Раттар тяжело вздохнул.
- Когда сытые колдуны прижали Вжика и поставили условие привести тебя к ним, он прибежал к одному из нас. К трактирщику, что живет в поселке. Это мой дядя, сводный брат отца. Мы все ждали твоего появления. И как видишь, первая часть пророчества исполнилась - мы спасли тебе жизнь. Мы и Вжик.
- Но Вейжик натравил на меня сытых колдунов!
- Он не хотел. Он обратился к учителю, которому доверял, а тот... среди сытых колдунов мало хороших людей.
- Привал! - неожиданно крикнул кто-то из урийцев, заставив Юлю вздрогнуть. Дорогу пересекала небольшая река. За мостом рядом с поляной соседствовала удобная заводь, где можно было умыться и напоить лошадей.
- Я думала, мы заночуем в Ури-барсы.
- Никогда столица не будет располагаться рядом с границей, это опасно. До нее неделя пути.
Пока путешественники ставили походные шатры, которые больше походили на палатки, где от силы могли улечься два человека, разжигали огонь и кипятили воду, чтобы сварить в ней добрый шмат мяса, густо присыпанный солью, Юля подхватила шерстяной платок, что обычно в холодное время носили урийские женщины, и отправилась туда, где седые травы серебром поблескивали под лучами ночного светила.
Раттар не стал окликать Юлю. Он понял, что ей надо побыть одной. Да и не имели урийцы привычки привязывать женщин к себе. Далеко все равно не уйдут - кругом одна степь. А место ночлега в походе готовить - дело привычное, чисто мужское.
- Ну вот! Ласкаешься ведь! - Юлины ладони задевали высокую траву, которая упругими метелками щекотала пальцы. - Почему тогда Раттар говорит, что ты меня не приняла?
Скинув платок, Юля взмахнула им, и трава, что только что доставала до пояса, пригнулась, позволив лечь на себя.
Пискнула мышка, испуганно взметнулась потревоженная птица, наделав крыльями больше шума, чем ветер, запутавшийся в травах, сохраняло молчание лишь низкое небо, по которому ночь обильно рассыпала звезды. Дожди в степи шли не так часто, как в Агриде, и осень выдалась на удивление мягкой и приветливой.
«А в горах, наверное, снег уже выпал».
- Черт, - Юля вздохнула и, недовольная собой, повернулась на бок, сорвала травинку, сунула в рот. - И зачем подумала о горах?
В животе тут же болезненно сжалось.
«Правильно говорит Раттар. Не могу забыть. Что за дуреха такая?»
Юля развязала плащ, сунула руку за пазуху и вытащила несколько амулетов-оберегов, которые на нее навешала шаманка. Среди них был строн, который сейчас выглядел как сущая безделушка.
«Стоит мне снять Упыря, как я смогу увидеть Михайку и... лорда Ханнора».
- Глупая! Какая же я глупая! - строн исчез среди собратьев, а в руку легла птичка-свистулька. На гладкой головке блеснул зеленый камешек.
«Совсем как камни на строне лорда Ханнора».
- Да что со мной такое? Почему я мыслями всегда возвращаюсь к нему? - Юлька от досады села. Ветер тронул ее растрепавшуюся косу, ласково погладил по щеке.
«А у лорда волосы отрасли. Интересно, сам косу плел или эльфийки расстарались?»
- Я не буду думать о нем! - приказала себе Юля и крепко зажмурилась. - Жили были дед да бабка. И было у бабки старое корыто.
«Вот. Правильно. Лучше вспоминать, как рассказывала детишкам сказки».
Юля пересказывала их целый год, иногда одну и ту же по нескольку раз, но слушатели не уставали приходить к шатру шаманки, чтобы послушать очередную волшебную историю.
Все началось с болезни маленькой девочки, которая настолько ослабла, что уже не ходила. Ее потом увезли в столицу, надеясь, что ее спасет камень силы, осколок которого хранился у вождя. Не спас, малышку весной похоронили, но Юля до сих пор не могла забыть восторга в глазах измученной девочки. В эти моменты ее посещала тихая радость от того, что она облегчила страдания ребенка хотя бы на час.
Весть о том, что Юли-са знает сказки, разнеслась по селению мгновенно и уже на следующий день историю о Золушке слушала целая куча ребятни. Вскоре к ним присоединились и взрослые. Уж больно хорошо «спасительница степи» справлялась со своей ролью рассказчицы.
Юля, воодушевленная успехом, не замечала, что бурный восторг вызывали не сами истории, а то, как меняется ее лицо.
Сказочница, не ведая того, представала перед детьми то злобной мачехой, говорящей противным голосом, то романтичным принцем, то скромной падчерицей.
И только когда дети закричали: «Еще! Еще покажи мачеху!», а она вытянула руку, чтобы их успокоить, увидела, что на ее пальцах появился черный маникюр.
В удивлении рассматривала она свою ладонь, которая точно не принадлежала ей.
- Дайте зеркало! - в волнении крикнула она, нащупывая на своем лице крючковатый нос и бородавку на подбородке. - Да что же это?!
Из зеркала на нее смотрела Лолита Милявская.
Конечно, потом Лолита исчезла и все вновь увидели лицо сказочницы, но Юля испытала нешуточный шок. Не контролируя себя, увлеченно рассказывая сказки в лицах, она выдала одну из своих сокровенных тайн: она способна менять маски.
