— Что там! — спросил Димка. Его лицо было перекошено от напряжения: он боялся сделать хоть малейшее движение, чтобы я не полетел кувырком.
— Тихо ты! — прошипел я. — Не рыпайся!
— Да хоть скажи, что там происходит, — процедил Юрка сквозь стиснутые зубы.
— Тихо!.. — цыкнул я и на него.
Мои друзья примолкли, а я продолжал наблюдать.
Гиз, надо сказать, рубал как миленький — видно, проголодался. Я не успел возмутиться, как это, он, скотина этакая, жрет из рук похитителя, предав хозяйку, как Гиз вдруг вскинул голову, насторожил уши — и поглядел прямо на меня! Мне показалось, он узнал меня и на его морде появилось нечто вроде улыбки — ну, так нижняя челюсть отвисла, и углы пасти раздвинулись, что было полное впечатление, будто собака широко ухмыляется. А потом произошло совершенно для нас неожиданное — и, надо сказать, не очень приятное. Гиз несколько раз приветливо тявкнул в мою сторону, показывая, как он рад, что рядом друг, который отведет его к хозяйке, а потом, развернувшись к похитителю, зло зарычал, и шерсть у него на загривке встала дыбом.
— Ты что? — с некоторой растерянностью спросил похититель.
И в ту же секунду Гиз кинулся на него и рванул за штанину. Раздался треск материи, мужик взвыл и отскочил в угол сарайчика. Вторым броском Гиз вцепился ему уже не в штанину, а прямо в ногу — чуть повыше ботинка.
— Убью падлу! — заорал мужик.
Он схватил какой-то железный прут и огрел Гиза. Но ведь недаром фокстерьеры относятся к той породе псов, которых называют «прищепками». Если они вцепляются — то бульдожьей хваткой. Даже покрепче, чем бульдожья. Потом я расскажу, как Гиз взял бульдожьей хваткой французского бульдога, и… Но об этом действительно потом.
Гиз сжимал челюсти, мужик орал и хлестал Гиза железным прутом, после одного из ударов на боку собаки проступила кровавая полоса. Я понял, что медлить больше нельзя. То есть, как — понял? Я не думал, не понимал, не оценивал свои силы в этой ситуации — я просто рванулся, чтобы хоть что-то предпринять. Сначала я стукнул кулаком по стеклу, стекло задребезжало, похититель поднял голову, увидел мою перекошенную рожу, и на его роже отразилось глубокое изумление. А я, поняв, что через окно врываться нет никакого смысла, соскочил с плечей моих друзей, кинулся к двери и ударил по ней всем телом. Дверь оказалась не запертой — этот тип был настолько уверен в своей безопасности, что, естественно, и не вздумал закрывать её на щеколду — и я, влетев внутрь, набросился на него с кулаками.
— Сволочь!.. — орал я. — Сволочь!..
Он сперва ошалел от моего натиска, потом попробовал и меня стегнуть металлическим прутом, но я в этот момент озверел настолько, что выхватил прут у него из рук и принялся дубасить его самого. Гиз отпустил его ногу и попятился к двери, одобрительным рыком давая мне понять, что я действую как надо, а Юрка с Димкой, вбежавшие в сарайчик вслед за мной, так и замерли на пороге, остолбенев. Наверно, они никогда не видели меня в такой ярости.
Я очнулся только тогда, когда похититель, изогнувшись и подставив мне левую руку — вернее, левое плечо — выхватил нож. Не тот, не нож Сент-Экзюпери, а нормальную финку-самоделку, большую и страшную. Я отступил на два шага, продолжая сжимать прут в руках и тяжело дыша.
— Ну. иди сюда, — проговорил этот тип, выставив финку острием на нас и глумливо ухмыляясь. — Иди, иди.
По тому, как он держал финку, было понятно, что он умеет с ней обращаться: из своего положения он мог нанести удар снизу вверх и чуть сбоку, тот удар, от которого очень трудно защититься, даже если знаешь все приемы. Уж чему-чему, а тому, как драться на ножах и как правильно держать нож, дворовая жизнь нашего времени учила на ять. Всякий это знал, даже если в реальности не видел ни одной поножовщины и не участвовал в ней. Знал и я — и сразу увидел, что с этим человеком лучше не связываться.
Но у меня в руках был металлический прут, и я предупредил:
— Только сунься — так огрею прутом по запястью, что вышибу твой ножик!
Он усмехнулся, но вперед соваться не стал.
— Больно вы борзые, ребята, — сказал он. — Чего вам надо? Собаку? Забирайте и проваливайте, пока я добрый.
— Еще нам нужен тот нож, который ты украл! — выпалил Димка.
— Нож? — этот тип вроде как задумался. — Насчет ножа — торг особый. При себе у меня его нет. Хотите — встретимся завтра утречком?
— Хотим! — сказал Юрка, подмигивая нам. Ведь это означало, что нам придется прогулять школу — в мои времена суббота была учебным днем, если вы не знаете. — Во сколько?
— В одиннадцать! — широко осклабился этот тип.
— Заметано! — сказал Юрка. — Где?
— Знаете пустырь под стройку за Гороховым полем? Вон там.
— А почему ты сейчас не можешь отдать нож? — влез Димка.
— А потому что с ножом — не тот случай! — заржал этот тип, ещё резче выставляя вперед свою финку. — Или потягаться хотите?
