И душный запах испарины, исходящий от ее тела, который буквально выкинул его в объятия темной ночи. Лишь бы отдышаться на ледяном воздухе...
Изегер огляделся, не сразу понимая, где находится.
У закрытых наглухо крепостных ворот тускло горел одинокий факел. На дозорной вышке, облокотившись на пику, застыл часовой.
«Спит, наверное, подлец».
Сегодня урийцы попытались пересечь водопад. Под ним, там, где река оставляет узкое пространство между своим потоком и стеной, обнаружили натянутую веревку, способную выдержать сразу человека четыре. Ее и перерубить-то удалось не с первого раза. Пришлось послать за мечом Гестиха.
«Вовремя заметили. Иначе назавтра они полезли бы в замок под видом торговцев. Или спустились бы в деревню. Как в прошлый раз, когда пытались украсть дочь скотобойщика. Хорошо, отец ее крик услышал, выскочил, привычно схватившись за топор. Зря, конечно, порубил этих двух урийцев. Надо было оставить в живых...»
Он, Изегер, все кости разбойникам переломал бы, но вызнал бы наконец, зачем на эту сторону реки лезут. К эльфам на другой границе не суются, даже торгуют. И не сказать, что тогда за урдуком пришли. Начало весны... Какой урдук, если листья только проклюнулись?
А девчонка им зачем? Одно слово, дикари.
«Мда... Дочь скотобойщика жаль».
Красивой была, часто в замок с отцом приходила. Потом и без отца. Не скрывала, что Изегер ей нравится. Он мог бы ответить взаимностью, если бы не случайность. Утонула в болоте, вытаскивая козу. И что самое страшное, коза осталась жива.
«И о чем думаю?»
Изегер поднял голову.
Он стоял у крыльца западного дома.
Сделав три шага, дотронулся до ручки, отлитой в форме головы льва. Руку обжег лед бронзы.
«Что я тут делаю? Валаах, что ли, играет?»
И так нестерпимо захотелось увидеть девчонку, что взмахнул рукой, прошептал заклинание и прошел в разорвавшуюся ткань пространства.
Она спала, сунув сложенные ладони под щеку.
Губы какие-то распухшие....
Да и ресницы торчат слипшимися пиками. Наверное, плакала.
Но отчего? Кто обидел?
«Надо бы у Михайки узнать...»
Лорд встал на колени, чтобы лучше рассмотреть лицо.
«А она ведь красивая...»
Кожа белая, волосы темные, гладкие.
Взял прядку, помял между пальцами, поднес к носу.
«Пахнет хорошо. Уже не теми духами с Земли, а свежей хвоей».
Джулия вздохнула. Тяжело, словно у нее было какое-то горе.
«По дому тоскует? И отпустил бы, если бы не проклятый строн...»
Джулия еще раз вздохнула, дернула плечом, заставляя выпустить прядку.
Рот приоткрыла.
Изегер отшатнулся, боясь не удержаться и впиться в эти губы.
«А может, наплевать на все? Пусть безродная, пусть магии на пятак, и та темная, сытая, но сына выносить сможет. А я бы любил обоих...»
- Пусти! Ненавижу! - выдохнула, плаксиво скривив лицо, и подтянула коленки к животу, глаз не открывая. Скукожилась...
А коленки острые, щиколотки тонкие.
Беззащитная вся какая-то...
Опять тяжело вздохнула.
Изегер следом. Уткнулся широким лбом в простыню.
«Что же это? Почему уйти не могу? Валаах играет...»
***
- Михайка! Буду твоей дамой сердца, если пообещаешь выполнить одно тайное поручение.
Мальчишка соскочил со стула и, размахивая петушком, словно дирижерской палочкой, пустился в пляс.
- Что же об условиях не спросишь?
- Моя дама сердца не дурочка, непосильного не попросит!
Отложив леденец в сторону, он пододвинул свой стул ближе, чтобы не напротив сидеть, а рядом. Так и приятнее, и слушать условия сподручнее.
- Нет, мой хороший! - Юлька обняла мальчишку. Хоть один мужик в замке нормальный, пусть и тот сегодня фингалом под глазом светит. О синяке Юлька расспрашивать не стала. Есть дела поважней. - Мы не здесь с тобой говорить будем. Идем!
Пошла не во двор, как Михайка ожидал, а в конец коридора, где обшитая железом дверь едва открылась. Пришлось приложиться плечом.
- Тихо ты! - упрекнула «дама сердца», когда эхо от гиканья мальца понеслось по коридорам пустого здания. - Никто не должен знать, что мы сюда ходили.
- Глаз даю, не выдам!
- А в том краю, где я жила, говорили «зуб даю», - грустно улыбнулась Юля, вытаскивая из железного хомута факел. Чиркнула по каменной кладке огненной палочкой, купленной в лавке диковин, подпалила промасленный край. По факелу побежала россыпь искр, взметнувшаяся через мгновение лепестками желтого огня. Удлинившиеся тени Михайки и Юлии причудливо сломались об стену и поспешили следом за людьми, спускающимся по крутой лестнице.
Юле факел был без надобности, но Михайка в темноте не видел.
Хоть и страшно ей было идти туда, где когда-то убили шамана, но задумка того стоила.
У самого входа в подвал, отделенный от лестницы еще одной дверью, Юлька протянула мальчишке ладонь, предварительно на нее плюнув.
- Клянись, что никогда и никому не расскажешь то, о чем я тебя попрошу. Иначе провалиться тебе сквозь землю.
