COVID-19 уже однозначно распространялась в марте 2020 в Германии, в первые теплые дни мюнхенцы сидели бок о бок в пивных садах и на лугах, что является решающим фактором для объяснения числа инфицированных в Баварии. Близость к Италии или Австрии сама по себе здесь ни при чем, так как в Италии и Австрии заболевали не только итальянцы и австрийцы, но и немцы тоже. Инфекционные цепи не связаны с нациями, вирус не осуществляет дискриминации по гражданству. В Северном Рейне-Вестфалии был карнавал, который ускорил распространение вируса. Так что немцы гораздо больше зависят друг от друга и привязаны друг к другу, чем считается, из-за чего посреди ограничений на контакты и передвижения Бавария потянула за аварийный тормоз. Стереотип о пьющих пиво дистанцированных немцах, избегающих телесных контактов, определенно не описывает отношения на «Октоберфесте».
Даже если отчасти было бы правдой, что коронавирус вызвал особенно много смертельных случаев в Италии, Испании и Франции, так как многие итальянцы, испанцы и французы особенно предрасположены к телесным контактам, из этого вовсе не следовало бы, что последнее предосудительно. Всеобщее social distancing настолько же проблематично и должно быть только исключительной мерой, иначе помимо расизма, классизма или мизогинии нам будет грозить новый предосудительный формат мышления, который я назвал гигиенизмом [164].
«Гигиена» происходит от древнегреческого слова, означающего здоровье (hygieia). Цель и смысл человеческой жизни не может состоять в том, чтобы мы ориентировали наше общество лишь на поддержание и контроль нашего здоровья. Иначе мы должны были бы запретить алкоголь, незащищенный секс, поцелуи взасос и многие другие формы нежности, а равно шоколад, чипсы и пиццу. Когда мы судим других по гигиеническим меркам, это выглядит плохо, так как ни один человек, ведущий осмысленную жизнь, не стремится исключительно или даже преимущественно быть как можно более здоровым и прожить как можно дольше. Просто максимально долгая жизнь — это не смысл жизни и уж точно не моральная цель отлаженного общественного порядка. Общество, вращающееся лишь вокруг здоровья, безнадежно и тоталитарно. Сыгранный Рики Джервейсом протагонист сериала «Следом за жизнью» метко формулирует это, когда ему указывают на его чрезмерное потребление алкоголя: здоровая жизнь — это такая жизнь, в которой просто умирают дольше.
Фактически меры, введенные, чтобы сдержать распространение коронавируса, привели к смертельным случаям: к самоубийствам, смертям, которых можно было избежать и которые случились из-за недостаточных профилактических мер и работающих неполный рабочий день врачебных практик; экономические последствия, которые также скажутся негативно, еще вовсе нельзя предвидеть. Таким образом, мы соглашаемся на неконтролируемый и незапланированный триаж в масштабах всего общества, чего мы не видим лишь оттого, что морально надлежит защищать жизнь людей, которым угрожает новый коронавирус.
В разгар пандемии COVID-19 в начале 2020 года в некоторых больницах Европы дошло до так называемого триажа (от французского слова triage, означающего «сортировку»), метода, разработанного в военных госпиталях, чтобы определять, каким пациентам оказывать помощь в первую очередь. Для этого люди распределяются по категориям, которым присваиваются красный, желтый, зеленый, голубой и черный цвета. Только получившим красный помощь оказывают сразу. Тот, у кого шансов на выживание нет, обозначается голубым, и ему помогают умереть. Остальным цветам оказывают помощь после пациентов, отмеченных красным. Ситуации триажа приводят к сложным медицинским решениям, которые быстро перегружают любого ответственного врача. Ведь сравнивать человеческие жизни друг с другом морально предосудительно, и тем не менее это неизбежно в чрезвычайных ситуациях, когда речь идет о поиске способа скоординировать действия по спасению людей, чтобы вообще все не умерли и как можно больше людей выжило. Поэтому триаж также используется при землетрясениях или больших катастрофах, а равно и в отделениях реанимации по всему миру.
Предпринимаемые для сдерживания коронавируса меры являются частью триажа в масштабах всего общества, который по понятным причинам на некоторое время избрал здоровье и безопасность граждан в качестве высшей ценности при распределении ресурсов. Но это не может длиться долго, потому что иначе мы распространим новый, очень опасный стереотипный паттерн, то есть гигиенизм.
