Зверев понимающе кивнул и тут уже изобразил сочувствие.
– Тяжело вам, наверное, с таким графиком?
– Да уж нелегко, но мы привычные.
– А вас, простите, товарищ, как величать?
– Тумаков Василий Василич.
– Надо же, какое совпадение, я ведь тоже Василич.
Вахтер прищурился и коротко по-старчески хохотнул:
– Так знаю ж я это.
– Отку-у‐уда?
– Так ты же сам, сынок, мне удостоверение показывал, вот я и прочел.
– Ой, что-то я уже совсем забегался, вот и позабыл! А вы молодец, бдительно свою службу несете. Все-то вы успели прочесть и запомнить, прежде чем меня впустить.
Мужичок довольно оскалился:
– Так как же иначе? Иначе нельзя… Я еще и записываю всех: и кто чужой, и всех, кто режим не соблюдает.
Вахтер открыл ящик стола и показал Звереву засаленную тетрадку.
– Вот! Я здесь и фамилию вашу записал, и имя-отчество, и когда прибыли тоже.
– Ну вы и молодец, а теперь скажите, в четверг, точнее, в ночь на пятницу ведь тоже вы дежурили?
– Я.
– А не помните, в тот день дежурство у вас спокойное выдалось? Наверное, отсидели день и, как вы там сказали, «избушку на клюшку»?
– Да какое там! У нас же в тот день получка была, так наши оглоеды всю ночь мне спать не давали! Обычно так по праздникам бывает или в пятницу, а тут четверг тоже неспокойный выдался.
– А как же с теми, кто после одиннадцати является?
– Так стучат они мне в окошко, я встаю и впускаю их.
– А в ту ночь многие после одиннадцати пришли?
– Да человек десять-пятнадцать. Если хотите, про всех скажу – кто и когда, говорю же, они у меня все записаны.
Зверев взял тетрадку и прочел, что Самсонов в четверг пришел в двенадцать тридцать.
– Скажите, а те, кто той ночью пришел, подвыпившие небось были?
– А как же, однако не все. Были и такие, кто тверезый явился…
– А кто? Не помните?
Вахтер наморщил лоб.
– Погоди-ка, сейчас припомню… Кондратьев из шестнадцатой, Генка Мельник, Харитонов Иван и Димка Самсонов из тридцать первой. Димка, к слову, с разбитой рожей в тот день пришел…
– Трезвый и с разбитой рожей? Напали на него, что ли? Может, хотели деньги отнять? Он ведь в тот день, наверное, тоже зарплату получил?
Вахтер только махнул рукой.
– То, что получил – знаю, а вот напал на него кто или нет… Не спрашивал я этого у него. А ежели бы и спросил, то вряд ли бы он мне ответил. Димка у нас не особо разговорчивый.
Зверев понимающе кивнул, задал лысому вахтеру еще несколько вопросов на отвлеченную тему, попрощался и вышел из общежития.
Когда Павел Васильевич вернулся домой, было уже темно, но он все же позвонил Костину. Тот сообщил, что тоже не тратил время зря и пообщался с двумя работниками моторемонтного завода, которые также подтвердили, что в четверг Самсонова с ними ни в бане, ни в пивной не было.
Часть шестаяХромой
Глава первая
Когда на следующее утро Веня, весь взмыленный, влетел в кабинет, он весь сиял.
– Катя пришла в себя! Я говорил с ее лечащим врачом, и та сказала, что кризис миновал и теперь все будет хорошо.
Веня схватил налитый доверху графин с водой и прямо из горлышка выпил из него едва ли не половину, потом сел на стул и вытер рукавом вспотевший лоб. Евсеев и Горохов, сидящие на своих местах, тут же вскочили и принялись поздравлять молодого опера, Зверев же продолжал задумчиво смотреть в окно.
– Василич, – возмутился Веня. – Хватит витать в облаках. Ты слышал, что я сказал?
– Что? – майор вздрогнул и тупо уставился на Костина.
– Говорю же, Катя пришла в себя!
– Она может говорить? – невозмутимо спросил Зверев.
Веня надул губы:
– Это для тебя самое главное?
– Нет, конечно. Я рад, что с Катей все в порядке. Так она может говорить?
– Думаю, что может, но к ней пока не пускают. Врач сказала, что, может быть, вечером смогу ее навестить.
Зверев поднялся и протянул Вене групповое фото футболистов псковского «Спартака».
– Постарайся показать ей фото, и, если она опознает Самсонова, можно будет его брать.
– Ждать до вечера? Да как же так? Ты что, все еще сомневаешься, что Самсонов и есть Черных? А что, если он снова попытается убить ее?
– Так Катю же охраняют.
– И что?
Веня проскрежетал зубами.
– Я считаю, что этого Самсонова нужно брать немедленно.
Зверев развел руками.
– У нас не хватает улик!
– Каких улик?
– То, что он в день нападения на Катю где-то получил по физиономии, еще не делает его преступником.
– Но он же врал, уверяя всех, что был в тот день весь вечер со своими дружками по гаражу. Он пропадал неизвестно где, у него разбито лицо, так что Самсонов вполне мог напасть в тот день на Катю. Я уверен, что это сделал именно он, иначе зачем же он просил Щукина состряпать ему алиби? Ты же мне это сам вчера сказал по телефону.
