То, что эта сама по себе неясная, но распространенная мысль несостоятельна, становится видно, когда мы описываем морально однозначные ситуации. Тот, кто считает, что в моральных вопросах нам не следует выносить никаких однозначных суждений, так как не существует моральной истины и лжи, готов подвергнуть сомнению истинность следующего положения:
Мучить детей — это зло.
Назовем подобные положения моральными самоочевидностями. Моральные самоочевидности — это положения, которые описывают моральные факты и истинностное значение которых без серьезных раздумий очевидно (почти) каждому.
Существуют моральные самоочевидности. Вот произвольный список:
— Сталкивать человека в коляске с эскалатора в метро — это зло.
— Мазать булочки со злаками веганским маслом — морально нейтрально.
— Намеренно подавать веганке булочки со злаками, помазанные гусиным жиром, — это зло.
— На общественных началах помогать с интеграцией пострадавших от войны семей беженцев — это добро.
— Вкладывать деньги в охрану климата — это добро.
— Разрушать планету сегодня, чтобы будущие поколения должны были страдать, — это зло.
— Пролистывать фотоальбом, сидя со скрещенными ногами, — морально нейтрально.
— Гомосексуальный половой акт по взаимному согласию морально нейтрален.
И так далее. Некоторые читатели этих строк, возможно, поставят под сомнение и оценят иначе какие-то пункты в моем списке. Интересный список моральных самоочевидностей, которые устанавливаются в африканских философских традициях, в частности последователями этической системы мысли, известной как «убунту», составил южноафриканский философ Таддеус Метц. Согласно этому списку, морально недопустимо:
A) убивать невинных людей за деньги;
B) заниматься сексом с другим человеком без его согласия;
C) обманывать других, по крайней мере если это не делается в целях самозащиты или защиты другого лица;
D) красть (то есть отнимать у законного владельца) блага, не являющиеся жизненно необходимыми;
E) злоупотреблять доверием другого, например нарушать обещание, чтобы добиться незначительного личного преимущества;
F) дискриминировать людей в вопросах распределения возможностей на основании их расы; <…>
G) принимать политические решения в состоянии явного несогласия вместо того, чтобы искать консенсус;
H) возводить возмездие в статус основополагающей и центральной цели уголовной юстиции, вместо того чтобы способствовать примирению;
I) накапливать богатство на основе конкуренции, а не кооперации;
J) распределять благосостояние в первую очередь на основе индивидуальных прав, а не потребностей[132].
Нечто, что кто-то (например, я) считает морально самоочевидным и понятным, лишь в силу этого еще не является действительно истинным. В моральных вопросах можно заблуждаться. Поэтому никакой каталог повсеместно принятых моральных суждений, созданный на основе опросов или культурологического обзора литературы, автоматически не является индикатором того, что эти суждения верны. Моральные самоочевидности, к сожалению, могут переписываться заблуждениями в области неморальных фактов, пропагандой, ложью, манипуляцией, самообманом, иллюзиями и т. д. в рамках индивидов и целых обществ.
Существуют сложные системы заблуждения, которые делают нас слепыми в вопросах морали. Простой пример — это откровенно расистски организованное общество, такое как общество США в 1950-е годы, или нынешняя Индия с ее кастовой системой, отстаиваемой националистическим индуистским правительством. В таком обществе многие (но однозначно не все!) считают морально самоочевидным, что идентифицируемая на основании внешних физиогномических признаков группа людей систематически является менее обеспеченной и ограничивается в свободе своих действий в пользу группы угнетателей. Как уже говорилось (см. выше, с. 127 и след.), в Германии мы отчасти обращаемся со своими детьми по этому шаблону, исключая их из многих активностей, которые несправедливо сохраняются за взрослыми. Это не значит, что между детьми и взрослыми нет морально релевантных различий, но только лишь, что система, которая отличает детей от взрослых, отчасти порождает негативную дискриминацию и ограничивает детей в их правах.
Когда мы оказываемся в морально сложных ситуациях действия, например, руководя средним бизнесом, который заключает сделки с предприятиями в государствах, не принимающих моральные стандарты, кажущиеся нам самоочевидными, мы часто не видим леса за деревьями: ведь извне совсем не просто судить о том, как именно китайская диктатура вторгается в повседневность, так что европейские бизнесмены не сразу видят, насколько глубоко они ввязаны в китайские нарушения прав человека. В силу сложности ситуаций действия возникает впечатление, что если моральные вопросы не объективны, то на них нельзя ответить согласно критериям истинности. Но это лишь оттого, что вопросы формулируются недостаточно точно, чтобы вести к морально разрешимым проблемам.
