Одному из них было уже лет под сорок. В том, что не он напал на Катю, у Вени не было сомнений. Второй, коротко стриженный боковой судья, напротив, был молод. Веня еще сильнее сжал в руке уже и без того измочаленную газету. Тут трибуна взревела, и молодой оперативник перевел взгляд на поле. Он увидел, как Мишка Ярушкин, получив пас в центральной зоне, устремился к воротам противника. Обведя одного за другим двух защитников, он выдал длинный диагональный пас Пашину, и тот пробил по воротам. Однако вратарь оказался на высоте и спас свою команду от, казалось бы, неизбежного гола, выбив мяч за боковую линию. Болельщики заулюлюкали, поддерживая каждый свою команду.
Мяч в игру ввел игрок по фамилии Трофимов, тот самый, который в ходе игры со смоленской командой в день убийства Зацепина не сумел реализовать пенальти. Когда мяч по дуге пролетел в штрафную, Ярушкин, словно предвидя место его падения, рванулся вперед и в высоком прыжке отправил его в сетку ворот. Крики радости болельщиков одной команды и разочарования болельщиков другой огласили трибуны.
На табло появилась единица, «спартаковцы» подбегали к Мишке, хлопали его по плечу, обнимали; лица их озаряли улыбки. Матч продолжился, и Веня вновь отыскал взглядом так заинтересовавшего его бокового судью. Лет тридцати, треугольное лицо, высокий лоб. «Этот вполне соответствует описанию Демченко и Кати», – рассуждал про себя Костин. Он слегка привстал, но тут же почувствовал, как ему на плечо легла чья-то рука. Веня обернулся и увидел Зверева.
Его непосредственный начальник, который обычно одевался по последней моде, на этот раз был не похож сам на себя. На нем были выцветшие брюки и полосатая фуфайка с расстегнутым воротничком. Серая клетчатая кепка с поломанным козырьком была надвинута на лоб, прикрывая почти всю верхнюю часть лица. Веня едва не прыснул со смеха. Он хотел пошутить, но не успел.
– Пошли, – коротко сказал майор и двинулся в сторону прохода, Костин тут же последовал за ним.
Вскоре они оказались за пределами стадиона. Возле дежурного автобуса уже стояли Демченко и Евсеев. Чуть поодаль Шура Горохов что-то весьма оживленно рассказывал водителю Грише Панюшкину, который слушал парня и с хмурым видом кивал.
– По коням, – негромко приказал Зверев и вошел в салон.
– Разве мы уже уезжаем? – воскликнул удивленный Веня, увидав, как Гриша занял водительское место и завел двигатель.
– Да, мы уезжаем.
– Но почему?
Зверев не без осуждения глянул на Веню и прошипел:
– Потому что нашего диверсанта тут нет!
Слова Демченко о том, что ни среди игроков обеих команд, ни среди судей Кирилла Черных нет, в очередной раз застали Веню врасплох. Он сидел и таращился в окно и в очередной раз мысленно ругал Зверева за его проклятую скрытность. «Почему он ничего не рассказывает и куда теперь мы едем»? – злился Веня, на этот раз уже катая на колене скомканную в шар «Комсомольскую правду». Демченко сидел за спиной у водителя, по левую сторону от Вени Евсеев с Гороховым оживленно обсуждали забитый Ярушкиным гол, Зверев же забился в конец салона и тихонько посапывал. «Как он может сейчас спать? – удивленно подумал Веня. – Мы же снова остались в дураках, и, судя по всему, никому сейчас не понятно, что нужно делать».
Автобус выехал за город. Они переехали через железнодорожное полотно, предварительно простояв не меньше пяти минут у шлагбаума, пропуская поезд. Примерно через полчаса свернули на грунтовку, потом спустились с горки, обогнув заброшенный храм, и после этого въехали в деревеньку. Зверев к этому времени уже проснулся и указывал Грише дорогу. Когда они остановились у колодца и вышли из автобуса, к ним подошел мужчина с угловатым лицом, одетый в коричневый пиджак, армейское галифе и кирзовые сапоги. В руке он держал ивовый прут, которым то и дело постукивал по сапогу.
– Приехали? Это хорошо, а то я уже устал тут без дела шататься, – сказал мужчина и сплюнул.
– Знакомьтесь, это Федя Ярыгин, сержант государственной безопасности, – представил незнакомца Зверев.
– Ого! Так у нас совместная операция? – усмехнулся Шура.
– Что-то вроде того, – сказал Зверев.
Тот, кого называли Ярыгиным, поочередно пожал всем прибывшим руки и поманил Зверева и его спутников за собой. Гриша остался у автобуса, а Ярыгин, Демченко, Зверев и трое его оперов прошли с полсотни шагов и остановились возле старенького деревянного домишки с зелеными ставнями и красной, рассохшейся от времени трубой. Они миновали калитку, после чего Зверев приказал:
– Шура и Дима к окнам, Демченко, оставайся у двери, остальные со мной!
Зверев поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Она распахнулась, и на пороге возникла женщина лет тридцати, в цветастом халате и с костяным ободком в волосах.
– Вам кого? – спросила хозяйка.
– Василиса Шестакова?
– Да, это я…
– Ваш муж дома? – строгим голосом поинтересовался Зверев.
Женщина отпрянула и охнула, по-бабьи прикрыв ладонью рот.