Шаманка, поняв, в каком волнении находится ее подопечная, принялась всех успокаивать. Она вполне грамотно объяснила детям, взрослым, да и самой Юле, что это Великая Ури-ца наградила Юли-су даром перевоплощения.
- Нашей степи видней, что ей может понадобиться в борьбе с силами зла.
Сначала Юля подумала, что такую легенду Яры-са придумала, чтобы оградить ее от расспросов, но потом выяснилось, что «дар степи» случается и с другими людьми - уриец вдруг просыпается награжденным какой-то магической способностью.
- А мой папа стал видеть ночью, - похвастался один из мальчишек.
- Да, - качнула головой его сестра, страшно гордящаяся своим отцом. - Когда к деревне подобрались волки, он их заметил и начал кричать: «Волки! Волки!».
- Их огнем отогнали! Мой папа может разжигать огонь, - другой малыш щелкнул пальцами, показывая, как его отец вызывает пламя.
- А мой... а мой...
- Раттар говорит, что и ты видишь в темноте, - прошептала Яры-са и с укором посмотрела на Юлю. - Когда ты сбежала, он шел за тобой следом, и ты ни разу не оступилась, хотя темной ночью трудно заметить валун, что лежит поперек дороги, или ручей, который ты легко перепрыгнула.
Юля от досады поморщилась. Она не думала, что Раттар расскажет кому-либо о ее попытке сбежать.
- Шаманы должны все знать о настоящем и прошлом, иначе как нам заглянуть в будущее?
- И что ты видишь в будущем? - Юля нахмурилась. Ей не нравилось, что ее отчитывала какая-то девчонка, которая не способна предугадать, будет ли завтра дождь, не говоря уже о грядущих событиях.
- Ты согласишься залезть на спину Раттара.
Вынырнуть из воспоминаний заставил красивый голос. Мужчина пел. Слова песни были едва различимы, но разве они нужны, когда человек поет о любви? А Раттар пел не только о любви. Его песнь была наполнена печалью.
Сын вождя ходил за Юлей тенью. Когда бы она ни посмотрела, всегда встречалась с ним взглядом, куда бы ни пошла, он находился в пределах вытянутой руки.
Полюби она его, и не было бы на этом свете счастливее людей, но... Но Юля не любила.
«Насильно мил не будешь».
Да, она понимала, что сын вождя награжден такими превосходными качествами, что рядом с ним Изегер Ханнор скорее смотрелся дикарем, чем благородным лордом, но...
Прикосновения Раттара вызывали озноб, постоянно присутствие рядом воспринималось как ограничение свободы. Вроде не держал, но в то же время Юля чувствовала себя мухой под микроскопом. Даже сейчас, когда сидела в ста шагах от него, она слышала его «страдания». Он не мог ее видеть, но все равно обозначал свое присутствие.
Песня была красивой, но такой заунывной. И голос... Голос не трогал, хотя в нем чувствовался бархат ночного неба.
«Напрасно, Раттар. Никаких бабочек в животе...»
Трава заволновалась, зашипела, словно услышала Юлины мысли.
Песня оборвалась как-то внезапно.
«Ну и слава богу».
Сзади послышался шорох. Сначала Юля не обратила на него внимания (мало ли какое мелкое зверье шебуршится в траве), но, когда стали угадываться тяжелые шаги, Юля соскочила с места.
- Кто тут?
- Не бойся, деточка! Это я...
Трава ластилась в старухе, согнутой годами. Ее серое лицо, растрепанные космы, скрюченные пальцы могли бы напугать кого угодно, но глаза старой женщины лучись такой добротой, что Юля не отпрянула, а шагнула навстречу и в порыве поддержать, не дать упасть, обняла.
- Ты хорошая, - произнесла старуха и потянула Юлю сесть на расстеленный платок. - И сердце у тебя большое. Твое место здесь, в степи. Она нуждается в тебе. Степь больна. Ее дети умирают.
- Как я могу помочь ей? - было в этой незнакомке что-то завораживающее. В ее глаза хотелось смотреть. Светлые, словно ключевая вода, подернутая тонким льдом. А речь шелестящая, но не такая, как у шамкающих старух. Успокаивающая. Будто рядом с тобой родной человек.
- Стань женой самого сильного воина, роди ему сына. И тогда не будет нужды рваться отсюда: там, где счастлив ребенок, счастлива и его мать.
- И это все? В этом мое предназначение? - нет, Юля не допытывалась у старухи, действительно ли так все просто: роди ребенка и степь спасена, она хотела, жаждала услышать подтверждение. Ведь в этом смысл жизни любой женщины - выносить дитя, родить его в муках, но познать великую радость, любить его, заботится о нем, как степь-мать беспокоится о своих детях - урийцах. Пришел и ее, Юлин, черед позаботиться о них. Родив ребенка, она станет частью вольного народа, и тогда степь откроет ей все свои тайны...
- Ури-ца, - произнесла Юля, понимая, кто только что поцеловал ее в лоб. Дрожащими пальцами нашла птичку-свистульку, погладила ее круглую головку и, вложив кончик хвоста в рот, свистнула.
На мгновение, всего лишь на мгновение отвела она глаза от Ури-цы, но та уже исчезла, а перед Юлей спиной к ней сидел обнаженный Раттар.