– Не знаю. Quartering – это, возможно, чисто английская примочка. Но вот отсечение головы – явление международное, а его голову нашли торчащей на палке возле деревни.
– И ты сообщил в рапорте, что сержант пропал по дороге домой.
– Да.
– Мм… Скажи, а почему ты вообще приглядываешь за этими женщинами?
Молчание. Бор присел на освещенный край стола, и Харри попытался понять, что выражает его лицо, но не сумел.
– У меня была сестра. – Его голос звучал бесстрастно. – Бьянка. Младшенькая. Ее изнасиловали, когда ей было семнадцать. Я должен был приглядывать за ней в тот вечер, но захотел пойти в кино, посмотреть «Крепкий орешек». Фильм предназначался для зрителей старше восемнадцати. Только спустя несколько лет Бьянка призналась, что ее изнасиловали в тот самый вечер. Пока я сидел и наслаждался похождениями Брюса Уиллиса.
– Почему она сразу не рассказала?
Бор вздохнул:
– Насильник пригрозил, что убьет меня, ее старшего брата, если она кому-нибудь скажет хоть слово. Бьянка понятия не имела, откуда этот тип мог узнать, что у нее есть брат.
– А как он выглядел, этот насильник?
– Она его не разглядела, сказала, что было темно. Или же мозг попросту заблокировал это воспоминание. Я сталкивался с подобным в Судане. Солдаты проходили через вещи столь ужасные, что просто-напросто обо всем забывали. Они могли проснуться следующим утром и искренне отрицать, что были в том или ином месте и что-то видели. У некоторых вытеснение работает прекрасно. У других воспоминания позже всплывают, как флешбэки. Кошмары. Я думаю, к Бьянке они вернулись. И она с ними не справилась. Страх – вот что ее сломало.
– И ты считаешь, что это твоя вина?
– Естественно, а чья же еще?
– Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что у тебя не все в порядке с головой, Бор?
– Конечно. Ты ведь тоже слегка с приветом?
– А что ты делал в доме Кайи?
– Я увидел, что она просматривает на своем компьютере видео. Мужчина выходит из дома Ракели в ночь убийства. И когда Кайя ушла, я пробрался внутрь, чтобы изучить его внимательнее.
– И что ты выяснил?
– Ничего. Качество записи очень плохое. А потом я услышал, как в дом входишь ты. И перебрался из гостиной в кухню.
– Чтобы в коридоре оказаться у меня за спиной. И у тебя совершенно случайно оказался с собой хлороформ?
– Я всегда ношу с собой хлороформ.
– Зачем?
– Затем, чтобы тот, кто попытается пробраться в дом к кому-нибудь из моих подопечных женщин, оказался на стуле, на котором сейчас сидишь ты.
– И?..
– И получил по заслугам.
– А почему ты все это мне рассказываешь, Бор?
Бор сложил руки на груди:
– Должен признаться, Харри, сначала я думал, что это ты убил Ракель.
– Вот как?
– Брошенный муж. Классический вариант и первое, что приходит в голову, так ведь? И мне показалось, что именно это я увидел в твоем взгляде во время похорон. Смесь невинности и раскаяния. Взгляд человека, который убил, потому что одновременно испытывал по отношению к жертве ненависть и желание, а теперь раскаивается. Причем настолько сильно, что мозг его вытесняет воспоминание. Потому что только так он может выжить, ведь правда невыносима. Я видел такой взгляд у сержанта Воге. Казалось, он смог забыть, что сделал с Халой, и вспомнил это, только когда я задал ему конкретный вопрос. Но потом, когда я узнал, что у тебя есть алиби, то понял, что та тяжелая вина, которую я разглядел в твоих глазах, сродни моей собственной. Вина за то, что ты не смог помешать преступнику. Так что причина, по которой я тебе это рассказываю… – Бор поднялся со стола и скрылся в темноте, продолжая говорить, – проста. Я знаю, что ты хочешь того же, что и я. Мы оба хотим увидеть, как преступники понесут наказание. Они отняли у нас тех, кого мы любили. Тюремного срока здесь мало. Обычной смерти мало.
Люминесцентные лампы пару раз моргнули, и помещение залил свет.
Комната действительно оказалась офисом. Или бывшим офисом. Шесть-семь письменных столов, светлые пятна в тех местах, где прежде стояли мониторы и системные блоки компьютеров, картонные коробки, разбросанные повсюду канцелярские принадлежности, принтер – все указывало на то, что сотрудники съезжали отсюда в страшной спешке. На белой деревянной стене висел портрет короля.
«Военные», – автоматически подумал Харри.
– Ну что, пойдем? – спросил Бор.
Харри встал. У него кружилась голова, и он слегка нетвердыми шагами направился к простой деревянной двери, возле которой его ждал Бор. Он держал в руках телефон Харри, его служебный пистолет и зажигалку.
– Где ты был? – спросил Харри, убирая телефон и зажигалку и взвешивая пистолет на руке. – В ту ночь, когда убили Ракель? Я знаю, что не дома…
– Был выходной, и я уехал в наш загородный дом, – ответил Бор. – В Эггедал. Боюсь, я был один.
– Что ты там делал?
– Ну что я делал? Чистил оружие. Потом разжег камин. Думал. Слушал радио.
– Хм… Местную радиостанцию? Небось «Радио Халлингдал»?
– Ага. Это единственная станция, которая там ловится.
