У врача, делающего полезный укол, может быть тяжелая рука.
Вы знаете, что меня, наконец, заставило насторожиться, присмотреться к себе? Радость. Я осознал, что порой в логических стычках для меня радости больше, чем ее должно там быть. Я вдруг похолодел от открытия, что самодовольно улыбаюсь, вспоминая свои напористые «аканья» и мамину растерянность. Злокачественный признак. Двигаясь в такой плоскости, я наделаю бед. Только стереометрия выведет меня за рамки неуязвимого положения — губительно неуязвимого. И я тогда пошел поперек себя. Разыграл ситуацию от противного. Да, мама сказанула, не подумав. Но в том-то и дело, чувствуете?! Необдуманное высказывание — это не обязательно оскорбление, целенаправленное зло. Это зачастую у женщин — лишь возглас настроения, спонтанная эмоция, переложенная на язык суждений за неимением пока у человечества более тонкого средства. Значит, угловатость словесных средств надо пока сглаживать пониманием, надъязыковой тональностью понимания, как бы непохож сам на себя я ни был, говоря сейчас такие вещи. Надо верить в то, что человек не имел в виду дурного. Иногда догадываться и додумывать за него — да, да, вы не ослышались, это сказал я. Близоруко считать, что нечаянная глупость — это развилка дороги. Пусть хоть иногда она будет отправной точкой совместного поиска. Переворачиваем медаль! Ситуация от противного выглядит следующим инфернальным образом. Встречает меня мама и говорит:
— Знаешь, Кирилл, я много ходила по ночным клубам, видела много девушек, со многими общалась. Я долго анализировала все это, и вот тебе мой продуманный вывод: они все — шлюшки.
И если после первого варианта я начинаю запальчиво буянить, то после такого моим следующим действием будет незамедлительная самоликвидация. Ибо вот так выглядел бы настоящий финиш разума. Случайно оброненная нелепость — это часто всего лишь ошибочное предположение человека, даже если и оформлено оно категорично. Конструктивно в таком случае будет сделать встречное предположение, что он хороший, этот человек, просто немного неверно информирован. Но если к глупости выводов и поступков приводят умственные старания — то это уже по-настоящему плохие новости.
Мне самому еще очень многое предстоит переоценить, додумать. Очень многое. И я счастлив понимать это. Здесь вы, конечно, можете поставить мне на вид, что я в итоге пришел к тому, о чем вы всегда говорили. Что я просто описал циркуляцию и оказался там же, где и все нормальные взрослые люди, просто с большим опозданием. Что трёп наш — судорога, бесплодное сокращение мускулов сознания, а карамели в. ней порой столько, что как бы попа не слиплась. Вот, например, такая автоцитата: «Эта красота не кристаллизовалась в самосозерцании, чем нередко обездвиживают себя привлекательные женщины, но, напротив, проживала каждую секунду в торжестве жизни». Перечитываю ее, а самого аж кочевря-жит, будто ухо спичкой чищу. Признайтесь, вы ведь тоже опускаете глаза, когда вдугаря пьяная женщина пытается вульгарно танцевать на шесте, вертя над головой блузкой. И знаете, почему опускаете? Потому что для профессионалки нагота — рабочая одежда, самые интимные жесты — выполнение условий договора. В этом случае ты зришь и даешь человеку заработать. А когда это обнажение томящейся души, вкладывающей в шоу то, что шоу не положено по рангу — тут самый заиндевелый циник невольно отведет взгляд. Да, местами мы с Филом неумело танцуем душевный стриптиз. Местами вписываем себя в мартиролог[63] современных чайльд гарольдов, плачущих о душе в передышках между припадками гордыни и распутства. Что поделаешь, сейчас это продукт. И даже само публичное признание в маркетинге трагизма — тоже продукт. Художественное слово пытается опередить реакцию на самое себя, засунуть внутрь ценник в качестве закладки, но лишь туже затягивает витки штопора, в который сорвалось. Разумеется, говоря про штопор, я подразумеваю катастрофичность сточки зрения старой школы. На самом деле в литературе все идет закономерно: одни усиленно занимаются потоотделением, другие платят и жадно вдыхают натурпродукт, а бумага терпит. Страну наводнило суперэффективными дезодорантами и лазерными эпилляторами, и тогда запах подмышек перекочевал в книги. Млея в СПА-салоне, сегодняшняя фея-рафинэ увлеченно листает живописания блевотины и негигиеничного секса. Да-да, проще простого разораться о падении нравов и массовой деградации, но не будем торопиться. Тут есть над чем подумать.
Я думаю, произведение не может быть целиком хорошим. Целиком дурным — да, а вот хорошим его делают только отдельные, неприметные кусочки, что отдаются в человеке грозами. И для каждого они свои. Если в книге хотя бы три-четыре раза находишь слова, которые хочется произнести, проговорить вслед автору, значит, у Вселенной есть смысл. Если в ворох из трех сотен страниц вброшена горстка особенных для тебя секунд, секунд предельной честности сердца — значит, ты подружился с книгой и, наверное, еще вернешься к ней.
