гентов и сумел расплакаться в телефон. Когда я закончил разговор, женщина тоже плакала, и я уже собирался попросить у нее одолжить мне денег на билет, как вдруг она предложила отвезти меня на своем автомобиле, припаркованном неподалеку. Мы мчались, выжимая из машины все, что можно. Шли часы, и мы разговаривали обо всем на свете, доверяя друг другу свои самые заветные тайны. Таким делятся только с незнакомцами. Разумеется, все мои тайны были заученной ложью и хорошей тренировкой для подающего надежды шпиона. Через четыре часа мы остановились в национальном парке Довре. Смотрели, как над равниной заходит солнце. А потом поцеловались. Мы смеялись сквозь слезы и объяснялись друг другу в любви. Спустя два часа, уже ближе к полуночи, она высадила меня у главного входа в больницу. Я попросил ее найти место для парковки, сказав, что сам пока узнаю, где именно лежит моя сестренка. Я пообещал сердобольной женщине, что буду ждать ее в вестибюле. А сам прошел прямо через приемный покой, вышел в заднюю дверь и бежал, бежал, бежал до самого памятника королю Олаву, где нас с секундомером в руках ждал начальник приемной комиссии Е14. Я прибыл первым, и той ночью меня чествовали как героя.
– Привкуса не было?
– Тогда нет. Он появился позже. В армейском спецназе было то же самое. Человек постоянно находится под прессом, который обычные люди не выдерживают, и поэтому через какое-то время он начинает думать, что всеобщие правила на него не распространяются. В Е14 все началось с небольших манипуляций. С корыстного использования окружающих в своих целях. Незначительных нарушений закона. А закончилось моральным вопросом о жизни и смерти.
– Ты хочешь сказать, что на людей на такой работе тоже распространяются правила?
– Конечно. На бумаге… – Бор похлопал себя по карману. – А вот здесь… – Он постучал пальцем по лбу. – Ты знаешь, что должен нарушить некоторые правила, чтобы хорошо присматривать за своими подопечными. Потому что это твоя вахта и ты несешь ее постоянно. Причем делаешь это в одиночку, рассчитывать тебе абсолютно не на кого. И благодарности от тех, за кем ты присматривал, тебе тоже не дождаться, потому что большинство из них никогда не узнает об этом.
– Но правовое государство…
– …имеет свои ограничения. Если бы решало правовое государство, то норвежского солдата, изнасиловавшего и убившего афганскую женщину, отправили бы домой, отбывать небольшой срок в тюрьме, которая хазарейцу показалась бы пятизвездочным отелем. Я все сделал как надо: Воге, совершивший преступление в Афганистане, понес наказание по афганским законам.
– А теперь ты охотишься за тем, кто убил Ракель? Но если следовать твоей логике, то за преступление, совершенное в Норвегии, надо судить по норвежским законам, а у нас нет смертной казни.
– Может, в Норвегии ее и нет, а у меня есть смертная казнь, Харри. И у тебя тоже.
– Правда?
– Я не сомневаюсь в том, что ты, как и бо́льшая часть населения этой страны, искренне веришь в гуманизм и прочие ценности. Но ты еще и человек, Харри. Мужчина, у которого отняли любимую женщину. И сам я, кстати, тоже любил эту женщину.
Харри глубоко затянулся сигаретой.
– Нет, не подумай, – добавил Бор. – Не в этом смысле любил. Ракель была моей младшей сестренкой. Совсем как Хала. Они обе были Бьянкой. И я потерял их всех.
– Чего ты хочешь, Бор?
– Я хочу помочь тебе, Харри. Когда ты найдешь преступника, я тебе помогу.
– Как именно?
Бор поднял сигарету вверх:
– Убийство сродни курению. Сперва ты кашляешь, весь твой организм отчаянно сопротивляется, думаешь, что никогда не сможешь к этому привыкнуть, но потом… Видел бы ты моих спецназовцев. Харри, если убийцу Ракели лишат жизни после того, как арестуют, ты должен быть вне подозрений.
– То есть я должен вынести смертный приговор, а ты предлагаешь себя в качестве палача?
– Ну, положим, Харри, приговор ему мы уже вынесли. Ненависть сжигает нас до основания. Мы видим это, но мы настоящие профессионалы, а потому ни перед чем не остановимся. – Бор бросил окурок на землю. – Отвезти тебя домой?
– Я, пожалуй, пройдусь, – сказал Харри. – Надо, чтобы хлороформ выветрился. Только сперва задам тебе два вопроса. Когда мы с твоей женой сидели у пруда Сместаддаммен, ты целился в нас через лазерный прицел. Откуда ты узнал, что мы пойдем именно туда?
Бор улыбнулся:
– Я этого не знал. Обычно я сижу в подвале и несу вахту. Слежу, чтобы норка больше не таскала птенцов у лебединой пары, которая обитает на пруду. А потом вдруг появились вы.
– Хм… Так просто.
– А второй вопрос?
– Как ты дотащил меня из машины вверх по всем этим лестницам сегодня вечером?
– А как мы обычно носим наших павших? Как рюкзак. Это единственный способ.
Харри кивнул:
– Ну вот и все, что я хотел знать.
Бор поднялся:
– Ты знаешь, где меня найти, Харри.
Харри прошел мимо ратуши, потом по улице Стортингсгата и остановился у Национального театра. И сам удивился, как спокойно миновал двери трех открытых, по-субботнему переполненных баров. Он достал телефон. Сообщение от Олега:
Что нового? Голова над водой?
