жет называть себя писателем? После скольких детей и с какими их результатами человек может называть себя хорошим родителем? Может, это какое-то внутреннее чувство? Вроде призвания.
Призвание – это то, что ты готов делать бесплатно, что ты делаешь, когда тебе плохо, чтобы стало хорошо. За что тебе чаще всего говорят спасибо. Мне каждый день говорят спасибо мои читатели. Это люди, которые купили мои книги и не пожалели об этом.
Они видели, что я не Тургенев и не Тютчев, но в этот момент жизни им нужна была именно я, они прочли, прониклись и захотели еще.
Мне часто говорят спасибо мои дети. За кашу. За шарф. За игрушки. За то, что я рядом, играю с ними в догонялки. Я чувствую, что материнство – мое призвание. И творчество – тоже. Я написала ответ той учительнице.
«Спасибо за мнение, Елена. Оно вполне созвучно моим мыслям. Вы считаете, что я много на себя взяла. В принципе вы пришли подрезать мне крылья. Каждый сверчок знай свой шесток. Блогер не может считаться писателем.
Вы во многом правы, но времена меняются. Вам кажется, что люди, жившие в эпоху Толстого, плавно перекочевали в современность. И вы как бы защищаете их от моего недотворчества.
С вашей позиции учителя это очень недальновидно. Вы же не могли не заметить, как изменились дети. Им не все понятно и интересно на уроках, потому что их вынужденно пичкают непонятной их возрасту классикой, и они читают без удовольствия. И это, к сожалению, факт, с которым придется считаться.
Детям жить предстоит во времена, в которых живет не Тютчев, а Савельева. И им, пытливым умам, нужны ответы на современные вопросы.
Сейчас нет дворян, нет цирюлен. Сейчас есть манагеры и барбершопы.
Мы с Тютчевым и Толстым – не конкуренты, у нас разные целевые аудитории. Ваши нынешние ученики – моя целевая аудитория. Поэтому учителям нужно не игнорировать блогеров, а дружить с нами и читать нас. Мы же для вас как мостик к современным детям.
Вы не хотели меня обидеть. И я не хочу обидеть вас, но все же напишу. Рада, что я не ваша ученица. Потому что для меня учитель – это человек, который учит новому и поддерживает в любом начинании, даже если ему очевидно, что человек ошибается.
Никому нельзя обрубать крылья. Человек должен пробовать все, что ему кажется правильным. Я вот не люблю печь. Если я вдруг заделаюсь кондитером, никто не купит мои торты, и я быстро уйду из этой сферы. А за мои книги люди голосуют, их покупают, читают, за них благодарят.
Сейчас за читателя нужно бороться. Аудитория искушенная. Она пресыщена информацией, причем бесплатной, доступной: на, бери, читай.
И вот эта аудитория – ваши ученики. Бесполезно заставлять их делать то, что им неинтересно. Они не виноваты. Но и учителя не виноваты, что больше не так авторитетны для учеников. Раньше учитель был человек – кладезь знаний. А теперь в кармане у каждого ребенка смартфон, и этот смартфон знает многократно больше, чем учитель.
Новые времена требуют новых классиков. Я не претендую, я констатирую. И это абсолютно нормально.
Поэтому я уверена, что скоро мы встретимся на страницах ваших учебников. Во всяком случае, я об этом мечтаю».
Писатель – это тот, кого читают. Ты писатель не тогда, когда считаешь себя писателем, а когда писателем считают тебя другие.
Ты хорошая мама не потому, что считаешь себя хорошей мамой, а потому что так считают твои дети.
Аллилуйя.
Кстати, именно поэтому вы держите в руках эту книгу.
Моего сына зовут Данила, а мужа Михаил. Увидев надпись на магазине «Меха», сын сказал, что можно дописать «лович» – и получится его отчество. Это все, что нужно знать о грамотности моего сына.
Л – Любовь
Я просидела дома безвылазно месяц. У меня болели дети, потом я, потом муж, потом неделю мы остаточно кашляли и шмыгали всей семьей, в общем, ужас.
Мне очень хотелось развеяться: прогуляться до ближайшего кафе и выпить кофе с подругой, с которой можно болтать о чем угодно, кроме вирусов, соплей и парацетамола.
Лена в этом аспекте идеальный собеседник. Во-первых, она чайлдфри. Это значит, что она осознанно выбрала не иметь детей. Есть женщины, в которых материнский инстинкт не включился, они нашли в себе силы это признать и не ломать настройки организма: нет так нет. Во-вторых, Лена переживала болезненный развод и давно умоляла о встрече: она говорит, что разговоры со мной для нее целебны и я действую на нее эффективнее психологов, которые за деньги.
Мы сидели с Леной в кафе у большого панорамного окна. Около меня стояла огромная пузатая чашка капучино, и я пила его, смакуя пенку.
– Ты выглядишь такой счастливой, – завистливо сказала Лена, глядя на меня. – Умиротворенной.
– Лен, да я одичала дома за этот месяц, чуть с ума не сошла. Иду по улице, и улыбка до ушей просто от того, что в зоне видимости нет микстур, таблеток, лимонов… Ну давай, рассказывай.
Лена рассказывает свою историю: очередные отношения, долгие, восемь лет, сошли на нет, перспектив спасти и оживить этот брак нет, нужно просто как-то прожить эту боль.