Возьмем морально спорную, трудную ситуацию: тему аборта. До какого момента беременности морально допустимо совершать аборт? Многие из нас знают человека, который однажды принимал решение, делать аборт или нет (или даже сами были причастны к этой ситуации). Причастные, особенно сами беременные, часто (не автоматически) проходят через контрастный душ чувств; они разрываются между тем, хотят они дать миру ребенка (которого они представляют себе и к которому, предположительно, уже испытывают чувства) или же нет. Обстоятельства беременности могут быть настолько ужасны, что беременная чувствует себя морально разорванной между защитой своей собственной души, как и своего собственного тела, и защитой еще не рожденной жизни.
Жесткие противники абортов обычно приводят аргумент, что оплодотворенная яйцеклетка уже является формой человеческой жизни и что никакую форму человеческой жизни умерщвлять нельзя, из чего далее выводится, что аборт должен классифицироваться как убийство и что он, таким образом, однозначно морально предосудителен, то есть является злом.
Разумеется, с определенного момента аборт фактически является убийством, — в таком случае речь идет о том, чтобы спасти жизнь роженицы, если в противном случае наверняка погибнут мать и ребенок. Я бы не хотел здесь отваживаться выносить суждение о том, с какой недели прерывание беременности является убийством. Для нашего размышления довольно того, что существует какой-то период времени, когда зародыш развит настолько, чтобы однозначно считаться человеком, чью жизнь прерывать нельзя.
Конечно, мне кажется очевидным, что благодаря современной молекулярной биологии мы знаем, что оплодотворенная яйцеклетка, а равно и организованная группа клеток, которая стремительно образуется после имплантации оплодотворенной яйцеклетки, — это еще не человек, а потенциальный человек. Не всякая группа клеток — это уже человек. Само по себе не является аморальным препятствовать превращению группы клеток в клеточную систему, иначе было бы аморально удалять родинки. Таким образом, вопрос в том, обязаны ли мы оказывать группе клеток, из которой может возникнуть человек и которая уже находится на пути к человеку, более весомое моральное уважение, чем моральным интересам матери, которые также надо учитывать.
Ответ гласит, что существует, по крайней мере, какой-то период (скажем, первые недели после зачатия), в который имплантированная группа клеток еще не является человеком, так что аборт в этот период не является убийством и, тем самым, морально не подпадает под категорию зла. Так как интересы взрослой матери в этих обстоятельствах морально весомее еще не наличествующих интересов потенциального человека, который разовьется из группы клеток (если это допустить), имеется диапазон ситуаций, в которых прерывание беременности не вызывает моральных сомнений.
Законодатели на протяжении многих десятилетий нашей еще молодой эпохи модерна, насчитывающей чуть более двух веков, определяли общественно приемлемый, демократически легитимный диапазон случаев, в которых аборт не является убийством. Это пример морального прогресса, который идет в ногу с научно-техническим, в данном случае медицинским, прогрессом. Я намерен здесь не ставить под вопрос принимаемые решения, а как раз указать на то, что, ввиду сегодняшнего медицинского знания, существует период, когда прерывание беременности не является убийством, и поэтому мы должны оказывать заинтересованным беременным любую мыслимую моральную, психологическую и медицинскую поддержку при прерывании беременности — что по большей части происходит в Германии.
Иначе это выглядело, к примеру, в Античности у древних греков, строивших биологические теории о возникновении видов и отдельных организмов, не имея возможности знать, что человеческие организмы развиваются посредством деления клеток, во многом определяемого генетическими кодами, которые в своей нынешней форме возникли в ходе миллионов лет эволюции. Поэтому на протяжении тысячелетий считалось, что люди уже с момента оплодотворения, как маленькие человечки, сидят в теле матери и как-то начинают расти. Будь это верно, моральная ситуация прерывания беременности была бы куда сложнее, так как тогда в любом случае и в любой момент времени мы убивали бы (очень маленького) человека. Но это не так, так что мы можем основываться на биологических фактах, открытых естественными науками.
Это привело к снятию моральной нагрузки с прерывания беременности. Конечно, поэтому на него в целом еще не скоро будут идти беспечно и без препираний. В конце концов, существует тысячелетняя традиция, которая всякую потенциальную человеческую жизнь уже считает человеческой жизнью, а равно и сложные психологические обстоятельства и положения причастных лиц.
Тот, кто выносит моральное суждение, чтобы оценивать действие и иметь возможность выбора между его вариантами, должен для начала знать, в чем, собственно, действие состоит. С этим связана неразрешимая проблема. Эта