Михайка тоже плюнул на ладонь, поняв, что совершается великий ритуал запечатывания тайны.
- Клянусь, что не выдам! Иначе провалиться мне к Валааху!
- Я тоже клянусь, что никогда ни словом, ни делом тебя не обижу и буду верной дамой сердца.
- Может, еще и замуж за меня пойдешь? - прищурил глаза Михайка. - Чтобы тайна стала семейной?
И уже шепотом расписал перспективу:
- Я тебя любить буду. А когда подрасту, и детишек тебе подарю. Дюжину.
- А как же Алелька?
- Тьфу на нее! Вчера она с Сипиткой в амулетной лавке целовалась. Я его потом поймал и отдубасил.
- А, так это в том бою ты фингал получил?
- Почему отвлекаешься? - серьезно спросил Михайка. - Пойдешь за меня замуж или нет?
- Давай погодим. Вот когда подрастешь, тогда еще раз к этому разговору вернемся, - Юля дернула ладонью, напоминая о клятве. - Клянешься ты, Михайка-рыцарь из рода Грахиков, беречь мою тайну?
- Клянусь!
- И я клянусь быть тебе верным другом.
- И дамой сердца!
- И дамой сердца...
Руки накрепко скрепили, размазав слюни. Потом оба брезгливо вытерли ладони о первый попавшийся гобелен.
Глава 23. Бои без правил
Тени не появлялись вот уже три дня. Может, и следили за Юлей со стороны, но не давали о себе знать: ни стука клюки, ни шелеста летящей ткани. В доме царила тягостная тишина.
Лишь ветер бился о стекло, прося его впустить. Ему тоже было плохо. Дождь, идущий стеной, не давал резвиться, сдерживал его порывы и охлаждал пыл. А ветру поиграть бы с лепестками пламени в камине, пудрой рассыпать по полу золу, взметнуть веером темные волосы, заставив поморщиться и поднять руку, чтобы пригладить локоны.
Эх, если бы он помог отвлечься... Может быть, тогда прошло бы оцепенение, и взгляд Юли перестал бы упираться в пустоту.
А Юльке было о чем подумать.
Еще там, сидя в остывающей воде, когда болела душа, а картинка произошедшего в кабинете милорда стояла перед глазами, она поклялась себе, что плачет в последний раз.
Нахлынувшее отчаяние едва не погнало на крепостную стену, на ту ее сторону, где кладка была особенно высока, а внизу шумел речной поток, что цеплялся прозрачными боками за острые скалы, но вспомнившиеся слова «иди и убейся» отрезвили.
- Не пойду и не убьюсь.
И правда. Из-за чего накладывать на себя руки? Из-за того, что утратила девственность? Такой акт мог произойти в любой момент и при более страшных обстоятельствах. В этом мире женщина просто не в состоянии противиться воле мужчины. На правах сильнейшего он возьмет тебя, даже если ты только что дала клятву верности другому. По требованию господина жених самолично проводит тебя до спальни и наверняка будет рад, что хозяйство пополнилось бычком и парой свиней.
А глупая Юлька отдала себя без всякой выгоды. «Ни себе, ни людям», - грустно усмехнулась она.
Кого винила в произошедшем? Прежде всего себя. Что взять с милорда, который ни минуты не сомневался, что обхаживает не ту женщину.
«Вот, оказывается, откуда у Эрдис деньги на дорогие серьги, вот откуда доверие лорда, что служанка не сунет нос в чужие бумаги. Все просто - она его любовница».
А Юлька дурой была, что не проверила, не порасспросила. Стоило поговорить с той же Хильдой, которая знает о своем господине всю подноготную. Не зря же ищет повод лишний раз появиться в замке.
А все из-за того, что Юлька боялась.
Боялась слуг, которые могли донести лорду о ее новом даре.
Боялась Теней, которые встали бы стеной, лишь бы она не узнала об истинных намерениях всесильных правителей.
Жаль, что так и не выведала, что решили Магистр и лорд Ханнор...
Ведь догадываются, что Юля не смирилась, и по-прежнему рвется из мира, где женщина, даже если она госпожа, все равно остается рабыней.
Оттого и зауважала Юлька своенравную Дэйте, которая хоть и является злыдней, вот уже восемьдесят лет прогибает мужской мир под себя. Вот бы и Юле заиметь такую силу!
Как же она обрадовалась, узнав о своем новом даре! Стань, кем хочешь, подслушай то, чего по доброй воле не скажут. «Это же ключ к побегу», - думала она. Пойди разберись, кто прячется за маской.
Эх, зачем же она поперлась в замок!
Какой же была самоуверенной и бесшабашной. Вот и получила наглядный урок. А заодно и повод выместить на враге всю свою ненависть, всю боль...
Пусть и не понимал он, кто лежит на столе, и воспринял ее слова как шутку, но...
А вот тут Юля не знала, что сказать, какой привести аргумент, чтобы сделать милорда виноватым. Поэтому и подбадривала себя ругательствами.
«Гад, подлец, дикарь...»
А еще она чувствовала себя воровкой, втайне вкусившей чужой любви, и от этого становилось еще гаже.
И ведь как реагировала на поцелуи и ласки, вспомнить стыдно. А когда через ткань платья враг прикусил сосок, и вовсе затихла, прислушиваясь к неведомым чувствам, и ноги развела не особо сопротивляясь, и желала, чего скрывать, желала продолжения!