– Вот скажи, почему я всегда влюбляюсь в подлецов? Вот всегда! С хорошими, правильными, идеальными мне скучно.
– Лен, любят вообще не за черты характера. Это ж химия. Магия…
– Можно, я тебе неприятное скажу? – вдруг спрашивает Лена.
– Валяй.
– Вот я смотрю на тебя – у тебя волосы секутся, брови не выщипаны, не накрашена…
– Ты ж знаешь, я не умею краситься.
– Знаю, но я о другом. Ты сидишь передо мной неухоженная, нехоленая, свитер этот в катышках…
– Разве? – я с удивлением рассматриваю свой свитер. Да, точно, есть катышки…
– И вот я, – продолжает Лена. – В салоне красоты провожу полдня, вся такая бьюти-бьюти, у меня вечно масочки и обертывания, спа и прочее. Я в принципе холеная.
– У меня сейчас нет на это времени, дети же, – поясняю я, совершенно не обидевшись. Нужно Лену знать, она это не со зла.
– Так я к этому и клоню. Сижу тут перед тобой, фифа, и чувствую себя несчастной.
– Ну дорогая, никто не переживает развод как праздник!
– А ты вот сидишь в своих катышках и светишься счастьем. Настолько, что я завидую твоим катышкам. Оль, я все время думаю, что упускаю что-то. Вот сейчас я в районе 40 на обломках очередного брака, и у меня ничего. Работа, салоны, фитнес. Ничего существенного. Я даже не уверена, что любила. Я сейчас своего бывшего так ненавижу, что не знаю, была ли эта любовь. Как понять? И вот я смотрю на тебя и думаю…
Вдруг нужно родить, Оль? Чтобы не прожить эту жизнь незамеченной. Оставить след. Сейчас я бы спешила забирать дочку из школы. Наверное, это классное чувство, когда у тебя есть ребенок, который ждет тебя в школе? Вот ты пишешь, умеешь красиво говорить. Ну убеди меня, найди слова, отрекламируй мне материнство так, чтобы я захотела. Я переживаю.
– Слушай, Лен, я не хочу адвокатировать материнство. Мне кажется, это глупо. Я могу просто рассказать тебе, как поняла, что хочу ребенка.
Однажды – мы с Мишей встречались тогда около года – у меня случилась задержка. Я ужасно испугалась: мы нищие студенты, вокруг сплошная неопределенность, мама меня убьет, если что. А месячных все нет. Два дня, три, неделю. Мы с Мишей вдобавок поссорились из-за какой-то ерунды, он про задержку и не знал, я гордая, первая не пойду мириться. И он характер показывает, не звонит несколько дней.
Наконец он не выдерживает, набирает меня, мы болтаем, и мой страх прорывается слезами. Я рыдаю в трубку, что у меня задержка и если я беременна, то моя жизнь рухнула.
А он вдруг такой счастливый:
– Оля, да это же прекрасно, сын или дочка! Я женюсь на тебе, и у нас будет ребенок! Это же счастье, что ты ноешь-то?
И он говорит так вдохновенно, так уверенно, столько ликующего счастья в его голосе, что я заражаюсь этим счастьем и перестаю плакать. И думаю о том, что мы взрослые, руки-ноги есть, и правда, что это я разрыдалась… И мы уже вдвоем осторожно радуемся возможности в ближайшее время стать родителями, мечтаем об этом.
А на следующий день пришли месячные – просто был гормональный сбой. И я вдруг расплакалась. Поняла, как сильно хочу ребенка от Миши. То есть если ты хочешь ребенка, то это вполне осознанное, оформленное в конкретику чувство. Тут либо есть, либо нет.
– Я вот не уверена. Не знаю.
– Лен, ты все делаешь правильно. Если ты рожаешь, потому что нужно, потому что возраст, потому что мама хочет внуков, это ты рожаешь под давлением обстоятельств. Здорово, что тебе хватает сил преодолеть это давление. И рожать тогда, когда поймешь: я хочу ребенка!
– Оль, вот ты талант. Скажи, ты когда-нибудь думала, насколько успешней ты могла бы быть, насколько больше книг написать, если бы не отвлекалась на детей? То есть если бы посвятила себя самореализации.
Я улыбаюсь.
– Это очень простой вопрос. Материнство меня во многом сформировало в слышащего, думающего, рефлексирующего человека. Оно открыло мне меня и мой талант. Пока я была беременна, прочла все книги о материнстве. Все журналы. Все блоги. Все, что было, прочла. А когда родила, поняла, что я самый неподготовленный в мире человек. К материнству нельзя подготовиться, невозможно. Какая ты мать, ты узнаешь, когда станешь ей. Как бы я ни уставала, как бы ни стрессовала, сколько бы возможностей реализоваться в творчестве ни упустила из-за детей, я никогда ни минуты не жалела об этом. Потому что материнство – самая классная реализация для меня.
И вот ты просишь отрекламировать материнство. Знаешь, у меня в жизни были успехи. Я издавала книги, вела мероприятия. Я много раз была очень счастлива в самореализации. Но никогда я не была так счастлива, как когда у моих детей спала температура. Это какой-то другой уровень эмоций, другой мир, другой космос.
Если тебе не хочется заглянуть в него – не нужно. Но если хочется, знай: он отнимает огромное количество сил, прорву энергии, но взамен дает такое дистиллированное, необъяснимое высокоуровневое счастье, которое, испытав однажды, уже не захочется терять.