Важной новостью – для меня по крайней мере – стало то, что после полугодовой паузы писательские соки вновь зашевелились по‑настоящему. Я не могу сказать, когда это случилось, не могу связать с конкретным событием, но, оглядываясь назад, могу предположить, что этому, возможно, способствовало то, что я вновь осторожно возвращался в обычную жизнь. Я написал заявку на книгу, которую вы сейчас читаете, и она понравилась моим издателям. Я стал – вновь – автором, который должен написать книгу.
Говоря откровенно, это была и есть та книга, писать которую мне было скорее не нужно. В моей голове была и есть другая книга, которая, как я думал, последует за “Городом Победы”, роман о мистическом и загадочном Колледже; чтобы подготовиться к написанию этой книги я перечитал “Волшебную гору” Томаса Манна и “Замок” Франца Кафки, две великие книги о мистических и загадочных микрокосмах, одним из которых, как я надеялся, станет и мой Колледж. Я всеми силами старался избежать клише “слон в комнате”, однако неизбежная правда состояла в том, что в моем кабинете имелся чертов громадный мастодонт, он махал хоботом, фыркал и довольно ощутимо портил воздух. В романе “Кишот” я писал о комически-абсурдных мастодонтах, о том, как жители Нью-Джерси на самом деле превращались в мастодонтов, и вот теперь, явно связанное с Джерси, появилось мое собственное чудовище, оно требовало, чтобы его приняли в расчет.
Этой книгой я принимаю его в расчет. Я сказал себе, что это мой способ сделать частью себя того, что случилось, сделать это своим – сделать это своей работой. А работа – это то, про что я знаю, как это делать. Пережить нападение с ножом – то, про что я не знаю, как это сделать. Книга о покушении на убийство может стать для почти убитого тем, что поможет ему обрести контроль над случившимся.
Писать о посттравматическом синдроме всегда непросто, ведь тут имеет место и травма, и огромный стресс, а также наступившее вследствие этого расстройство личности. Еще сложнее, когда вы оба – ты и твоя любимая супруга – испытываете их одновременно, но переносите по‑разному. И по‑настоящему трудно делать это, когда у тебя один глаз и полторы руки, потому что сам процесс письма, то, как странно он происходит, на физическом уровне напоминает тебе при каждом ударе по клавиатуре о причине, по которой ты испытываешь эту боль. Рука словно одета в перчатку, похрустывает, когда ею двигаешь. А глаз… Присутствие его отсутствия ощущается сильнее всего.
Моим способом справляться с посттравматическим расстройством было демонстрировать – большую часть времени, – что со мной все в порядке. Я заявил своему психотерапевту:
– Я не понимаю, какую пользу может мне принести, если я начну жаловаться.
Он рассмеялся:
– Вы разве не знаете, что причина, по которой вы здесь, – наличие жалоб?
После этого я стал пытаться выговариваться, но это давалось непросто. Это идет вразрез с моей природой. Элиза другая. Я каждый день мог наблюдать, как сильно она потрясена, как далеко отброшена от той точки, где была счастлива, с каким трудом ей удается оставаться деятельной, любящей и вовлеченной. Друг для друга мы смогли сделать только одно – создать атмосферу, наполненную заботой и поддержкой, и продолжать идти вперед, пока грозовые тучи над нами окончательно не развеются.
Случались моменты, когда напряжение ощущалось особенно сильно.
– Мне нужно уехать, – сказала Элиза, – мне нужно какое‑то время побыть одной, чтобы подумать, позаботиться о себе и восстановиться.
Я согласился и позвонил менеджеру курорта на Карибских островах, где мы отдыхали в более счастливые дни.
– Конечно, – пообещал он, – мы о ней позаботимся.
Было тяжело видеть, как она уезжает, но ей на самом деле было это нужно. А благодаря ее видеозвонкам по фейстайму много раз на дню я мог наблюдать, как ее лицо вновь становится прежним, как спадает напряжение. Карибская магия работала.
Конечно, было бы слишком просто сказать, что смена декораций все исправила, но она дала такую нужную дозу оптимизма.
Что касается меня, то были такие дни, особенно когда я был один, когда мне было трудно встать с постели и мною полностью овладевали негативные мысли: ну вот и все, я выдохся, просто нападение забрало у меня слишком много, может, оно еще продолжает убивать меня, медленно, несмотря на то что кажется, будто я так чудесно восстановился; может, нож проник внутрь меня и сейчас продвигается к сердцу… Однако мне хватало сил отбрасывать такие мысли. Я стал задумываться, не уехать ли и мне.
До нападения я по много раз в году летал в Лондон, чтобы побыть с семьей и старыми друзьями, а также чтобы издавать свои книги. Теперь я не знал, как можно будет это осуществить. Мои родственники переживали за мою безопасность. Я понимал, что каждого из них придется убеждать. Поэтому я сделал то, чего не делал уже очень долгое время. Я написал электронное письмо отвечающему за внешние контакты офицеру из Отдела специальных операций Скотленд-Ярда.
