– Почти?
– Он сперва сел в машину и чуть не забыл о камере.
– Так, может, он изначально не собирался никого убивать?
– Да нет, – возразил Харри, поднося кофе ко рту. – Все было спланировано до мельчайших деталей. Например, свет в салоне не включился – ни когда он выходил, ни когда садился в машину. Убийца вырубил его заранее – на случай, если соседи услышат звук подъезжающей машины и выглянут в окно посмотреть, кто приехал.
– Но они все равно увидели бы его автомобиль.
– Сомневаюсь, что это его собственная машина. В противном случае он припарковался бы подальше. Все выглядит так, будто он сознательно демонстрирует эту машину на месте преступления.
– Чтобы возможные свидетели навели полицию на ложный след?
– Хм… – Харри глотнул кофе и поморщился.
– Прости, но у меня не было замороженно-высушенного, – сказала Кайя. – И какой же вывод? Подтверждается или нет твоя теория о профессиональном преступнике, который действовал безупречно?
– Не знаю. – Харри откинулся назад, чтобы вынуть из кармана брюк пачку сигарет. – То, что он чуть не забыл про фотоловушку, как-то не очень вяжется со всем остальным. И еще мне показалось, что он качался, когда стоял в дверях, ты обратила внимание? Будто бы из дома выходит не тот человек, который туда зашел. И что, интересно, он мог делать в доме два с половиной часа?
– А ты как думаешь?
– Я думаю, он находился под воздействием наркотиков или алкоголя. Руар Бор принимает таблетки?
Кайя неопределенно покачала головой, взгляд ее остановился на стене за спиной у Харри.
– Это значит «нет»? – спросил он.
– Это значит: я не знаю.
– Но ты этого не исключаешь?
– Исключаю ли я, что спецназовец, три раза побывавший в Афганистане, сидит на колесах? Конечно нет.
– Мм… Можешь вынуть карту памяти? Отдам ее Бьёрну, пусть криминалисты поработают с изображением.
– Конечно. – Кайя взяла камеру. – Что скажешь по поводу ножа? Почему убийца не выбросил его там же, где и карту памяти?
Харри исследовал остатки кофе на дне чашки.
– Судя по состоянию места преступления, у убийцы имеется представление о том, как работает полиция. Можно предположить, что ему известно, как тщательно мы обследуем район вокруг этого места в поисках возможного орудия преступления. Он понимал: вероятность того, что мы найдем нож в мусорном бачке на расстоянии менее километра, довольно высока.
– Но карту памяти…
– …выбросить было безопасно. Он не думал, что мы станем ее искать. Кто мог знать, что на участке Ракели находилась закамуфлированная фотоловушка?
– Так где же все-таки нож?
– Я не знаю. Но если попытаться просто угадать, я бы сказал, что он у убийцы дома.
– Почему? – спросила Кайя, глядя на дисплей камеры. – Ведь если его там найдут, это будет равнозначно обвинительному приговору.
– Потому что наш злоумышленник считает себя вне подозрений. Нож не гниет, не тает, его надо спрятать в таком месте, где его никогда не найдут. И тут на ум первым делом приходит свое жилье. То, что нож находится поблизости, дает чувство контроля над собственной судьбой.
– Но если он использовал нож с места преступления, а потом стер с него отпечатки пальцев, то орудие будет невозможно связать с преступником, если, конечно, нож не будет находиться у него дома. Дом – последнее место, которое я бы выбрала.
Харри кивнул:
– Ты права. И, как я и сказал, я не знаю наверняка, а просто гадаю. Это… – Харри пытался подобрать нужное слово.
– Шестое чувство?
– Да. Нет. – Он сжал виски руками. – Сам не знаю. Помнишь, как в юности перед приемом ЛСД нас предупреждали, что потом, в дальнейшей жизни, у нас в любой момент может ни с того ни с сего случиться рецидив, возникнуть галлюцинации?
Кайя оторвала взгляд от дисплея камеры:
– Я не принимала ЛСД, да мне его никто и не предлагал.
– Умничка. Я был не таким хорошим мальчиком. Некоторые утверждают, что подобные рецидивы можно спровоцировать. Например, стрессом. Или алкоголем. Травмами. Галлюцинации возникают потому, что в организме активизируются остатки старого вещества, ведь ЛСД – это синтетический наркотик и не разлагается, как, например, кокаин.
– И сейчас ты думаешь, не произошло ли и с тобой нечто подобное?
Харри пожал плечами:
– ЛСД расширяет сознание. Под его воздействием мозг выдает бешеную скорость и начинает обрабатывать информацию на таком детальном уровне, что у человека появляется ощущение, будто он постиг космическое знание. Это единственное объяснение, которое я нахожу тому, что вдруг почувствовал: нам надо проверить те зеленые мусорные бачки перед клубом. Ну подумай сама, можно ли случайно отыскать такой малюсенький кусочек пластика в первом же подозрительном месте в километре от места преступления?
– Наверное, нет, – ответила Катрина, не отрывая глаз от дисплея.
– Хорошо. Но, Кайя, то же самое космическое знание подсказывает мне, что Руар Бор – не тот человек, которого мы ищем.
