Все об этом знают.
У Ганса Христиана Андерсена есть история про тень, которая отделилась от человека и сделалась даже более реальной, чем сам человек. В конце сказки тень женится на принцессе, а настоящего человека казнят за то, что он – фейк.
Плевать я хотел на истории, я уже говорил вам это.
А что, если я расскажу тебе, что самое сердце книги, которую я написал – той, что ты ненавидишь, хотя прочитал всего две страницы, – это мусульманская семья из Восточного Лондона, они держат небольшой ресторанчик и описаны в книге с настоящей любовью? Что, если я скажу, что еще раньше я написал книгу, в которой поместил описанную с очевидной симпатией семью мусульман в сердце рассказа о достижении Индией и Пакистаном независимости? Что, если я скажу тебе, что, когда некоторые жители Нью-Йорка выступали против плана построить мечеть недалеко от мемориала жертвам 11 сентября, Граунд-Зеро, я отстаивал право мечети находиться там? Что, если расскажу, что нахожусь в последовательном противостоянии с нынешней индийской администрацией, противостою ее одноконфессиональной идеологии, главной жертвой которой становятся мусульмане? И что, если скажу тебе, что как‑то написал также книгу, в которой описана ситуация, в которой находятся мусульмане в Кашмире и молодой кашмирец, начавший свой джихад, и это сделано с симпатией? Да, к слову – я написал эту книгу, она называется “Клоун Шалимар”, я написал ее о тебе еще до того, как узнал тебя, и когда я писал ее, понял, что характер – это судьба; так вот, это именно то, до чего я пытаюсь достучаться в тебе, – то, что находится ниже всей этой болтовни Ютуби, то, что сделало для тебя возможным взяться за нож.
То, что вы мне говорите, неважно. Мы знаем, кто вы есть. И если вы считаете, что сможете переиграть нас, вы просто дурак.
Ну что же. В таком случае, я и есть такой дурак.
Молчание.
А что, если я скажу тебе, что причина, по которой я и люди вроде меня всегда выступают против смертной казни, состоит в том, что выносится очень много ошибочных приговоров и, если эти приговоры уже приведены в жизнь, дела этих ошибочно приговоренных людей уже не могут быть пересмотрены?
Не врите. Вы выступаете против смертной казни, потому что вас заслуженно к ней приговорили, а вы боитесь умирать.
Что если я скажу тебе, что есть писатели-мусульмане, которые считают мою книгу – ту самую книгу, которую ты возненавидел после того, как прочел две страницы, – прекрасной и правдивой? Что если скажу, что они восхищались ею, называли могущественным произведением искусства? Есть ли хоть малейший шанс, что ты рассмотришь возможность, что существуют и другие взгляды на то, что я делаю, на то, что я уже сделал? Что если ты позднее прочитаешь этих авторов и поймешь, что ошибался?
Это неважно. Я не особо‑то и читаю на самом деле. Не уверен, что про вас есть сюжеты на Netflix или компьютерные игры с вашим участием.
У тебя будет предостаточно времени для чтения. Не думаю, что там, где ты будешь находиться, есть Netflix или компьютерные игры.
Мне все равно.
Твоя любимая компьютерная игра – это Call of Duty, как я представляю, верно?
Это вы так себе представляете.
А что, если я скажу тебе, что мой младший сын – мой сын младше тебя меньше чем на два года, – продвинутый игрок в эту игру? Может быть, вы с ни