Когда‑то Отдел специальных операций, сотрудники которого ходили в штатской одежде, входил в состав Службы столичной полиции Лондона и обеспечивал охрану политикам и другим людям, которым предположительно могла угрожать серьезная опасность. Отдельно от него существовало Отделение королевской защиты, осуществлявшее охрану королевской семьи. Постоянно имело место не (очень) сильное необходимое дружеское соперничество между этими двумя подразделениями. Однако теперь их объединили под единым началом, превратив в Специальное подразделение охраны, сокращенно RаSP. Вот уже много лет их позиция в отношении меня была следующей: если вы прибываете с частным визитом, наше участие не требуется. Если же вы приезжаете на какое‑то официальное мероприятие, мы будем вас сопровождать. Так что, когда выходили мои книги и я проводил связанные с этим публичные мероприятия в Лондоне или где‑то еще, к примеру, на фестивале литературы и искусства в Хее, со мною были сотрудники подразделения охраны, и, оставаясь практические незаметными, они заботились о том, что нужно. Однако в других случаях моя жизнь находилась в моих собственных руках.
Вот что я написал им: “В свете произошедшего я бы хотел поинтересоваться, какой будет ваша позиция в случае моего приезда в Лондон”. Я получил мгновенный ответ, в нем выражалась искренняя обеспокоенность моим здоровьем, говорилось, какой ужас испытали все в Скотленд-Ярде по поводу того, что случилось, и сообщалось, что решение будет приниматься комитетом МВД, который решает, кто получает охрану и на каком уровне. RаSP подаст мой случай на рассмотрение в комитет сразу же, как только это будет возможно.
Решение было принято приятно быстро. Как мне сказали, комитету не понадобилось много времени, чтобы анонимно прийти к согласию о том, что на территории Coединенного Королевства я должен снова получать полную круглосуточную вооруженную охрану. Выделенная Coединенным Королевством группа охраны встретит нас с Элизой у самолета и будет с нами все время, пока мы не сядем на самолет обратно. В моей семье все были довольны. Я был глубочайшим образом благодарен Coединенному Королевству за его готовность меня защищать. И все же это ощущалось так, словно меня унесло обратно в прошлое, из которого я сбежал двадцать лет назад, когда оценка “уровня угрозы” упала до отметки, когда дальнейшая охрана совершенно не представлялась необходимой. Ну что, мне не оставалось ничего, кроме как испытывать благодарность. И я был благодарен.
– Хотим вас успокоить, – сообщили мне. – Нам не известно о какой‑либо угрозе в отношении вас на территории Британии. Но проблема в том, что всегда может найтись какой‑то одинокий сумасшедший, нам трудно держать их всех на своих радарах.
Такое одновременно успокаивающее и не дающее успокоиться заявление.
Меня беспокоило другое. В те прежние скверные дни некоторые авиакомпании боялись меня перевозить. Бывали трудности и с поиском жилья. Если хоть что‑то из этих прошлых неудобств вернется, мне будет очень сложно перемещаться. Однако что‑то изменилось. Никаких проблем у авиакомпаний не возникло, отели были готовы с охотой принять нас, страна широко распахивала нам свои объятия. В сознании общественности страх сменился любовью. А это означало очень многое.
В четверг 23 марта 2023 года мы приземлились в Лондоне, где нас с улыбкой на лице встречал Барри, начальник предоставленной нам группы охраны. Я сразу же почувствовал, что нахожусь в привычной обстановке, и испытал облегчение. Я уже знал, как это бывает. Все члены моей семьи и друзья тоже это знали и радовались тому, что мне обеспечивают безопасность. Для Элизы же это было несколько сложнее. У нее не было воспоминаний о тех прежних скверных днях, и ей – это можно понять – было совсем нелегко оказаться в окружении вооруженных офицеров, которые указывают ей на бронированные машины и говорят: не открывайте дверь сами, она слишком тяжелая, мы вам ее откроем. Окна в машине тоже не открывались, поскольку были сделаны из пуленепробиваемого материала и были не менее двух с половиной сантиметров толщиной.
Я попытался как‑то разрядить обстановку.
– Представим, будто мы настолько богаты, что у нас несколько личных водителей, – рискнул пошутить я.
– Нет, – ответила она, – это ничего общего с этим не имеет.
– Или мы можем подумать о том, сколько денег сэкономим на такси через Uber, – продолжил я.
Она посмотрела на меня. Я знал этот взгляд. Он означал: перестань быть идиотом. И я перестал. И через несколько дней она немного привыкла к этому.
На этот раз все обстояло по‑другому. В те прежние скверные дни они хотели, чтобы я стал “невидимым”, так что им не нравилось, когда я хотел отправиться куда‑то в публичное место (вроде ресторана), а если я направлялся навестить родственников или друзей к ним домой, то один или два сотрудника охраны тоже сидели вместе со мной внутри помещения. Также присутствовало постоянное невысказанное осуждение, оно исходило не от членов охранявшей меня группы, а от их начальства: растиражированное таблоидами представление, что в своих проблемах виноват я сам и что теперь на меня тратятся слишком большие деньги. На этот раз отношение было гораздо более дружелюбным. Я могу ходить туда, куда посчитаю нужным, а они обо всем позаботятся. А когда я ходил к к