у Рингдала разрешение на оружие.
– Да, Кайя, и вот еще что… – начал Харри.
– Может, обсудим, когда ты приедешь? – перебила она. – Или ты сегодня ко мне не собираешься?
– Мне надо подумать, – сказал Харри. – А лучше всего мне думается в одиночестве.
– Конечно. Извини, я не хотела тебя доставать.
– Ты меня вовсе не достаешь.
– Нет, но я… – Она вздохнула. – Ладно, что там еще?
– Я обнаружил у Рингдала фотографию изуродованного трупа женщины. Она висит на стене прямо над его компьютером. Ну, знаешь, чтобы он все время мог ее видеть. Как диплом или что-то в этом роде.
– О господи. И что это значит?
– Я не знаю. Как ты думаешь, можно найти фотографию его бывшей жены, той пропавшей русской?
– Полагаю, это не так сложно сделать. Если не обнаружу фото в «Гугле», то позвоню ее подруге. Пришлю тебе на телефон.
– Мм… Спасибо. – Харри медленно ехал по улице Согнсвейен между каменными виллами, окруженными тихими английскими садами. Прямо на него двигались две включенные фары. – Кайя?
– Что?
Это автобус. Когда автобус проезжал мимо Харри, то на него из освещенного салона смотрели бледные, похожие на привидения лица. Среди них было ее лицо – лицо Ракели. Картинки из памяти стали более четкими, они были похожи на камни, которые вот-вот сорвутся вниз.
– Ничего, – ответил он. – Спокойной ночи.
Харри сидел на диване и слушал «Рамоунз».
Не потому, что ему так уж нравилась эта группа, а потому, что пластинка лежала в проигрывателе с тех самых пор, как он распаковал подарок Бьёрна. И ему внезапно подумалось, что он избегал музыки после похорон, ни разу не включил радио ни дома, ни в автомобиле, предпочитая тишину. Тишину, необходимую для размышлений. Тишину, в которой Харри пытался расслышать, что ему говорит тот голос снаружи, с другой стороны темноты, с противоположной стороны окна в форме полумесяца, из автобуса, наполненного привидениями. Он говорил то, что Харри почти – только почти – понимал. Но сейчас этот голос, наоборот, надо было заглушить. Потому что он говорил слишком громко и Харри не мог его больше слушать. Он прибавил звук, закрыл глаза и откинул голову назад, к полке с виниловыми пластинками. «Рамоунз». «Road to Ruin». Короткие рубленые сообщения Джоуи. И все же Харри казалось, что эта музыка скорее поп-рок, чем панк-рок. Обычно так и происходило. Успех, размеренная жизнь, возраст – все это даже самых озлобленных делало более мирными. Так случилось и с самим Харри. Он стал более мягким, добрым. Можно даже сказать, общительным. Счастливый домашний мужчина, состоящий в счастливом браке с любимой женщиной. Нет, не в безупречном. Хотя, пожалуй, их семейную жизнь можно было назвать безупречной, ведь все у них было лучше некуда. До тех пор, пока в один прекрасный день они оба не совершили ошибку. Это было как гром среди ясного неба. Ракель выложила ему все свои подозрения. А Харри сознался. Вернее, нет, не сознался. Он всегда рассказывал жене то, что она хотела знать, ей достаточно было просто спросить. А у нее всегда хватало ума не спрашивать больше, чем, по ее мнению, ей следовало знать. Значит, Ракель посчитала, что в данном случае ей надо знать правду. Всего одна ночь с Катриной Братт. Катрина позаботилась о нем однажды вечером, когда он был так пьян, что не мог позаботиться о себе сам. Был ли у них секс? Харри не помнил, он был настолько пьян, ну просто в стельку, что, скорее всего, даже если бы и попытался, у него бы ничего не вышло. Но он сказал Ракели правду, что полностью этого исключить нельзя. А она ответила, что это не имеет никакого значения, что он все равно предал ее, что она больше не хочет его видеть, и попросила Харри собрать свои вещи.
Даже думать сейчас об этом было так больно, что Харри начал хватать воздух ртом.
Он тогда взял сумку с одеждой, туалетные принадлежности и виниловые пластинки, оставив компакт-диски. С ночи, которую он провел с Катриной, Харри не брал в рот ни капли спиртного, но в тот день, когда Ракель выгнала его, он направился прямиком в винный магазин. Его остановил один из продавцов, когда Харри принялся откручивать пробку на бутылке прямо возле прилавка.
Александра сейчас занимается тем свитером.
Харри начал собирать в голове мозаику из кусочков.
