Дэйте широко улыбнулась.
- Почем нынче лесть при дворе? - спросила она. Немигающий взгляд умудренного жизнью человека вызвал бы озноб у кого угодно.
Но только не у принца.
- А почем ныне бессмертие?
- Всему отмерена своя цена, Кларидий. Для Изегера зерна саара и бесплатно не жалко, а для Сытого императора всего его богатства не хватит.
- Я ценю твой патриотизм.
Пустая болтовня лорда Ханнора раздражала. Он, вынужденный терпеть светскую беседу, с тоской посмотрел в ту сторону, где за деревьями скрывался западный дом. Нахмурился, увидев, что Михайка и Джулия куда-то тащат огромную корзину.
«Что они опять задумали?»
То, что Михайка бегает к девчонке каждый день, Изегер уже знал. Однажды даже подсмотрел, появившись через разрыв пространства в подвале, где хранился старый хлам. Замерший в стойке конь прадеда надежно скрыл лорда от глаз странной парочки. И что он увидел? Оба сидели на сундуке и облизывали леденцы на палочке. Сущие дети. И разговоры были такие же. Михайка рассказывал об Алельке, которая еще не знает, что ему не нужен ее шарф, и в лицах представлял, как у его друга вытянется физиономия, когда тот увидит, кто стал его дамой сердца, а девчонка смеялась словно она дурочка.
И так хорошо им было вдвоем, что Изегер пожалел, что не он тот самый мальчишка, который сидит рядом с Джулией, лижет леденец и без стеснения толкает ее плечом.
- Скажи, да?
- О, да! Сипитка пятнами от зависти покроется!
«Надо бы посмотреть, куда они потащили корзину».
Лорд Ханнор вздохнул и сделал вид, что слушает неторопливую речь столичного фазана.
Выбраться удалось только через час. На крепость опустились облака, что стряхнули с себя скалы, и лорду казалось, что он идет по пояс в молочной пене.
Он остановился у западного дома и прислушался. Нет, Джулия еще не вернулась.
Поднял голову, заметив свет на втором этаже. У окна стояли Тени.
Тиль Грасси радостно помахала рукой, а Картора сначала погрозилась клюкой, а потом ткнула ею в ту сторону, куда правнуку следовало идти. Он сдержанно кивнул и направился к дальней башне, откуда тянуло дымком.
Ветер, словно нерадивый пастух, обнаруживший вдруг, что его стадо разбрелось, кинулся разгонять облака. Они уходили неохотно, оставляя на пожухлой траве капельки влаги.
- И вот он пробрался через колючие заросли и обнаружил, что во дворце все спят, - девчонка и Михайка сидели на обрубке дерева. Их плечи накрывало одно одеяло на двоих, и каждый держал в руках по прутику, которыми они тормошили золу догорающего костра. - Бродил принц по замку, бродил и в одной из пыльных комнат обнаружил спящую красавицу. Как только он ее ни будил, ничего не получалось.
- А водой из ведра пробовал окатить?
- Фу, Михайка! Как можно?
- Да ладно. Я спросил просто. Моя матушка отца ледяной водой поднимает. Когда он после запоя на крыльце валяется...
- Но принцесса не после запоя уснула-то...
- Да понял уже. Так принц добудился или не солоно хлебавши домой отправился?
- Тебе невозможно сказки рассказывать, - Юля надула губы. - Вечно все перевернешь.
- А ты лучше еще раз расскажи, как облила Эрдис кремвилем.
- Сколько можно?
- Я на твоем месте все-таки пошел бы и разобрался с трактирщиком. Как пить дать, это он подсунул кувшин.
- Не думаю, что трактирщик отважился бы на такую на подлость. Зачем ему? Там полно наших гуляло. Из замка. Наверное, хотели потеху устроить. Я же дурочка, которая поверила, что весь кремвиль заговоренный, и сидела бы потом с довольным лицом, не подозревая, что снова позеленела.
- А может, кто-то против, чтобы ты на турнир шла?
- Например, твоя Алелька?
- Найду заразу, прибью!
- Не надо убивать Алельку, - произнес Изегер, выступая из темноты. Сев на полено с другой стороны костра, он поднял глаза на удивленных заговорщиков. - Это сделала одна вредная девушка - подруга Эрдис. Отец уже наказал ее.
Уголки губ милорда поползли вверх, хотя он сильно старался не рассмеяться.
- Ох, милорд! - радостно соскочил с места Михайка. Его лицо, как и лицо соседки, которая подхватила сползающее одеяло, было испачкано в саже. - Не хотели бы отведать запеченной картошечки? Как раз новая поспела!
Он шустро выкатил из пепла дымящийся клубень.
Покидав его в руках, шикая от боли, разломил картошку пополам, густо присыпал солью и протянул Изегеру на капустном листе.
- Вкусно? - спросил Михайка, ревниво следя, как милорд откусывает самый край.
- Хо-ро-хо! - катая горячий кусок во рту, ответил лорд. Оба - и взрослый, и мальчишка, задорно рассмеялись. Лишь Юлия еще крепче сжала черные от сажи губы.
- Так чем кончилась история со спящей красавицей? - спросил милорд, вытирая руки белым платком.
Юлька отвернулась, не желая говорить.
Изегер поднялся, потрепал Михайку по нечёсаной голове, а потом наклонился низко-низко, так, чтобы коснуться Юлькиного уха губами:
- Он поцеловал ее.
