Харри прислушался. Шорох шин по асфальту. Рокот маленького водопада на реке Акерсельва.
– Похоже на то, что мой психотерапевт называет lucid dream, – донесся до него голос Кайи. – Осознанные сновидения – состояние, в котором человек понимает, что видит сон, и может его контролировать. Именно поэтому мы делаем все, что можем, чтобы оставаться там.
Харри помотал головой:
– Я ничего не контролирую. Я только хочу найти того, кто убил Ракель. А потом я проснусь. И умру.
– А почему бы не заснуть по-настоящему? – Она говорила мягким голосом. – Мне кажется, небольшой отдых пойдет тебе на пользу, Харри.
Он снова открыл глаза. Кайя подняла руку, очевидно намереваясь положить ее на плечо Харри, но вместо этого, поймав его взгляд, убрала с лица прядь волос.
Он кашлянул.
– Ты сказала, что нашла что-то в регистре недвижимости?
Кайя поморгала.
– Да, – произнесла она. – Загородный дом, официально зарегистрированный на Руара Бора. В Эггедале. Если верить картам «Гугла», туда можно добраться на машине за час сорок пять минут.
– Отлично. Я спрошу, может ли Бьёрн поехать со мной.
– А не лучше ли рассказать все Катрине – и пусть Бора объявят в розыск?
– Интересно, в связи с чем? Лишь потому, что жена Бора не видела собственными глазами, что он спал в комнате дочери той ночью? Но это же смешно!
– Тогда почему ты продолжаешь его искать?
Харри застегнул куртку и достал телефон.
– Потому что у меня есть шестое чувство, благодаря которому в этой стране было поймано множество преступников.
Ощущая на себе изумленный взгляд Кайи, Харри набрал номер Бьёрна.
– Ладно, я съезжу с тобой, – сказал Бьёрн после короткого раздумья.
– Спасибо.
– Теперь о другом, Харри. Та карта памяти…
– Да?
– Я отправил конверт от твоего имени Фройнду, стороннему эксперту по трехмерным технологиям. Я пока с ним не разговаривал, но послал тебе по электронной почте его контактные данные, так что можешь сам с ним пообщаться.
– Хм… Понимаю. Ты не хочешь, чтобы твое имя было замешано во все это.
– Харри, я ничего другого делать не умею. И если меня турнут из полиции…
– Я ведь уже сказал, что понимаю.
– Я сейчас должен думать в первую очередь не о себе, а о малыше и…
– Прекрати, Бьёрн, это не ты должен извиняться, а я – за то, что втягиваю тебя в это дерьмо.
Возникла пауза. Харри и впрямь чувствовал себя неловко.
– Ладно, – сказал Бьёрн. – Тогда я заеду за тобой.
В спину инспектору криминальной полиции Фелаху била струя воздуха от вентилятора, но рубашка все равно прилипала к его спине. Он ненавидел жару, ненавидел Кабул, ненавидел иностранцев, ненавидел свой взрывостойкий кабинет. Но больше всего он ненавидел ложь, которую ему приходилось выслушивать день за днем. Вроде той, что излагал сейчас сидевший перед ним неграмотный крестьянин-хазареец, занимавшийся производством опиума.
– Тебя привели ко мне, потому что на допросе ты заявил, будто можешь назвать нам имя убийцы, – сказал Фелах. – Иностранца.
– Только если вы меня пощадите, – ответил крестьянин.
Фелах рассматривал этого жалкого человека. Потертая шапка, которую хазареец сжимал обеими руками, хоть и не была паколем[35], но все же прикрывала его грязные волосы. Этот моливший о пощаде, ничего не знающий шиитский бандит наверняка считает замену смертного приговора длительным тюремным сроком проявлением милосердия. Осуждение на мучительную смерть – вот что это, и сам Фелах без колебаний выбрал бы быструю смерть через повешение.
Инспектор вытер лоб носовым платком.
– Все зависит от того, что ты хочешь сообщить мне. Выкладывай.
– Он убил… – произнес хазареец дрожащим голосом. – Он думал, никто его не видит, но я видел. Своими собственными глазами, клянусь, Аллах мне свидетель.
– Ты сказал, что это был иностранный военный.
– Да, господин начальник. Но это было не сражение, это было убийство. Самое настоящее убийство.
– Ладно. И кто же этот иностранный военный?
– Начальник норвежцев. Это точно, потому что я узнал его. Он приезжал в нашу деревню и говорил, что они здесь, чтобы помогать нам, что у нас будет демократия, рабочие места и… ну, все как обычно.
Фелах почувствовал долгожданное оживление:
– Ты говоришь о майоре Юнассене?
– Нет, его зовут не так. Подполковник Бо.
– Ты хочешь сказать – Бор?
– Да-да, господин начальник.
– И ты видел, как он убил мужчину-афганца?
– Нет, все было не так.
– А как?
