Ну, здравствуй, жена! — страница 30 из 83

«Что за наваждение? Мои ли то были чувства или его любовницы?»

Боль, пусть и несильная на фоне разбушевавшихся чувств, отрезвила, заставила выгнуться дугой, забиться пойманной рыбой, лишь бы прекратить неудержимый натиск, сбежать от того, кто покушался на запретное, не подозревая об этом.

А он воспринял ее трепыхания как ответную страсть и ускорился...

А потом поцеловал в искусанные губы и ушел.


Юля закрыла лицо ладонями.

Но даже в полной темноте всплыл образ врага. Взгляд с прищуром, наглая улыбка и губы...

- Блин! - застонала Юля, представляя губы милорда и этот чертов язык, который вел себя в ее рту как хозяин. Одно воспоминание повлекло другое. Заныла грудь. Та самая, которую он прикусил через ткань.

Юля невольно потрогала ее.

- Блин! Извращенка!

Нечаянно задела родовой амулет. Он отчего-то нагрелся.

«А не его ли это работа? Вдруг проклятый строн толкает меня в руки хозяина, лишь бы род Ханноров продолжился? У кого бы спросить?»

Подозрения так и остались подозрениями. Разузнать о действии строна было не у кого. С Тенями разговаривать - только себя выдать. А Юлька ни за что не хотела, чтобы кто-нибудь знал об ее ошибке. Даже сам милорд. Иначе ей из Агрида не выбраться. Стоит только дать слабину, как засосет словно в болото.


«Черт, как бы забыться хоть на мгновение!»

Она уже устала от карусели мыслей.

Решение пришло тут же.

Юля резко поднялась, распахнула шкаф и, поковырявшись среди платьев Тиль, вытянула на свет темно-синий бархатный плащ с капюшоном. Самое то.

Закрыв лицо, она пробралась в замок, по памяти нашла дверь, ведущую в погреб с кремвилем, подергала за ручку.

- Гад. И здесь кислород перекрыл. Ну ничего. Мы и до трактира пробежимся. Нам не страшно.

А страшно действительно не было. Чего бояться? Только крикни, столько стражи набежит! Да и поселок, где до глубокой ночи светил огнями местный «клуб», был совсем рядом - сразу же за крепостной стеной. На всякий случай Юля привязала к ноге нож, который теперь, после Михайкиных уроков, умело метала. Ну, почти. Из десяти раз пять точно в цель попадала.


- Милорд, Джулия вышла за ворота, - Круст наливал каркайское вино. Запах цветущего лаира - любимого фрукта эльфов, заставил слугу сглотнуть. Он потом, позже, и себе нальет драгоценного напитка. Пусть немного, самую капельку, чтобы милорд не заметил...

Изегер внезапно вскочил и выбил из рук слуги бутылку. Каркайское разлилось золотыми брызгами, хоть лижи стол...

- Как ушла? Поздно же... - он и не замечал, что ступает по стеклам, скрипящим под каблуками. - Кто позволил открыть ворота?

- Милорд, вы же сами не велели препятствовать. Пусть делает, что хочет...

Изегер уже не слышал. За ним беззвучно срослась светящаяся нить пространства.


Он не чувствовал ни дождя, ни холода. Не жалел, что не взял коня.

Крался за фигурой в плаще и гадал, куда Валаах погнал девчонку в такую погоду.

Она далеко не ушла. Свернула на ближайшей развилке в сторону поселка.

Милорд выдохнул. Если бы она направилась в деревню, то наверняка убилась бы: горная дорога ночью опасна. Тем более сейчас, когда нет ни звезд, ни месяца, лишь тяжелые тучи ползут вниз по склонам.

Изегер, размышляя об опасности непогоды в горах, не одергивал себя, не спрашивал, с чего вдруг такая забота о бездарной девчонке, хотя совсем недавно шептал ей: «Иди и убейся!». И мыслей таких больше не было.


Трактир встретил шумом голосов, спертым винным воздухом и чадом от очага, где жарилась целая свинья.

- Й-я-хо-хо! Любил милорд,

Любил одну молодку!

Й-я-хо-хо! Имел жену,

Имел жену уродку!

Ее сынок таким же был,

Но он наследник все же!

А брат-бастард красавцем слыл,

Для них - не вышел рожей!

Не важно, кем родился ты,

Коль вышел из народа,

Запрячь желанья и мечты,

Гни спину на урода!

Нестройное пение сопровождалось грохотом кружек, которыми лихие ребята с упоением стучали по столу. В центре, там, где специально для плясок очистили небольшую площадку, гремели башмаками двое: стражник, что сдал смену еще утром, и раскрасневшаяся Эрдис. Ее юбки так и взлетали, открывая жадному взору зрителей ноги в новых ботиночках, сделанных из вывороченной оленьей кожи и украшенных золотыми пряжками. Чисто эльфийская работа. Ох, и отстукивали те каблучки дробь - любо-дорого послушать!


Вошедшие друг за другом люди вместо того, чтобы скинуть намокшие от дождя плащи, напротив - еще больше надвинули капюшоны на лица. Это желание оставаться неузнаваемыми заставило трактирщика приглядеться к новичкам. Его наметанный взгляд сразу определил, что одним из гостей был рослый мужчина, который несколько замешкался у двери, дожидаясь, когда найдет себе место вошедшая первой хрупкая женщина. И только когда она, в нерешительности постояв у стойки, двинулась к столу, возле которого осталась лишь одна скамья (другую перетащила к себе шумная компания), здоровяк, опровергнув все ожидания трактирщика, занял место в противоположном темном углу.

