Я нашла опытного педиатра, которая сказала мою любимую фразу: «Не новорожденных нужно лечить от болезней, а их мам. И не от болезней, а от страхов!» – и дала мне свой мобильный телефон «на всякий экстренный случай». Этот номер я помнила наизусть. Он стал для меня символом красной и синей кнопочки. Самого факта его наличия в моей жизни мне хватило, чтобы справиться со страхами и никогда по нему не звонить.
Прошло шесть лет. Я осознала это вчера, когда услышала, как сын пел в ванной что-то типа: «Я не вернусь, я не вернусь». Я, смеясь, спросила, куда это он не вернется, а он поднял на меня свои огромные глаза цвета карамели и ответил: «Так в сад же, мам. Это ж песня на выпускной в саду…»
У нас прекрасный детский сад – филиал счастливого детства. Я сама его придирчиво выбирала, потому что только я лучше всех разбираюсь, что лучше для моего сына. Мне было важно, чтобы там были люди, которым я доверяю, как себе.
Этот сад подарил мне самое главное – спокойствие за ребенка и возможность не чувствовать свою вину, находясь вдали от сына весь день. Я уверена: ему хорошо. Я это знаю, чувствую на расстоянии. Ни разу за три года я не забирала ребенка в плохом настроении, потому что он всегда полон восторгов от ежедневных приключений.
Потому что там нет людей, которым все равно, промочил ли он ноги, вспотел ли на прогулке, почему не может заснуть, что его расстроило, почему нет аппетита и какой камушек он нашел в песке.
Именно там наш любимый педагог-логопед почти год боролся за упрямую Дасину «р», которая буксовала во рту и отказывалась выговариваться. Ее выманивали «бутерррбррродами» и «моррроженым», а совсем недавно выманили!
И ликовали, и обнимались по этому поводу, и даже устроили пррраздник, потому что каждая маленькая победа ребенка – это повод для праздника и большой закулисный труд тех, кто умеет любить чужих детей, как своих.
Там работают педагоги, влюбленные в детей, и эта концентрированная любовь выражена во всем, даже в мелочах. Однажды я забирала сына раньше и видела, как детям младшей группы на второй завтрак везут фрукты. Они нарезаны удобными солнечными дольками, разложены на красивых блюдцах, посыпаны сахарной пудрой и украшены сердечком из варенья.
И вот скоро нам не нужно будет каждое утро спешить в детский сад. Мы сменим счастливую атмосферу детства на новую – дисциплины и ответственности. Сын еще не понимает, что это значит. Он еще не был взрослым и не представляет, как это.
А я представляю. Поэтому вчера я ушла на кухню по выдуманному поводу и плакала над раковиной с недомытой посудой, чтобы никто из моих мужчин этого не видел.
Со мной случилась почти истерика. Страхи внутри меня ослабили хватку и дали вздохнуть полной грудью. Уже скоро мой сын в настоящем костюме и галстуке с букетом нарядных гладиолусов будет стоять на своей первой настоящей школьной линейке.
Я думаю, на выпускной я пойду ненакрашенная. Потому что буду отчаянно рыдать, переживая прощание сына с детством.
Тебе больше не нужна синяя кнопка, мой взрослый мальчик. А мне не нужна красная. Мне понадобилось шесть лет на то, чтобы оседлать свой страх за ребенка. Нет, это не значит, что я за него больше не боюсь. Это значит, что я научилась жить с этим страхом как с фоном и он не застилает мне все другие чувства.
В знаменателе материнства всегда живет страх за ребенка, просто теперь у меня есть и числитель. И он вмещает в себя столько счастья, ярких впечатлений и любви, что я его ни на что не променяю.
Нам пора в новую жизнь. Там все будет по-другому, по-взрослому, и другая атмосфера. Мой маленький взрослый сын помашет детству и крикнет звонко, как теперь умеет: «Благодарррю!»
Спасибо за каждую минуту этого детства. Оказывается, человек проживает детство осознанно столько раз, сколько у него детей. Свое детство до шести лет я помню плохо. А детство сына – до мельчайших деталей. Потому что оно тоже – мое.
К – Книга
Когда вышла моя первая книга, возникла необходимость ее презентовать читателям. Издательство сделало огромный баннер с моей фотографией: «Ольга Савельева, писатель». Меня поразило слово «писатель». Кто писатель? Я – писатель? Я думала, что писатель – это Тургенев или Толстой. А оказывается, Савельева теперь тоже писатель!
Очень многие люди вокруг издавали свои книги как визитки. Например, один мой знакомый издал свою биографию, собираясь баллотироваться в депутаты. Другой издал книгу о бизнесе, которым он занимался. Наконец, одна знакомая медиаперсона, монетизируя свою медийность, издала фолиант, как хорошо выглядеть. С учетом, что ей на момент издания не было и 30, было непонятно, почему она вообще может выглядеть плохо.
Многие из вышеперечисленных даже не сами писали книги, а нанимали для этого литературных негров. И вот я думаю: они тоже писатели?
Изданная книга, в которой твоя фамилия на обложке, автоматически делает тебя писателем?