Если это кровь Ракели, то все понятно. Значит, в ночь убийства Петер Рингдал уехал из бара «Ревность» около 22:30 и нанес Ракели визит без предупреждения – возможно, под предлогом того, что хочет уговорить ее возглавить правление. Она впустила его в дом, дала ему стакан воды. И во второй раз отказалась от его предложения. А возможно, согласилась. Может быть, именно поэтому он задержался у нее, им было о чем поговорить. Разговор мог перетечь в более личное русло. Рингдал, конечно же, рассказал о вызывающем поведении Харри в баре за пару часов до их встречи, а Ракель поведала о проблемах бывшего мужа и – сейчас Харри подумал об этом впервые – о том, что он установил фотоловушку. Он был уверен, что Ракель ее обнаружила. И даже объяснила Рингдалу, где именно находится эта фотоловушка. Они поделились друг с другом своими печалями, а может быть, и радостями, и в какой-то момент Рингдал подумал, что настало время подобраться к ней ближе в физическом смысле. Но на этот раз его твердо отвергли. И в ярости, последовавшей за унижением, Рингдал схватил нож из стойки на кухонном столе и ударил Ракель. Он ударил ее несколько раз: то ли вошел в раж и не мог остановиться, то ли сообразил, что уже слишком поздно, произошло непоправимое, и теперь ему необходимо довести работу до конца, то есть добить ее и замести следы. Ему удалось сохранить ясность мышления. Рингдал сделал все, что было нужно. И когда он покидал место преступления, то прихватил с собой трофей, своего рода диплом, каким служила фотография другой убитой им женщины. Красный шарф, который висел под шляпной полкой рядом с пальто. Затем он сел в машину, но в последний момент вспомнил про фотоловушку, о которой ему рассказала Ракель, вышел и снял ее. От карты памяти Рингдал избавился на бензоколонке. А окровавленный свитер бросил на пол к грязному белью, возможно не заметив крови, иначе он сразу выстирал бы его. Вот что произошло в ту ночь.
Может быть. А может быть, и нет.
Двадцатипятилетний опыт расследования убийств научил Харри, что развитие событий на месте преступления почти всегда было более сложным и менее понятным, чем предполагалось изначально.
А вот мотив почти всегда оказывался таким же очевидным и простым, как казалось с первого взгляда.
Петер Рингдал был сильно влюблен в Ракель. Харри заметил желание в его взгляде уже в первый раз, когда тот пришел в «Ревность», чтобы осмотреть бар. Не осмотрел ли он одновременно и Ракель? Любовь и убийство. Классическая комбинация. Когда Ракель отвергла Рингдала там, в бревенчатой вилле, она, возможно, поведала ему, что собирается вернуться к Харри. А мы все заведомые ловеласы, воры, пьяницы, убийцы. Мы повторяем свои грехи и надеемся, что нас простят – Бог, другие люди или мы сами. И Петер Рингдал убил Ракель Фёуке так же, как убил свою бывшую жену Андреа Кличкову.
Был, правда, и еще один вариант. Это сделал тот же человек, что приезжал ранее тем же вечером, убийство произошло уже тогда, и убийца, который знал, что Ракель будет одна, вернулся позже, чтобы прибрать за собой. На первом изображении с фотоловушки видна Ракель, стоящая в дверях, а во второй раз ее там нет. Вероятно, потому, что к тому времени она уже была мертва. Мог ли убийца прихватить с собой ключи, а потом вновь отпереть дверь, прибраться и, уходя, оставить ключи в доме? Или же преступник послал подчистить следы кого-то другого? У Харри имелись смутные подозрения, что силуэты двух посетителей не могли принадлежать одному и тому же человеку. В любом случае версия не слишком перспективная, ведь, как говорилось в отчете, патологоанатомы, основываясь на температуре трупа и температуре в помещении, твердо установили, что убийство произошло после первого визита, то есть в то время, когда в доме находился последний посетитель.
Харри услышал, как иголка осторожно натыкается на этикетку, словно бы желая ненавязчиво обратить его внимание на необходимость перевернуть пластинку. Здравый смысл предложил поставить более громкий и одуряющий рок, но Харри отказался, как он постоянно отвергал предложение сидящего в мозгу дьявола выпить – всего глоточек, капельку. Время ложиться спать. Если ему удастся заснуть, это станет наградой. Харри осторожно снял пластинку с проигрывателя, не касаясь ее поверхности, не оставляя отпечатков. Рингдал подчистил все следы, но забыл вымыть стакан, из которого пил. Ну разве это не странно? Харри позволил пластинке скользнуть в конверт, а потом в обложку. Он провел пальцем по ряду альбомов. Они были расставлены в алфавитном порядке по названиям групп, а внутри их – в хронологическом, по датам приобретения. Он просунул руку между «Rainmakers», одноименным альбомом группы, и «Ramones» и раздвинул пластинки, чтобы освободить место для подарка Бьёрна. Он обратил внимание на какой-то предмет, прилипший к пластинкам, и раздвинул их пошире, чтобы разглядеть его. Изумленно потряс головой. Сердце забилось быстрее, будто поняло нечто такое, чего мозг еще не усвоил.
Зазвонил телефон.
Харри ответил.
– Это Александра. Я провела первые анализы и уже вижу отклонение от профилей ДНК. Можно исключить, что кровь на свитере этого Рингдала принадлежит Ракели.
– Мм…
– И тебе она тоже не принадлежит. Да, кстати, у тебя на брюках обнаружилась чужая кровь.
Тишина.
– Харри?
– Да.
– Что-то не так?
– Я не знаю. Тогда, значит, на свитере и на моих брюках кровь из его носа. Ладно, у нас в любом случае есть отпечатки пальцев, привязывающие Рингдала к месту преступления. И плюс еще шарф Ракели в ящике у него дома, он пахнет ею, на нем наверняка обнаружится ее ДНК. Волосок, пот, кожа.
– Но, Харри, кровь на свитере не идентична чужой крови на твоих штанах.
– Ты хочешь сказать, что кровь на моих брюках не принадлежит ни мне самому, ни Рингдалу?