- Иди, обслужи, - кинул хозяин забегаловки жене, указав ей на гостью, а сам направился к таинственному незнакомцу.

- Кремвиль, пиво или вырви-глаз? - он специально назвал местный вид самогона, приезжий из дальних краев ни за что не понял бы, почему ему предлагают вырвать глаз.

- Воды и кьярву, - произнес незнакомец.

- Слушаюсь, господин, - низко поклонился трактирщик, узнавая милорда. Он частенько заказывал кьярву - странный вид курева, чей рецепт остался в наследство от урийцев, некогда обитавших на этом берегу реки. Кьярва была настолько сильна, что незнающий мог упасть замертво, вдохнув лишь раз чуть сладковатый дым. Зато тот, кто сумел сделать две-три затяжки, на несколько часов обретал острый глаз и слух, а сам становился незаметным для чужого взора. Дым кьярвы словно прикрывал его, искажая пространство. Недешевое удовольствие.

Поговаривали, что трактирщик, умеющий готовить кьярву, продал душу Валааху, но многие утверждали, что он был в дальнем родстве с урийцами. Иначе откуда ему знать их тайный рецепт?


- Чего изволишь заказать, милочка? - когда над ухом заворковала жена трактирщика, Юлька вздрогнула.

- Кремвиль, пожалуйста. И дюжину леденцов с собой.

Михайка давно все запасы сгрыз, и Юле хотелось его порадовать.

Когда на стол поставили бутылку и стакан, Юля подняла глаза и, краснея от стеснения, произнесла:

- Напомните, пожалуйста, какие слова я должна произнести, чтобы кремвиль не пачкался?

- Милая, пей спокойно! - улыбнулась женщина, протягивая Юле пакетик с леденцами. - Мы сразу над всей бочкой заклинание шепчем. Не надеемся на шаткую память выпивох. Иначе половина трактира ходила бы с зелеными рожами. Ой, пресветлая Афарика, прости меня, глупую! Мой язык мелет, что хочет, а бедная головушка за ним не поспевает...

Вздохнув и покачав «бедной головушкой», хозяйка отошла.


Когда Юля махом выпила кремвиль, капюшон соскользнул и открыл ее лицо.

- Люди добрые, посмотрите, кто к нам пожаловал! - резкий выкрик заставил всех присутствующих повернуть головы в ту сторону, куда указывала разгоряченная танцами Эрдис.

Юля от неожиданности икнула и рассеянно огляделась. На многих «рожах» выпивох читалось недоумение. Ну сидит себе девушка, попивает кремвиль, чего на нее глазеть?

- Это же полоумная из нашего замка! Глядите-ка, научилась пить кремвиль так, чтобы не изгваздаться! - было понятно, что и сама Эрдис как следует приложилась к хмельному напитку.


«Блин, что теперь делать? - запаниковала Юлька, видя, как кривится в недоброй усмешке лицо служанки. - Трусливо сбежать или прикинуться дебильной - глупо улыбаться и пускать слюни?»

Но кремвиль, видимо, уже возымел свое действие, поэтому Юля спокойно, даже как-то расслабленно (чем немало себя удивила), произнесла:

- Еще одно слово, и я отрежу твой язык, - она закинула ногу на ногу и отодвинула край юбки, чтобы всем вокруг было видно ее щиколотку. Одобрительный ропот стал свидетельством того, что нож, покоящийся в дорогих ножнах, оценили. Дева-воин Картора знала толк в оружии.

- Матушка-заступница! Так милордова приживалка головорез, а меня заверяли, что и комара не обидит! - Эрдис театрально хлопнула себя по бедрам. Ее распирало. И было от чего. Который день Изегер избегал ее, хотя раньше всегда находил время для утех. А еще Зайрис не без ехидства намекнула, что видела, как милорд поздней ночью топтался на пороге западного дома. «Неужто эта костлявая встала на моем пути?»

- И на это хватит сил, если продолжишь каркать, - все так же тихо произнесла Юля, хотя ее слышали даже в самом дальнем уголке трактира, в котором не часто случались бабские бои, все больше мужики силой мерились.

- Так ты же тростиночка, которую я переломаю одной рукой! - Эрди показала, как она ломает о круглое колено невидимый прут. Ее груди при этом неслабо колыхнулись. Народ затаил дыхание.

- Смотри, как бы от той тростиночки щепа не отскочила. Кому потом кривая нужна будешь?

У Эрди все внутри клокотало.

- Держите меня, иначе я сейчас ей все волосы выдеру! - визгливо выкрикнула она и раскинула руки, предлагая народу не дать свершиться беде. Народ же не поддержал инициативы и хватать за руки не стал. Он, как всегда, жаждал зрелищ.

Юля засмеялась в голос. Ну, действительно, было смешно смотреть, как Эрдис застыла словно регулировщица на перекрестке. Еще бы в каждую руку по флажку дать.

На соперницу здоровый смех подействовал оживляюще: она с чувством поплевала на ладони, готовясь устроить наглой «приживалке» обещанную головомойку.

Юльке ее намерения не понравились. Она слабо представляла, как сможет противостоять сопернице, которая в два раз шире ее.

Между тем на стол гостье поставили целый кувшин кремвиля. То ли хотели подлить масла в огонь, чтобы у нее прибавилось хмельных сил, то ли проявили щедрое гостеприимство.