– Мы из милиции! Посторонитесь, – Павел Васильевич отодвинул женщину в сторону и вломился в хату. Вслед за ним в дом вошли Веня и Ярыгин.
Обычная комната: в углу иконка с лампадкой, ларь у стены, стол и стулья, на стенах портреты хозяев в рамках, на стене тикают часы. За столом сидел молодой, коротко стриженный мужчина и пил из блюдца горячий чай. Увидев Зверева и его подручных, мужчина поставил блюдце на стол и поднялся из-за стола.
– Вы по какому вопросу, товарищи?
Сероглазый, с правильными чертами лица и пронзительным взглядом, он совершенно не походил на деревенского жителя. Справа у виска мужчины виднелся свежий кровоподтек, бровь была рассечена. Щурясь от сочащегося из окон света, Веня с интересом следил за происходящим.
Зверев вплотную подошел к стоящему перед ним мужчине и спросил:
– Шестаков Максим Леонидович?
– Да, это я!
– Работаете фельдшером в спортивном обществе «Локомотив»?
– Я…
– Мы из милиции, моя фамилия Зверев. Максим Леонидович, вы задержаны по подозрению в убийстве футболиста Аркадия Зацепина и покушению на убийство гражданки Колесниковой! Собирайтесь и следуйте за нами.
На лице мужчины не дрогнул ни один мускул.
– Ничего не понимаю, тут, очевидно, какая-то ошибка…
В этот момент Веня услышал за спиной шум и обернулся. В комнату вошел Демченко. Увидев вошедшего, хозяин дома попятился и, сделав несколько мелких шажков назад, буквально вдавился в стену. Веня с удовлетворением отметил, что мужчина хромает на правую ногу. Шестаков скривил лицо, его голова дернулась. Зверев отступил, Демченко вышел вперед и холодно прохрипел:
– Ну, здравствуй, Кирюша! Давненько не виделись…
Глава третья
В кабинете Корнева на этот раз помимо его самого, Зверева и трех его оперов сидели Ткаченко и Ярыгин. Корнев в кои-то веки почти не хватался за живот, ублажая свою язву поглаживанием, а сидел, откинувшись назад, и пил чай из граненого стакана с подстаканником. Вчера вечером московская комиссия, работавшая в управлении, наконец-то отбыла домой, при этом в ходе ее работы серьезных нарушений выявлено не было. Это, разумеется, стало главной причиной хорошего самочувствия и отличного настроения Корнева, равно как и то, что Зверев наконец-то распутал дело Зацепина и поймал его убийцу.
Зверев, скрестив руки на груди, стоял у окна и самодовольно улыбался. Веня, Горохов и Евсеев сидели по обеим сторонам от стола, Ткаченко с Ярыгиным устроились на диване. Сделав очередной глоток чая из стакана, Корнев поставил его на стол и сказал:
– Ладно уж, вижу, тебе не терпится поведать нам о твоих последних похождениях, – Степан Ефимович повернулся к Ткаченко. – Мне сказали, что этот Черных уже во всем сознался.
– Да, сознался. Сейчас он у нас и уже дает показания, – ответил Ткаченко.
– И что же он такое рассказал?
– Нас, товарищ полковник, как вы сами понимаете, в первую очередь интересовала деятельность этого субъекта в годы войны. Так вот, уже выяснилось, что Черных и Зацепин оба уроженцы города Рудни Смоленской области. Они выросли в одном дворе и были помешаны на футболе.
– Этим и объясняется то, что, играя в паре, они понимали друг друга без слов и в буквальном смысле творили чудеса на игровом поле? – уточнил Корнев.
– Разумеется. Когда наши приятели подросли, их дороги разошлись. Зацепин в тридцать седьмом уехал в Смоленск и стал монтажником на радиозаводе. Черных же спустя пару лет уехал в Одессу, где окончил авиационную школу. Потом началась война, оба попали в плен и волею случая встретились в разведшколе в Дюрене. Позже были заброшены в советский тыл под Череповцом, где один тут же сдался нашим органам, а другой исчез.
– И где же он пропадал все это время? – поинтересовался Корнев.
– Как вы все уже знаете со слов Демченко, Черных после высадки группы не явился на сборный пункт…
– Сбежал? – перебил рассказчика Веня.
– Не совсем, – ответил Ткаченко. – По его собственным словам, он все же планировал принять участие в диверсии на железнодорожной станции, но при высадке его из-за сильного ветра унесло в сторону, и он вместо поля опустился на лесной массив. Парашют запутался в ветвях деревьев, в результате чего Черных повис на ветках, а когда перерезал стропы, свалился с большой высоты и сломал себе два ребра и голень.
– Я так понимаю, это падение и объясняет его нынешнюю хромоту, – догадался Веня.
– Так оно и есть. Множественный перелом со смещением, одним словом, так наш диверсант стал хромцом на всю оставшуюся жизнь. Две недели он прятался по лесам, так как после высадки немецких парашютистов весь лес несколько раз прочесывали. После этого Черных добрался до ближайшей деревушки, пробрался в один из сараев и зарылся в сено. Там он потерял сознание. Вскоре его в сарае нашла хозяйка дома Василиса Шестакова…
– Вы говорите о той самой женщине, которая сегодня открыла нам дверь? – снова проявил нетерпение Веня.