Липпман также использует свои размышления о стереотипах, чтобы объяснить возникновение общественного мнения и манипуляции им, из-за чего ход его мыслей сегодня вновь оказывается релевантным. Динамика общественного мнения, которое в наши дни измеряется лайками, кликами и отчасти подсознательными манипуляциями поведением в цифровом пространстве, опирается на фабрикацию и распространение стереотипов, которые способствуют тому, что мы в наших разнообразных повседневных микроинтеракциях приветствия, мимолетных встреч и обмена (денег на булочки и т. д.) используем предустановленные, рассеянные в цифровой среде паттерны восприятия. Интернет — это также и прежде всего машина, посредством которой можно измерять распространение стереотипов и управлять ими; в этом суть поисковых машин, социальных медиа и управляемых алгоритмами систем рекомендаций, которые используются всеми большими платформами. Они сделали нашу сильную подверженность стереотипам одной из самых успешных общественных моделей современности.
Коронавирус. Действительность дает отпор
Национальные идентичности, в особенности, имеют почти тот же онтологический статус, тот же способ бытия, что и ведьмы. Хотя их реально нет, их с легкостью себе воображают. Воображаемые (и в этом смысле существующие) ведьмы, конечно, не идентичны личностям, которых обвиняют в ведовстве. Но это не означает, что фантазии не оказывают действия, то есть, являются совершенно недействительными [165].
С гендерными идентичностями, такими как мужчина и женщина, дело обстоит иначе только на первый взгляд. Конечно, имеются неморальные (генетически определяемые) факты, которые влияют на то, какой у человеческого организма биологический пол и как это связано с биологической репродукцией. Из этого следуют определенные социальные факты, к которым относится то, что (пока) только биологические женщины могут рожать детей. Но из этого ни в коем случае не следует, что матери играют лишь одну определенную социальную роль, из которой можно вывести идентичность, контрастирующую с ролью отцов. Социальные роли матерей и отцов не следуют из биологической, генетической составляющей, которую они используют для биологической репродукции.
Так как мышление идентичностями покоится на разнообразных заблуждениях, оно предосудительно уже поэтому. Оно запутывает наши размышления о нас самих и о других, так как оно попросту в недостаточной степени соответствует фактам.
Социальная практика, покоящаяся на серьезных заблуждениях о неморальных фактах, не может быть морально состоятельной, так как способность морального суждения тех, кто в нее вовлечен, вводится в заблуждение дымовыми бомбами дискурса об идентичности.
В отличие от идентичностей, коронавирус (к сожалению) не является всего лишь фантазией. Он действительно существует, и он развивается по принципам, до сих пор недостаточно понятным в медицинском плане. Ввиду комплексности возможных и действительных цепочек распространения, неопределенности того, когда будет разработана и распространена вакцина и будет ли, до сих пор неясного состояния данных, а равно и в силу ограниченных возможностей тестировать людей, мы можем полагаться только на модели.
Модели, объясняющие свойства вируса, его распространение, летальность, заразительность и т. д., могут быть ложными. Модели — это, в лучшем случае, очень хорошие, полезные приближения к действительности, которая сама не является моделью. Тем не менее от действительности, а не от моделей, зависит, верны ли параметры наших моделей и вместе с ними наши компьютерные симуляции. Если допущения наших моделей слишком сильно отклоняются от действительности, модель выдаст плохие, ложные результаты и вводящие в заблуждение рекомендации к действиям.
Эту действительность я в другом месте назвал базовой действительностью[166]. Модели и сами действительны, они сами являются частью действительности. Базовая действительность, в отличие от них, — это та часть действительности, которая не зависит от существования моделей и которая сама, в частности, не является моделью. Коронавирус распространяется в базовой действительности. Он — не модель.
Вирусы ужасны. Логика их распространения подрывает все границы. Она имеет место на невидимом уровне и становится заметна для нас только из-за симптомов болезни, а затем — из-за множества смертей. Логику распространения саму по себе мы можем исследовать только посредством комплексных моделей и статистики, так что мы оказываемся откровенно беззащитны перед пандемией, которая происходит без того, чтобы мы могли прямо ее наблюдать. Мы вовсе не знаем всех симптомов; у многих заболевших их слишком мало, или они просто не замечают, что они больны COVID-19.
Коронавирус противится постмодернистской бессмыслице о том, что действительность социально сконструирована и в целом зависит от того, какую установку мы имеем по отношению к ней. Собственная динамика коронавируса — это не вопрос установки. Мы можем попробовать приостановить его и разработать вакцину (и, конечно, должны это сделать), но мы никогда не возьмем под контроль всю базовую действительность. Вновь и вновь будут появляться новые вирусы, а человечество будет вновь и вновь подвергаться естественным процессам, которые не находятся в наших руках.
В таких ситуациях стереотипы приобретают немыслимую до того силу и тем самым доказывают, что не только вирус, но и наши ложные представления о его природе опасны, что касается и абсурдной идеи о том, что он якобы был создан в китайских лабораториях или даже был введен в оборот Биллом Гейтсом, чтобы он затем мог продать свою вакцину.