Харри решил позвонить ему после того, как поговорит с Кайей. Она ответила после первого звонка:
– Харри? – Он услышал беспокойство в ее голосе.
– Я только что беседовал с Бором, – сказал он.
– Я так и знала, что что-то случилось!
– Он невиновен.
– Вот как? – Одеяло зашуршало и коснулось телефонного микрофона, когда она переворачивалась. – Что это значит?
– Это значит, что мы снова в начале пути. Я предоставлю тебе полный отчет завтра утром. Хорошо?
– Харри?
– Да.
– Я немножко испугалась.
– Я понял.
– А сейчас мне немножко одиноко.
– Хочешь, я к тебе приеду?
Пауза.
– Харри?
– Да?
– Я вовсе не к этому сказала.
– Я знаю.
Харри отсоединился, зашел в список контактов и нашел букву «О», номер Олега. Он уже собрался было нажать на кнопку вызова, но потом передумал и вместо этого отправил Олегу эсэмэску:
Позвоню завтра.
Глава 31
Харри лежал на спине поверх одеяла, почти полностью одетый. Ботинки «Доктор Мартенс» стояли на полу у кровати, куртка висела на стуле. Кайя клубочком свернулась под одеялом, прижавшись к Харри и положив голову на его руку.
– Ты совершенно такой же, – сказала она, проведя рукой по его свитеру. – За прошедшие годы совершенно не изменился. Это несправедливо.
– От меня начинает вонять по́том, – сказал он.
Она уткнулась лицом ему в подмышку и вдохнула:
– Глупости, ты хорошо пахнешь: ты пахнешь Харри.
– Это слева. А проблемы у правой подмышки. Наверное, старею.
Кайя тихо засмеялась:
– Между прочим, исследования показали: то, что старики плохо пахнут, – это миф. По данным японских ученых, пахучее вещество два-ноненаль действительно вырабатывают только организмы людей старше сорока, однако тесты вслепую показали, что запах пота у пожилых лучше, чем у тридцатилетних.
– О господи! – сказал Харри. – Сейчас ты подвела теоретическую основу под тот факт, что я воняю, словно жеребец.
Кайя засмеялась. Мягким смехом, по которому он так скучал. Своим особым смехом.
– Рассказывай, – велела она. – Что там насчет Бора?
Харри получил сигарету и подробно все изложил. Он рассказал, что́ они с Бьёрном обнаружили в загородном доме Бора, о том, как тот внезапно напал на него в гостиной Кайи. Харри поведал ей о пробуждении в заброшенном помещении Е14 и о долгой беседе, которая у них там состоялась. Харри пересказал все более или менее подробно, за исключением того, что Бор предложил себя в качестве палача.
Странно, но Кайя совершенно спокойно восприняла новость о том, что этот человек казнил в Афганистане одного из своих солдат. И не выказала изумления, узнав, что Бор следил за ней – как в Кабуле, так и здесь, в Осло.
– Я думал, ты хоть немного удивишься, – сказал Харри.
Она покачала головой и взяла его сигарету.
– Я никогда не замечала слежки, но порой что-то такое чувствовала. Ты понимаешь, когда Бор узнал, что я потеряла старшего брата, так же как он потерял свою младшую сестру, он начал со мной обращаться как с некоей суррогатной сестрой. Просто мелочи: например, меня охраняли чуточку лучше, чем других, когда я выезжала по работе за пределы зоны безопасности. Я делала вид, что ничего не замечаю. А к слежке человек привыкает.
– Неужели?
– Да, представь себе, – подтвердила она, вставляя сигарету между губами Харри. – Когда я работала в Басре, то там в составе коалиционных сил, дислоцированных вокруг отеля, где жили мы, сотрудники Красного Креста, были в основном англичане. А англичане другие, понимаешь? Американцы работают в открытую и с размахом, они зачищают улицы и используют так называемую snake-procedure[43] при охоте за кем-нибудь. Они идут прямо вперед и буквально взрывают стены, которые мешают их проходу. Они считают, что так быстрее и к тому же в большей мере устрашает, а этот фактор тоже нельзя недооценивать. А вот англичане… – Кайя провела пальцами по его груди, – они крадутся вдоль стен, оставаясь невидимыми. После двадцати ноль-ноль наступал комендантский час, но, случалось, мы выходили на крышу отеля перед баром. Мы никогда их не видели, но, бывало, я замечала пару красных точек на человеке, рядом с которым стояла. А он видел точно такие же на мне. Это такое вежливое напоминание от англичан, что они на посту, а нам надо зайти в помещение. И благодаря этому я чувствовала себя в большей безопасности.
– Хм… – Харри затянулся сигаретой. – И как его звали?
– Кого?
– Того парня, на котором ты видела красные точки.
Кайя улыбнулась, но глаза ее стали грустными.
– Антон. Он работал в МККК – Международном комитете Красного Креста. Люди в большинстве своем об этом не знают, но существуют две организации с похожими названиями. Есть Международная федерация обществ Красного Креста – это мы, рядовые солдаты здоровья, действующие под эгидой ООН. И есть Международный комитет Красного Креста, он состоит в основном из швейцарцев, а их штаб-квартира находится в Женеве. Это, так сказать, эквивалент десантников и спецназовцев. О них редко говорят, но эти люди приходят первыми и уходят последними. Они делают все то, чего не делает ООН из-за недостатка безопасности. Именно сотрудники МККК ходят по ночам и, скажем так, считают трупы. Эти люди не выставляли себя напоказ, но их легко было узнать по чуть более дорогим рубашкам и по тому, что от них исходило чувство легкого превосходства над всеми нами.