– А если я скажу, что мое космическое знание подсказывает мне, что ты ошибаешься?
Харри пожал плечами:
– Это ведь я принимал ЛСД, а не ты.
– Но это ведь я просмотрела записи, сделанные до десятого марта, а не ты.
Кайя повернула камеру и показала Харри дисплей.
– Вот, пожалуйста, за неделю до убийства, – сказала она. – Какой-то человек выходит из-за камеры, поэтому, когда начинается запись, мы видим только спину. Он останавливается перед ней, но, к сожалению, не поворачивается, и лица его не видно. Его нельзя рассмотреть и когда он два часа спустя уезжает оттуда.
Харри уставился на большую луну, висевшую прямо над крышей дома. Разглядывая силуэт на фоне луны, Харри видел все детали дула и части приклада, видневшиеся из-за плеча человека, который опасался быть замеченным из дома.
– Если я не ошибаюсь, – сказала Кайя, а Харри уже знал, что она не ошибается, – то это «Кольт Канада С8». Не слишком стандартное оружие, мягко говоря.
– Думаешь, это Бор?
– Во всяком случае, спецназовцы пользуются таким оружием в Афганистане.
– Вы хоть понимаете, в какое положение меня поставили? – спросила Дагни Йенсен. Она не стала снимать пальто и уселась прямо на стул перед столом Катрины Братт, обхватив руками сумочку. – Со Свейна Финне сняты все обвинения, ему даже нет необходимости скрываться. Мало того, теперь он знает, что я подала на него заявление об изнасиловании!
За дверью Катрина увидела мускулистую фигуру Кари Бил, одной из трех полицейских, кому поручили охрану Дагни Йенсен.
– Но, Дагни… – начала Катрина.
– Йенсен, – оборвала ее женщина. – Фрёкен Йенсен. – Потом она уткнулась лицом в ладони и заплакала. – Он свободен, а вы не можете охранять меня всю жизнь. Но он… он будет постоянно следить за мной… как крестьянин за стельной коровой!
Плач перешел в хлюпающие рыдания, и Катрина задумалась, что ей делать. Встать, обойти вокруг стола, попробовать утешить женщину или же лучше оставить ее в покое? Ничего не делать. Посмотреть, не пройдет ли это само. Не исчезнет ли.
Катрина содрогнулась.
– Мы продолжаем рассматривать возможность предъявить Свейну Финне обвинения в изнасилованиях и отправить его за решетку.
– Вам никогда это не удастся, у него такой ушлый адвокат! Юхан Крон гораздо умнее вас, это уже все поняли!
– Может, Крон и умнее, но он не на той стороне.
– А вы на той? На стороне Харри Холе?
Катрина не ответила.
– Между прочим, это вы уговорили меня не подавать на него заявление, – продолжала Дагни.
Катрина открыла ящик письменного стола и протянула посетительнице салфетку.
– Конечно, только вам решать, хотите ли вы пересмотреть свое решение, фрёкен Йенсен. Если вы надумаете подать официальное заявление и обвинить инспектора Холе в том, что он превысил свои полномочия и намеренно подверг вас опасности, я уверена, что его признают виновным и вышвырнут из полиции, к вашему полному удовлетворению.
По выражению лица Дагни Йенсен Катрина поняла, что ее слова прозвучали более резко, чем ей самой бы того хотелось.
– Вы не знаете, Братт, – Дагни стирала размазавшуюся от слез косметику, – вы не знаете, каково это – носить ребенка, которого ты не хочешь, и…
– Мы можем помочь вам договориться с врачом о прерывании…
– Хватит уже меня перебивать!
Катрина закрыла рот.
– Простите, – прошептала Дагни. – Я просто совершенно измотана. Я имела в виду, вы не знаете, каково это – носить ребенка, которого ты не хочешь, и… – Дагни вздохнула, – и все равно хотеть его.
В наступившей тишине Катрина слышала топот ног полицейских, пробегавших по коридору мимо ее кабинета. Вчера они бегали быстрее. Они устали.
– Думаете, я не знаю? – сказала Катрина.
– Что?
– Ничего. Я не могу углубляться в это. Послушайте, мы так же сильно хотим засадить Финне за решетку, как и вы. И мы добьемся своего. Он обманул нас, вынудив заключить сделку, но нас это не остановит. Я обещаю.
– В последний раз я слышала подобное обещание из уст Харри Холе.
– Сейчас я даю вам слово от своего имени. От имени всего нашего отдела. Полицейского управления Осло. И этого города.
Дагни Йенсен положила салфетку на письменный стол и поднялась:
– Спасибо.
Когда она ушла, Катрина подумала, что никогда не слышала, чтобы три слога выражали так много и вместе с тем так мало. Так много смирения. Так мало надежды.
Харри положил карту памяти перед собой на барную стойку и внимательно разглядывал ее.
– Что ты там видишь? – заинтересовался Эйстейн Эйкеланн, включивший «To Pimp а Butterfly» Кендрика Ламара. По словам Эйстейна, это произведение было самым простым для стариков, желающих преодолеть закоснелые предубеждения против хип-хопа.
– Ночную запись с места убийства, – пояснил Харри.
– Сейчас ты говоришь совсем как Сеинт Томас[32]