Юлька сунула в ухо палец и потрясла им, словно там зудело.
Милорд опять рассмеялся и не торопясь скрылся в темноте.
- Завтра турнир, - вздохнула Юлия. - Пора спать.
- Ты не переживай, все получится как задумано, - мальчишка по-хозяйски выгреб из костра оставшуюся картошку, завернул ее в тряпицу, потом потушил из бутылки тлеющие угли. Юля прихватила обгрызенный вилок капусты и, так и не сняв с плеч одеяло, поплелась за Михайкой.
На душе было тревожно.
Разглядывая в зеркале испачканное в саже лицо, Юлька чуть не плакала.
- Михайка, поросенок! И не сказал даже!
Она видела, что мальчишка извозился, но полагала, что сама ела не в пример ему аккуратно.
«Даже ухо умудрилась задеть!»
Юля застонала, вспомнив, как совала грязный палец в ухо после тихих слов милорда: «Он поцеловал ее».
В дверь постучали.
Не успела она удивиться, кого это принесло поздней ночью, как на пороге выросла долговязая фигура Круста.
Он придирчиво осмотрел комнату, стол, на котором лежал распотрошенный вилок капусты, брошенное впопыхах одеяло, и сосредоточил взгляд на Юлином лице.
Она не стала судорожно вытираться. Сложила руки на груди и задрала нос.
- Проблемы? - спросила Юля коротко.
Круст поморщился. Его длинный нос, весьма хорошо соответствующий всему остальному, кроме круглых, каких-то бесцветных рыбьих глаз, дернулся.
Руки, казавшиеся плетями высохшего дерева, пришли в движение, нашли друг друга и замерли в замке под тощим животом.
- Милорд попросил провести завтрашний день в своей комнате.
- А как же турнир? - Юля растерялась. Столько готовилась и на тебе!
- Что вам непонятно в просьбе милорда?
- Причина.
- Он не хочет, чтобы гости знали о вашем существовании, - голос Круста был таким же тусклым, как и он сам. Серая одежда, серая кожа, седые волосы.
- А если я не буду афишировать, что являюсь его женой? Это и не в моих интересах.
- Слишком много людей, которые понимают, что на вашей шее родовой амулет.
- Передайте вашему хозяину, что я не настолько глупа, чтобы выставлять строн на всеобщее обозрение.
- Он опасается, что вы вновь допустите промах, после которого ваша жизнь не будет стоить и охапки осенних листьев.
- Передайте милорду, что я его услышала. Доброй ночи, - Юля вновь отвернулась к зеркалу, не желая, чтобы Круст видел, как дергаются уголки ее губ.
«Я не буду плакать. Я обещала себе, что больше никогда не распущу нюни...»
А распустить очень хотелось. В горле першило и даже потекло из носа. Но Юля держалась.
Она ожила лишь тогда, когда хлопнула входная дверь.
Искупавшись, раскрыла шкаф и вытащила из него платье цвета черной крови. Приложила к себе, покусала губы и улыбнулась собственному отражению.
- Завтра. Уже завтра. Я отомщу за все унижения.
Мысленно Юля приготовилась мстить за весь женский род Агрида. Только так. Никаких мелких задач. Только масштабная месть. Как на войне, где победу сторон определяет схватка двух полководцев, сойдутся и они: милорд и его «никчемная» жена. Бой один на один. Глаза в глаза, меч к мечу.
«Не забудь захватить с собой Непобедимого Гестиха, милый, - проворковала она. - Мы уделаем вас обоих. Правда, мой хороший?»
Юлька взглядом погладил меч, к которому за время тренировок привыкла рука. Он не был выкован с помощью магии Гестихов, а потому должен хоть раз, но достать Изегера. Хотя бы в тот момент, когда он, уверенный в своей неуязвимости, снисходительно подпустит ближе.
Скалка тоже заняла свое место рядом с приготовленными доспехами. Она важный компонент завтрашнего боя. Нет ничего более унизительного для воина, чем быть побитым вечным орудием оскорбленных женщин. Юле пришлось отказаться от идеи купить сковороду. В Агриде они были такими тяжелыми и неудобными, что Юля боялась получить вывих руки.
- Завтра. Уже завтра.
- В кого же ты такая вредная? - Изегер сидел у постели спящей Юльки. Круст донес до него ее протест, скрасив рассказ собственными комментариями. Слуга складывал руки на груди, задирал нос и цедил сквозь зубы: «Передайте милорду, что я его услышала!». А он улыбался словно дурак, представляя, как девчонка хорохорится и сдерживает слезы. - Надеюсь, завтра ты не вырядишься в розовый цвет? Я его ненавижу.
Изегер который день ломал голову, что же такого случилось, что он перестал воспринимать девчонку как помеху, после того как ноги сами притащили его в западный дом.
Желание видеть ее становилось все непреодолимее. Он ломал себя, давал зарок, что не станет интересоваться, чем она занимается, погружался в дела, вел пустые беседы с гостями, лишь бы не бегать по замку и не выискивать то окно, через которое сможет увидеть Джулию. Уверял себя, что вот нынешней ночью он точно не пойдет к ней, но все-таки шел и сидел у кровати, чтобы вернуться в свои покои измученным и забыться коротким сном. Но и здесь девчонка не оставляла его. Она врывалась в его сновидения с легкой у