Один мой знакомый любит рассуждать про относительность. Однажды мы сидели с ним в ресторане, и он сказал: «Вот ножик. Видишь? Я им масло мажу на хлеб. А можно тем же ножиком совершить убийство! Все относительно…»
Я долго стеснялась считать себя писателем. Какой я писатель? Я скорее изданный блогер. Но потом я стала получать ежедневные благодарности за свои книги. Люди читали и говорили: «Еще! Хочу еще!»
Я выпустила вторую книгу. Как я – издательство. Я ее написала, а издательство, назначившее меня писателем, выпустило в свет. Она повторила успех первой. Теперь читатели мне говорили спасибо за две книги.
Я села за третью. Муж смеялся: «Джинна выпустили из бутылки». Сын говорил: «Горшочек, не вари!» А я не могла остановиться.
Однажды мой сын пришел из школы и сел за уроки. Бухтел, учил что-то. Слышу – бормочет про лучезарны вечера, бодрый серп.
– Мам, а что такое праздная борозда?
– Что?
– Праздная борозда…
– Это когда на почве осталась борозда, и она…
– Праздная?
– Точно.
– Лишь паутины тонкий волос блестит на праздной борозде… – вздыхая, повторяет сын. Он выглядит несчастным. Он просто зубрит, ему не нравится стихотворение и непонятен смысл.
Это Тютчев. Он прекрасный поэт. Но он жил давно. Любовался природой. Тонким волосом паутины. А мой сын живет сегодня, в XXI веке, в спальном районе столицы на пятнадцатом этаже. Он очень далек от тонкого волоса паутин и праздных борозд.
Ну вот как привить ребенку любовь к школе, если он во втором классе вынужден карабкаться сквозь отдыхающие поля, падающие колосья, хрустальные просторы на праздную борозду, где блестит паутина?
Мне кажется, не существует ребенка, который бы выбрал томик Тютчева вместо YouTube. Тютчева дети читают принудительно, через сопротивление и внутренний протест. Как рыбий жир, который нас заставляли принимать в детстве, наливая неприятную, но полезную жидкость в столовую ложку.
– Мам, я устал учиться, я отдохну, ладно? – спросил сын.
– Конечно.
Спустя десять минут я зашла в комнату и обнаружила, что сын читает… мою книгу.
– Ты же хотел отдохнуть, – напомнила я.
– Ну так я и отдыхаю, – пожал плечами он. – Мне стыдно перед одноклассниками. Почти весь класс тебя уже прочитал, а я – родной сын! – нет.
– Ну и как тебе? – уточнила я.
– Я не очень люблю читать, ты знаешь. Но из всего, что я когда-либо читал, это самая интересная книга в моей жизни.
Мне давно не было так приятно. Да что там – я была счастлива. Детей не обманешь – дети еще не умеют врать самим себе. Они, когда могут сами выбирать, едят то, что вкусно. Надевают то, что удобно. Читают то, что интересно.
Потом вышла моя третья книга. Она повторила успех первых двух.
Несмотря на присущий мне синдром самозванца, обесценивающий любой мой результат, я стала допускать мысль, что мой успех не случаен. Слово «писатель», произнесенное в мой адрес, больше не царапало меня своей незаслуженностью.
Я стала думать о себе именно в этом ключе. Это моя новая сфера, и я в ней успешно развиваюсь. Я придумала себе новую мечту и написала об этом в блог: хочу, чтобы мои произведения вошли в школьную программу и чтобы в учебнике литературы был опубликован мой рассказ с фотографией, где я красиво смотрю вдаль, и глаза такие загадочные, с поволокой, и прическа такая солидная. А двоечник и хулиган Васечка пусть бы пририсовал мне усы во все лицо. Вот была бы умора!
Я часто говорила об этой мечте, и она больше не казалась мне несбыточной. А потом к этому посту в блоге оставила публичный комментарий одна читательница. Не дословно, но она написала следующее:
«Ольга, я учитель русского языка и литературы с большим стажем и с удовольствием читаю Ваши посты. Не обижайтесь, но блогер все-таки не писатель. Вы в силу своего темперамента и потенциала стремитесь занять много позиций в этой жизни и объять необъятное. Не стоит.
Чтобы быть писателем, необходимо глубоко изучить основы писательского труда. Писательство – это занятие, требующее профессиональной подготовки, которой у вас нет, и всем это очевидно».
Я часто слышу критику в свой адрес и привыкла думать о ней в конструктивном ключе. А тут мысли этого учителя совпали с моими страхами, подсветили мою неуверенность в себе, усилили мои сомнения. Они были как ушат холодной воды.
А ведь правда! Я не училась на писателя, просто книжки клепаю, какой же я писатель? Не писатель, а самозванец. Сейчас как вбежит литературная полиция, отдел имени Булгакова, да как приложит меня об пол с моим самомнением.
Я стала мысленно оправдываться перед той учительницей и вдруг поймала себя на чем-то очень созвучном, просто дежавю. А! Точно! Я как раз примерно то же самое продумывала в процессе написания книги про материнство.
Если ты родила ребенка, ты мать? А если ты родила и отдала? Тоже мать? Как понять, какая ты мать? Настоящая или так, самозванка? Какие внятные результаты, кроме детей, можно записать в копилку экспертности? После какой книги и с какими тиражами человек мо