«Тягаться» нам не имело никакого смысла. Мы бы ни за что не сунулись вперед, видя его выставленную финку, а он бы ни за что не попер на нас, приготовившихся к обороне, с металлическим прутом в моей руке и с Гизом, прижавшимся к нашим ногам и рычащим, злобно ощетинившись. Конечно, такой тип нас бы всех троих уложил — куда трем мальчишкам тягаться с крепким мужиком? — но и он понимал, что, при нашем накале и готовности драться чем угодно, до конца, шансы получаются пятьдесят на пятьдесят. И что в любом случае он выйдет из схватки сильно потрепанным.
Я тоже все это понимал. Но, честно скажу, у меня подступала противная тошнота к горлу и коленки подкашивались. Мне было страшно, очень страшно. Рассказов о шпане, пускающей в ход финки по делу и без дела, мы слышали много — такой шпаны было в нашем районе пруд пруди — но сами никогда на такие «разборки», как сказали бы сейчас, не нарывались. Так вот, мне был настолько противен мой страх, и сам я себе противен из-за этого страха, что я сказал:
— Почему это — «не тот случай»? Разве долго нож вынуть и вернуть нам?
Потом Юрка и Димка утверждали что я проговорил все это не свойственным мне, наполовину сдавленным, а наполовину кукарекающим, голосом. Вполне возможно. Мне понадобилось приложить немалые усилия, чтобы преодолеть мой страх, и на моем голосе это не могло не отразиться. Но, в любом случае, я сумел задать мой безумно дерзкий — как я считал тогда — вопрос, и на этот вопрос противостоящий нам тип не мог хоть что-то не ответить.
— А потому не тот, что нож не при мне! — ответил он (и было видно, что скорее всего он врет, но что мы могли возразить? Скрутить его силой, чтобы отобрать нож, у нас бы не получилось: ситуация была такая, что проиграл бы тот, кто первым возобновил бы драку, будь это он или мы. Да и, повторяю, нам все-таки страшно было, хоть мы и скрывали свой страх). — Хотите обыскивайте меня… если сумеете, — он гнусно хмыкнул. — Вот завтра мы и сторгуемся, можете вы выкупить этот нож или нет.
Говоря опять-таки современным языком, он «забивал нам стрелку». И мы не могли отказаться от завтрашней встречи, не уронив своего достоинства.
— Хорошо, — сказал я. — Мы будем. Но чтобы нож обязательно был при тебе!
— Будет, будет! — разулыбился этот тип. — Вы только приходите!
Это прозвучало скорей как угроза, чем как готовность вести переговоры — мол, на этот нож я вас и поддену, вот что слышалось за его фразой. Но нам оставалось этим удовлетвориться, и мы удалились из сарайчика, пятясь задом. Я ушел последним, в одной руке продолжая сжимать металлический прут, а другой взяв поводок Гиза. Этот тип стоял не шелохнувшись, выставя финку вперед и широко ухмыляясь.
Едва оказавшись снаружи, мы рванули так, что стоило поглядеть! Собаки бегают быстрее людей, но и Гиз не поспевал за нами — я чувствовал это по его натянувшемуся поводку, я скорей волок песика, чем бежал с ним вровень. Остановились мы только тогда, когда одолели пешеходный мостик и оказались по другую сторону Яузы — на площадке перед мостиком, откуда противоположный берег просматривался довольно далеко, и мы могли убедиться, что тип с финкой не преследует нас.
— Ну и ну! — выдохнул Юрка. — Ребята, кажется, мы нарвались!
— Нарвались, точно, — кивнул Димка. — Я на завтрашнюю встречу без кастета не пойду. И ещё ножик прихвачу — тот, самодельный, о котором я вам говорил. И вам советую вооружиться.
Я подумал о том, что может ждать нас завтра на Гороховом поле, и мне стало не по себе. Вряд ли даже кастеты и ножики нам сильно помогут, думал я, с ними нам может быть только хуже. Но как-то вооружиться все равно будет надо, факт… Собрав все силы, чтобы говорить спокойно, я сказал.
— Ну, ладно. Все это будет завтра. А сейчас нам надо доставить Гиза к Мадлене Людвиговне. Она, небось, с ума сходит, потому что семь часов уже прошло!
И мы направились к Госпитальной улице, с глубоким унынием думая о том, как нам быть завтра, чтобы вызволить драгоценный нож. Мы понимали, что нарвались на такое «толковище», из которого вряд ли унесем ноги, и «первой кровью» здесь не обойдется. Но отступать нам было некуда.
ГЛАВА СЕДЬМАЯЯВЛЕНИЕ ПРИНЦА
Вплоть до самой квартиры Мадлены Людвиговны мы молчали. Открыв нам дверь, она ахнула:
— Мальчики, в каком вы виде!.. И Гиз… мон дью, что с ним?
— Этот тип его лупасил, — стал сбивчиво объяснять я. — Он вообще не хотел его вам возвращать, он хотел продать его завтра на Птичке. Но ничего, он сильно по нему не попал, мы успели, поэтому надо только йодом смазать, и все заживет…
— А вы… Что с вами?! — воскликнула Шарлота Евгеньевна.
— Да это тоже все ничего, — ответил я, раз уж взял на себя обязанность отвечать за всех. — Вот только нож этот тип не вернул, сказал, что успел убрать нож в какое-то другое место. Но завтра обещал принести.
— Да Бог с ним, с ножом! — воскликнула Мадлена Людвиговна, подхватывая Гиза на руки. — Главное, что вы все живы и здоровы!..
— Ой! — воскликнула Шарлота Евгеньевна, перенося все внимание на меня. — А это у тебя что?