— Где ты увидел валюту?
— Да вот же! — не унимался Баран. — Целый мешок. Наворовал, награбил! И ещё — без очереди лезет!
— Это я наворовал? Я награбил?!
— Ты, ты! Жулик!
— Ах, я?!
Волк развязал мешок, поднял его высоко над головой и высыпал всё его содержимое на голову ненавистного Барана. Старые газеты, огрызки яблок, картофельную шелуху, картонные ячейки от яиц — всё, что набрал на помойке.
По физиономии Барана, как жёлтые слёзы, растеклись яичные желтки.
— Граждане! — завопил Баран. — Что же это такое?! Пенсионеров бьют!
Он кинулся на Волка с кулаками. Волк хотел огреть его дубинкой. Но не смог вытащить её из-под мышки. Очередь сжала его со всех сторон.
Волку плохо бы пришлось. Если бы не охранник — Козёл. Поняв, что быть беде, Козёл выхватил из кобуры пистолет:
— Граждане! Немедленно разойтись!
И выстрелил в воздух.
Волк воспользовался замешательством, вырвался из окружения и выскочил на улицу.
Но очередь бросилась за ним.
Быстрее всех бежал старичок-Баран.
Свинья с неожиданной прытью забегала Волку поперёк дороги и норовила сбить его с ног.
Корова поддавала сзади рогами.
А одногорбый Верблюд, почти такой же, как на самых его любимых сигаретах, плевал ему вслед…
И попадал, негодяй!
Волк, наверно бы, убежал. Наверняка бы убежал.
Но в события вмешался ещё один пенсионер — Бегемот.
Он только-только вышел из автобуса и стоял посреди тротуара, вспоминая, куда надо идти за пенсией. Направо или налево?
Наконец он шагнул направо.
И загородил Волку дорогу.
Волк налетел на него… И тут же на Волка налетели пенсионеры.
Они сбили его с ног, стали колотить зонтиками, портфелями, сумками…
Но всё в этом мире, рано или поздно, кончается.
Пыл пенсионеров постепенно угас. И все стали расходиться.
Волк встал с тротуара, отряхнулся. Посмотрел вслед Бегемоту и заорал на всю улицу:
— НУ, БЕГЕМОТ, ПОГОДИ!
Глава девятая
ПОДАЙТЕ БЕДНОМУ КОСМОНАВТУ!
Кузьма разглядывал Волка даже с некоторым сочувствием.
— Вид у тебя — как в сказке. Всё в той же. «Волк и семеро козлят».
— При чём здесь сказка? У меня не коза была, а Козёл. А козлят было не семеро, а целая сотня. И все пенсионеры.
— Нет, братец. Козёл там был один. Это — ты. Тебе не банки грабить, а милостыню просить.
— Кузьма! — обрадовался Волк. — А это идея! Если на жалость? А?
— Волк — и на жалость? — насупился Кузьма.
— А чё?
— «Чё», «чё» — ничё! Сутки у тебя остались. Понял?
И всё же… На помойке, в глубине двора, они нашли старую детскую коляску. На трёх колёсиках. Переднюю стеночку у колясочки выломали. Чтоб в неё смог сесть малышка-Волк. А вместо четвёртого колёсика приделали выброшенную на помойку сковородку. Ручку от сковородки пришлось отломать, чтоб не мешала движению.
Получилась первоклассная инвалидная колясочка.
Роль инвалида должен был исполнять Волк.
А Кузьме отводилась роль собачки-поводыря.
Кузьма сам привязал свой поводок к передку колясочки.
И они поехали!
Но перед тем как поехать, предстояло решить, какого инвалида должен изображать Волк.
Героя войны?
Внешность у Волка не геройская.
На героя труда он тоже не очень похож.
Наконец остановились на космической версии.
Волк накалякал плакатик: «ПАДАЙТИ НАХЛЕБ ВИТИРАНУ КОСМОСА ИСПЫТАТИЛЮ РАКЕТ!»
Плакатик Волк повесил себе на грудь.
И они поехали по улицам города.
Кузьма тащил колясочку, а Волк изображал «витирана космоса», смотрел в небо, будто только что с Луны свалился.
Прохожие таращили на них глаза, но «нахлеб» не давали.
А один Тюлень сказал:
— Пусть тебе в космосе ПАДАЮТ!
— Неправильно мы решили, — сказал Волк, когда они вернулись в подвал. — На космос сейчас нет денег. Я сам по радио слышал. Сейчас в моде бизнес. Надо было написать: «Подайте бедному банкиру!»
— Вид у тебя, — сказал Кузьма, — не банкирский. Ты больше на бандита похож. С большой дороги.
— Сам ты похож!
— Да, похож, — сказал Кузьма. — И этим горжусь. Бандиты — самый хороший народ.
— Давай тогда так и напишем.
«ПАДАЙТИ БЕДНОМУ БАНДИТУ!»
Так и написали. А колясочку поставили в тёмной подворотне.
И дело пошло! Стали подавать. Каждый прохожий старался побыстрей унести ноги.
Скоро шикарная шляпа Волка наполнилась деньгами. Не очень крупными, правда. Крупные деньги по подворотням не носят.
И вдруг они увидели Зайчика. А Зайчик их не увидел.
Он только вошёл в подворотню с улицы. Глаза его не привыкли к темноте. А когда привыкли — было поздно.
— Здорово, солдатик, — сказал Кузьма. — Узнаёшь?
Зайчик попятился — теперь между ними была коляска.
— Постой, Иван-солдат! Куда торопишься?
Зайчик заметил, что поводок Кузьмы обмотался вокруг коляски, и бросился бежать. Кузьма за ним.
Коляска завертелась вокруг собственной оси.