По мере того как Фелах слушал, его оживление и интерес начали пропадать. Во-первых, подполковник Руар Бор уже уехал домой и шансы добиться его выдачи были минимальными. Во-вторых, руководитель, уже выбывший из игры, не был особо важной фигурой в политических играх Кабула, которые Фелах ненавидел больше, чем все остальное, вместе взятое. В-третьих, эта жертва не была настолько важной, чтобы задействовать ресурсы, необходимые для проверки показаний опиумщика. Ну и наконец, в-четвертых, наверняка все это ложь. Ну конечно же ложь. Каждому хочется спасти свою шкуру. И чем более подробно мужчина, сидевший перед ним, описывал убийство (а инспектор знал, что его рассказ совпадает с тем немногим, что им было известно раньше), тем больше Фелах убеждался в том, что крестьянин рассказывает о преступлении, которое сам же и совершил. Не хватало еще тратить немногие имеющиеся в его распоряжении ресурсы на разработку этой версии. В любом случае человека можно повесить всего один раз, так не все ли равно за что – за производство опиума или за убийство, рассудил Феллах.
Глава 27
– Твоя колымага и правда не способна ехать быстрее? – спросил Харри, разглядывая, как дворники активно расчищают лобовое стекло от мокрого снега.
– Способна, но не могу же я рисковать, когда везу лучшего сыщика современности? – Бьёрн, как обычно, откинул водительское сиденье назад так далеко, что скорее лежал, чем сидел. – Тем более на таком древнем автомобиле, со старомодными ремнями и без подушек безопасности.
Навстречу им из-за поворота дороги областного значения № 287 вырулил трейлер. Он промчался так близко, что принадлежащий Бьёрну старенький «вольво-амазон» модели 1970 года весь затрясся.
– Даже у меня есть подушка безопасности, – заметил Харри, глядя мимо Бьёрна на низкие дорожные ограждения и до сих пор покрытую льдом речку, вдоль которой они ехали последние десять километров.
Если верить GPS-навигатору в телефоне, что лежал у него на коленях, речка называлась Хаглебюэльва. Когда он посмотрел в другую сторону, то увидел крутые, покрытые снегом склоны гор и темный еловый лес. Прямо перед ними стелилась асфальтированная дорога, всасывающая в себя свет передних фар; узкая и предсказуемая, она извивалась и вела их дальше к горам, лесам и полям. Харри читал, что в этих местах водятся бурые медведи.
И когда горные склоны окружили дорогу, достоверность слов диктора, который в перерывах между музыкальными композициями сообщал, что они слушают доступную на всей территории страны радиостанцию «Р10 Кантри», вызвала большие сомнения, потому что сначала его голос начали заглушать помехи, а потом он и вовсе исчез.
Харри выключил радиоприемник.
Бьёрн снова включил его и покрутил ручку настройки. Шипение и ощущение пустого космоса после Судного дня.
– DAB killed the radiostar[36], – сказал Харри.
– Да нет, езда на машине и деревенская местность – это как джин и тоник, – ответил Бьёрн. – О, «Радио Халлингдал»! Они еще каждую субботу устраивают лотерею бинго. Вот послушай!
Звуки гавайской гитары стали тише, и чей-то голос объявил, что прошло время достать свои книжки для игры в бинго и особенно это касается жителей Фло, ведь впервые в истории все пятеро победителей конкурса, проходившего две недели назад, в субботу, оказались из этой коммуны. И снова на полную громкость заиграла гавайская гитара.
– Сделай потише, – попросил Харри, глядя на светящийся экран телефона.
– Ну, немного кантри ты можешь вытерпеть, Харри. Я подарил тебе ту пластинку группы «Рамоунз», потому что это кантри in disguise[37]. Обещай, что послушаешь «I Wanted Everything» и «Don’t Come Close».
– Кайя звонит.
Бьёрн выключил радио, и Харри поднес трубку к уху:
– Привет, Кайя.
– Привет! Вы где?
– В долине Эггедал.
– А где именно?
Харри выглянул в окно:
– Почти в самом низу.
– Хочешь послушать, что я накопала?
– Весь внимание.
– Хорошо, значит, так. На самого Руара Бора я ничего не нашла. В его послужном списке не имеется взысканий, и никто из его бывших сослуживцев не сказал ничего такого, что могло бы указать на него как на потенциального насильника или убийцу. Скорее наоборот, все описывают его как очень заботливого человека. Говорят, что Бор даже чересчур оберегал своих подчиненных, ну прямо как родных детей. Я также побеседовала с сотрудницей Института по защите прав человека, и она утверждает то же самое.
– Погоди. А как ты сумела разговорить всех этих людей?
– Я сказала им, что якобы пишу для журнала Красного Креста статью о времени, которое Руар Бор провел в Афганистане.
– А не боишься, что тебя уличат во лжи?
– Ни капельки. Может, я и впрямь работаю над такой статьей. Просто пока не спросила Красный Крест, нужен ли им подобный материал.
– Ловко придумано. Продолжай.
– Когда я спросила у той сотрудницы, как Бор воспринял убийство Ракели Фёуке, она ответила, что он казался расстроенным и уставшим, что в последние дни он часто отсутствует на работе, а сегодня и вовсе сообщил, что взял больничный. Я спросила, в каких отношениях Бор состоял с Ракелью, и она вспомнила, что Бор с особым вниманием приглядывал за ней.
– «Приглядывал