Зверев покачал головой:
– Посуди сам, Самсонов скрывал правду от Лопатина и от одноклубников. Ему зачем-то нужно было их убедить, что в четверг он гулял в бане с коллегами по цеху и бражничал. При этом он знал, что Лопатин его за это по головке не погладит. Однако он это сделал, и, я уверен, не для того, чтобы убедить в том, что бражничал, нас. Что это за алиби, которое сразу же развалилось как карточный домик? Мужики из гаража тут же подтвердили, что Самсонов в тот вечер где-то пропадал, а значит, такое алиби не имеет смысла.
– И что из этого следует? – спросил Горохов.
– То, что Самсонов что-то скрывает от тренера и команды, но не более того, – пояснил Зверев.
– Откуда же у него ссадины на лице?
– Пока не знаю, но надеюсь это выяснить, как и то, где он пропадал в тот вечер и чем занимался.
– То есть ты утверждаешь, что Самсонов не нападал на Катю? – обиженно буркнул Веня.
– Нет, не утверждаю. Он мог напасть на Катю, и он мог убить Зацепина, но, прежде чем арестовывать Самсонова, я хочу, чтобы Катя его опознала. В противном случае у нас против него будут только косвенные улики. Вот поэтому я и спрашивал тебя, может ли Катя говорить.
Пока Костин ехал в автобусе, ему дважды наступили на ногу и чуть было не оторвали ручку от холщовой сумки, в которой лежали яблоки, пачка печенья и две бутылки ряженки. Веня тихо ругался себе под нос, еще до конца не понимая, что его злит больше – битком набитый пассажирами автобус или позиция Зверева, который как будто бы и не обрадовался тому, что Катя пришла в себя, и вдобавок ко всему почему-то медлил с задержанием Самсонова. Если этот тип поймет, что его раскусили, он запросто сможет скрыться, и потом ищи его.
Когда Веня вошел в здание больницы, часы показывали шестнадцать сорок пять. Подойдя к стойке регистрации, Костин бесцеремонно бросил:
– Я к Колесниковой, в триста первую.
– Вы ее родственник? – едким голоском спросила немолодая очкастая медсестра с бородавкой на носу.
– Муж!
Женщина открыла регистрационную книгу и сообщила:
– Колесникова в триста седьмой, ее перевели в общую палату.
– Хорошо! Как туда пройти?
– Посещение больных с пяти.
Веня опешил, заскрежетал зубами и сунул женщине в лицо удостоверение.
– Я из милиции!
– И что с того? Вы сказали, что пришли к жене, значит, вы явились как частное лицо, поэтому будьте любезны соблюдать распорядок.
Веня сжал кулаки и убрал удостоверение в карман.
– Послушайте, гражданочка, сейчас уже почти без десяти пять, давайте я все-таки пройду…
– Вот же нетерпеливый, уж десять минут посидеть не может. Надевайте халат и ожидайте пяти часов, больше повторять не буду!
Веня, горя желанием наговорить этой мымре гадостей, все же сдержался, молча снял со стоящей поблизости вешалки белый халат, накинул его на плечи и отошел к окну. Ровно в пять он подошел к очкастой медсестре, и та все же разрешила ему войти, предварительно потребовав предъявить содержимое его сумки на предмет наличия запрещенных продуктов. Это снова вызвало у Вени вспышку гнева, но он лишь кусал губы и ругал в сердцах всех и вся. Он предъявил очкастой содержимое сумки, та взглянула на передачку мельком и указала Вене, куда он должен идти.
Пока Костин поднимался на третий этаж, он успокаивал себя тем, что, если к его Катеньке так непросто попасть, значит, она в относительной безопасности. Однако у палаты его ждало разочарование, потому что никакой охраны у палаты он не обнаружил. Веня огляделся по сторонам и только сейчас увидел стоявшего в конце коридора молоденького сержанта, болтающего с хорошенькой курносой медсестричкой. Лет двадцати трех, белобрысый и краснощекий – Веня определенно ни разу не видел этого вихрастого.
– Товарищ, а ну подойдите-ка сюда! – громко потребовал Веня.
Сержант отреагировал не сразу. Когда Веня, повторив свое требование, повысил голос, белобрысый вопросительно на него посмотрел.
– Вы это мне?
– Тебе, тебе… Ты чем тут, дружок, вообще занимаешься?
Глаза белобрысого сверкнули. Он что-то прошептал на ухо своей собеседнице, девушка хихикнула и удалилась. Только после этого сержант приблизился к Вене.
– А вы вообще кто такой? И на каком основании так разговариваете? Я вообще-то при исполнении, – не особо учтиво заявил сержант.
Ну сейчас я тебе устрою.
– Кто я такой? – Веня предъявил удостоверение.
– Старший лейтенант Костин… Псковское управление милиции, – прочел сержант и поморщился. – Ну-ну…
– Знаешь что? – вспыхнул Веня. – Ты что, новенький? Сколько уже служишь и почему я тебя не знаю?
– Сколько надо, столько и служу, а вас, товарищ старший лейтенант, между прочим, я тоже не знаю!
– Подожди! Так ты из управления или нет?
– Нет, я из местного райотдела.
– Постой, так тут же наши стоять должны!
– Стояли, а сегодня вот меня поставили.
– Но кто это так решил?
– Так Корнев ваш! Кто же еще?
Поняв, что Корнев не выполнил данное ему обещание, Веня едва не расплакался. Да что же это такое? Сначала эта тетка, теперь еще и этот молокосос… От собственного бессилия Веня был близок к отчаянию.