Прохожие смотрели, разинув рты, на странную погоню. Впереди бежал Зайчик. За ним — очень большая собака. А за собакой, привязанная за поводок, с грохотом катилась детская колясочка.
В колясочке сидел инвалид-Волк с плакатом на груди: «ПАДАЙТИ БЕДНОМУ БАНДИТУ!»
Зайчику бы плохо пришлось. Улица пошла под горку, и «бедные бандиты» его быстро догоняли. Их колясочка стремительно набирала скорость, подталкивая сзади Кузьму.
Но в это время из аптеки вышел Бегемот. Он был очень расстроен. Очки ему опять не подошли. Он заказывал очки от близорукости, а ему дали очки от дальнозоркости. И он в этих очках совершенно ничего не видел.
Бегемот шагнул на пешеходную дорожку, чтобы перейти улицу.
И зацепился за поводок Кузьмы. Поводок натянулся как струна — Кузьма на своём ошейнике чуть не задохнулся. Коляска опрокинулась, из неё выпал Волк.
И они вместе пообещали вслед Бегемоту:
«НУ, БЕГЕМОТ, ПОГОДИ!»
Глава десятая
ОБМАНЩИЦА ЛИСА
Вместо одного инвалида теперь было два.
У Кузьмы болела левая нога и правое ухо.
У Волка болело левое ухо. А нога не болела совсем. Но зато был подбит правый глаз.
Из двух волков-инвалидов одного здорового волка можно было собрать. При желании. Но это так, шутка. А нашим друзьям было не до шуток. Да и в подвале находиться становилось опасно. Вот-вот нагрянет милиция.
— А может, ну его, — сказал Волк, — Зайчишку этого? Скоро лето. Поедем к морю. Там и часики золотые, и сумочки. Лежат себе на пляжике, загорают. Ждут нас. Начнём охотничий сезон. А?
— Это как?
— Ну, понимаешь, Кузьма. Если где-то что-то плохо лежит. Или хозяева плохо смотрят. За тем, что где-то плохо лежит.
— Как это?
— А так, что взять это надо! Чтоб лучше смотрели! — не выдержал Волк.
— Нет! Это не волчье дело! Пока я Зайчишку не поймаю, нет моему сердцу покоя. А поймаю — загрызу. Папой клянусь. Погибшим за границей.
— Злой ты очень, Кузьма, — сказал Волк. — Даже слишком. Ни грамма в тебе доброты. Избить — это дело. До потери пульса! Это я понимаю.
— Эх, вы, — сказал Кузьма. — Племя новое, незнакомое. И в кого только уродились?
Волку стало стыдно:
— Пошутил, Кузьма. Я всегда с тобой. До гробовой доски. Заячьей. Смерть Зайцам!
— Смотри! — строго сказал Кузьма. — Правый глаз у тебя подбит. Как бы с левым чаво не случилось.
По тротуару застучал ливень. В подвале стало сыро и неуютно. Потоки воды пенились в узеньком окошечке, прямо над их головами. Отдельные ручейки прорывались в подвал и журчали по стенкам.
Всё это не укрепляло силы духа. И без того не очень сильные.
Прохожие в окошечке бежали от ливня. Видны были только их ботиночки и сапожки. И ноги. Но не выше колен.
— Лиса! — вдруг закричал Волк. — По колготкам узнал. Такие, как она, никто не носит. В красный цветочек.
— И что? — спросил Кузьма. — Ну, Лиса. Что я, лис не видел?
— Таких, как она, — нет. Голова у неё — академия! Вот кто нам план нарисует.
Лиса действительно по уму не уступала целой академии. Если бы этот ум был направлен на мирные цели.
Но Лиса пошла другим путём. Обжулить, обдурить. Наобещать, а потом смыться… Большего мастера свет не видел! А посмотришь на неё — красавица. Глаза честные, добрые. Хоть принцессу в кино играй.
— Что я с этого буду иметь? — сразу спросила Лиса.
— Всё, что душеньке угодно! — сказал Волк.
— Моей душеньке много чего угодно, — улыбнулась Лиса. — Машина новая угодна. Колечки золотые. Кремы, духи. Кухонная мебель.
— А в живых остаться? Не угодно? — спросил Кузьма.
— Ка-акой строгий, — обиделась Лиса.
— Он у нас такой, — сказал Волк. — Без отца, без матери рос.
— Детдомовский, что ли? — спросила Лиса.
— Вроде, — сказал Волк. — Бабка его воспитывала.
— Какая ещё бабка?
— Баба-Яга. Слыхала?
— Ладно мне мозги пудрить! «Баба-Яга его воспитывала»! А меня — Кощей Бессмертный.
— Знаешь что, красавица? — сказал Кузьма. — Некогда мне тебя уговаривать. А Кощея твоего я, как тебя, видел. Напротив меня сидел. Дрожал, потел, просил от смерти спасти.
— Он же бессмертный.
— До поры, до времени. Пока иголочку с его смертью никто не нашёл. А иголочка — в яйце. А яйцо — в утке. А утку Иван-царевич подстрелил. Вот и получается: «Выручай, Кузьма! Выручай миленький. Принеси яйцо. Полцарства бери. Любую половину! Хочешь правую, хочешь левую».
Но Лиса всё ещё не верила:
— Ну, хорошо. А как ты сюда-то попал?
— Заяц! Чтоб ему… Дурман-травою напоил. И в город ваш, будь он неладен.
— Ай да Заяц! — захохотала Лиса.
Но, увидев глаза Кузьмы, сразу осеклась:
— Ладно… Помогу. Полцарства мне не надо. Но кусочек… Малюсенький-малюсенький.
Она задумалась.
— Надо из дома его выманить. А лучше — из города. В городе тяжело. Кругом милиция. В деревню бы его. К бабушке. Как в сказке про «Красную шапочку». Читали?