Оказавшийся снова в исходной точке окружности может утешиться тем, что хотя бы уберегся от гиподинамий, пока искал выход. Я очень надеюсь, что блеснувшее неоднократно на наших страницах имя Лидии Гинзбург все же заставит вас отыскать и почитать ее вещи. А я пока в который раз ее процитирую из «Записок блокадного человека»: «Написать о круге — прорвать круг. Как-никак поступок. В бездне потерянного времени — найденное».
А может, наша прописанная рефлексия — это всего лишь обычный путь человека к житейскому юмору, к философскому взгляду на действительность? Череда повседневных Тренировок, которая в итоге даст обществу еще двух спасительно-равнодушных мирян, занятых своими личными, не глобализированными проблемами, — и это есть добро?.. Нам с самого начала пытались доказать, что это добро, что нами движет лишь ювенальный максимализм, но мы Капризничали, не слушали, топали ногами, хорохорились. Подкараульте кого-нибудь из нас где-то в осеннем парке лет через пять-семь: желтые листья на дорожках, по листьям с тихим шорохом катится коляска, за ручку коляски держатся мужчина с женщиной. Женщина ведет долгие рассуждения о том, какую посудомоечную машину надлежит приобрести на выгодных кредитных условиях. Мужчина возражает. Не конфликтно так возражает, по мелким деталям, для проформы — только чтобы показать, кто в доме хозяин. Например, настаивает на том, чтобы кредит взять на работе, а не в банке, хотя ему, по большому счету, все равно. Но тут маленький и требовательный пассажир коляски (не исключено, что недавно крещеный) просыпается и возвещает об этом всему парку. Кредиты, банки, посудомоечные машины разом забыты, хотя никуда из жизни не ушли — ни из жизни мамы с папой, ни их чада. Где-то по углам и закуткам этого извилистого лабиринта длиною в жизнь попадаются редкие жемчужины счастья, но быстро гаснут и теряют свое очарование от ожидания еще более крупных жемчужин. Как мало дано человечеству! И все, что нас пока спасает, — это полезная привычка видеть в малом большое. Ну или хотя бы большее.
Если смотреть на проблему в разрезе преемственности поколений, то я возлагаю большие надежды именно на нас, родившихся во вторую половину семидесятых — первую половину восьмидесятых. Эти временные рамки дали нам уникальный психологический задел: мы не успел и достаточно повзрослеть, чтобы ущербность советской системы уязвила нас лично, но мы были уже вполне сознательными человечками, память которых сберегла все самое лучшее. Именно наше поколение ушло. из СССР стопроцентными романтиками; остальные либо познали горечь разочарования, либо просто не помнят того времени. Отвлечёмся — насколько получится — от таких аспектов, как политика, экономика, экология… Сконцентрируемся на социально-психологической составляющей, на нравственных приоритетах. В независимости оттого, как мы будем участвовать в прочих сферах, именно эта — наша боль и наша ответственность. Именно на уровне простого человеческого взаимодействия мы должны поддерживать огонь той душевности, той сердечности, что не истребила даже тоталитарная система. А она, несмотря на чудовищность ее проявлений, каким-то образом смогла создать в умах и сердцах островки особого мироотношения. Иностранцы чувствуют это, поверьте мне! Долго подбирают слова, путаются, выражая мысль даже не на родном языке — но чувствуют! Наше поколение, как мне хочется верить, получило в наследство самую чистую фракцию советского характера: здравое понимание личного действия при осознанном уважении общих интересов. Мы стоим, балансируя, на водоразделе: по одну сторону — извечная азиатская химера орды, по другую — напирающая западная философия индивидуализма. Если мы не устоим, не создадим на этом острие что-то третье, что-то свое, связь времен будет прервана. Кто, если не мы с нашим светлым — пускай даже полусказочным — пониманием советского, может лучше справиться с этой задачей? Только мы, балансирующее поколение. Только нам в следующие пять-десять лет главенствовать в миссии «Русская душа». Держим удар, ребята!
Не без легкого самовнушения, конечно, но я все же вижу в происходящих с нашим обществом курьезах просто издержки акклиматизации. Думаю, преодолеем. Назад пути все равно нет. В русском человеке заложен огромный потенциал сопротивляемости и все-таки, как ни крути, генетическая мудрость. Большая история, большие испытания. Нам бы только научиться с юмором и без подобострастия относиться к наносному, пришлому, нам бы не стесняться себя настоящих.
А еще надо верить, что общечеловеческие ценности в игре «мужчина — женщина» дают реальный выход из тупикового лабиринта, в который нас загоняют модные роли «стерв» и «брутальных самцов», «недоступных принцесс» и «гуру съема». За это сегодня надо вести настоящую борьбу и ни в коем случае не сдаваться. В конце концов, Вторая Мировая война была проиграна Германией не тогда, когда Кейтель подписал акт о капитуляции, а в ту минуту, когда Гитлер «на всякий случай» положил себе в карман ампулу с цианистым калием. В 2006 году в медиа прошло известие, что один журналист выбросился из окна, оставив предсуицидальную записку, где причиной своего демарша назвал тотальное непонимание со с