– В тот вечер они проводили лотерею бинго.
– Точно. Ты что, часто бываешь в Халлингдале?
– Нет. Можешь вспомнить что-нибудь особенное, связанное с этой лотереей?
Бор изумленно поднял бровь:
– С бинго?
– Да.
Бор покачал головой.
– Совсем ничего? – уточнил Харри, оценивая вес пистолета. Он сделал вывод, что пули из магазина не вынули.
– Нет. Это допрос?
– Подумай хорошенько.
Бор наморщил лоб:
– Ну, если только то, что все победители оказались из одного места. Кажется, из коммуны Фло.
– Бинго, – мягко сказал Харри и убрал пистолет в карман куртки. – Теперь ты вычеркнут из моего личного списка подозреваемых.
Руар Бор недоверчиво посмотрел на Харри:
– А при чем тут лотерея, которую проводили на радио?
Харри пожал плечами:
– Долго объяснять. Ладно, проехали. Мне надо покурить.
Они спустились по изношенной скрипучей деревянной лестнице и, как только вышли в ночь, услышали колокольный ритурнель.
– Ну надо же! – произнес Харри, втягивая в себя холодный воздух. На площади перед ними по-субботнему озабоченные люди спешили в бары, а над крышами домов виднелись башни городской ратуши. – А мы, оказывается, в самом центре города.
Харри доводилось слышать, как колокола на ратуше исполняли песни группы «Крафтверк» и Долли Партон, а однажды Олег пришел в восторг, узнав заставку к компьютерной игре «Майнкрафт». Но сейчас звучала мелодия из постоянного репертуара, «Песня сторожа» Грига. Значит, ровно полночь.
Харри обернулся. Дом, из которого они вышли, находился рядом с воротами в крепость Акерсхус и больше походил на деревянный барак.
– Не MI6 и не ЦРУ, конечно, – сказал Бор, – но здесь в былые времена находилась штаб-квартира Е14.
– Что еще за Е14? – Харри отыскал в кармане пачку сигарет.
– Недолго просуществовавшая норвежская шпионская организация. Неужели не слышал?
– Вроде что-то припоминаю.
– Создана в тысяча девятьсот девяносто пятом году, несколько лет операций в стиле Джеймса Бонда, потом борьба за власть, политическая шумиха по поводу методов и расформирование в две тысячи шестом. С тех пор здесь пусто.
– Но у тебя есть ключи?
– Я состоял в ней в последние годы. Никто не просил вернуть ключи.
– Так… Экс-шпион, стало быть. Это объясняет, почему ты использовал хлороформ.
Бор криво улыбнулся:
– О, мы совершали и более странные вещи, чем эта.
– Не сомневаюсь. – Харри бросил взгляд на часы на башне ратуши.
– Прошу прощения, что испортил тебе сегодняшний вечер, – сказал Бор. – Не угостишь сигаретой, прежде чем мы продолжим беседу?
– Когда меня приняли в Е14, я был молодым офицером, – произнес Бор и выпустил дым сигареты в небо. Они с Харри нашли скамейку на крепостном валу позади пушек, нацеленных на Осло-фьорд. – Но в этой организации состояли не только военные. Кого там только не было: дипломаты и официанты, столяры и полицейские, математики и красивые женщины. Последних использовали в качестве подсадных уток.
– Прямо как в шпионском фильме, – заметил Харри и тоже затянулся сигаретой.
– Это и был шпионский фильм.
– Какие у вас имелись полномочия?
– Сбор информации в местах, где предположительно мог оказаться военный контингент Норвегии: Балканы, Ближний Восток, Судан, Афганистан. Мы обладали большой свободой, нам следовало действовать независимо от разведсетей США и НАТО. Какое-то время казалось, что нам все удавалось. Чувство товарищества, преданность делу. Но пожалуй, свободы было слишком много. В таких закрытых сообществах возникают собственные стандарты того, что считается приемлемым. Мы платили женщинам за секс с фигурантами. Мы вооружались незарегистрированными пистолетами «Хай Стандард HD 22».
Харри кивнул. Такой пистолет он видел на даче у Бора – излюбленное оружие агентов ЦРУ, оснащенное простым и очень удобным глушителем. Именно такой пистолет русские обнаружили у Фрэнсиса Гэри Пауэрса, пилота самолета-шпиона U2, сбитого над советской территорией в 1960 году.
– Без серийных номеров их нельзя было связать с Е14, если нам приходилось использовать оружие для ликвидаций.
– И ты тоже занимался всем этим?
– Нет, я не подкладывал женщин под нужных людей и лично никого не убивал. Худшее, что я сделал… – Бор задумчиво почесал подбородок, – или худшее, что мне пришлось испытать, – это был самый первый раз, когда я намеренно расположил к себе человека, а потом предал его доверие. В качестве одного из вступительных испытаний мы получили задание как можно быстрее добраться из Осло до Тронхейма, имея в кармане всего лишь десять крон. Таким образом проверяли, имеются ли у кандидата навыки общения и креативность, которые могут потребоваться в критической ситуации. Я заплатил свои десять крон добродушного вида женщине в одном из кафе на Центральном вокзале Осло, чтобы воспользоваться ее телефоном и якобы позвонить своей смертельно больной младшей сестре, лежавшей в центральной больнице Тронхейма, и рассказать ей, что у меня только что украли сумку, где лежали бумажник, билет на поезд и мобильник. На самом деле я позвонил одному из а