К сожалению, далеко не всегда удается следовать собственным принципам. Будь я дома, я бы наверняка ужаснулся. Но мало ли что может присниться перед рассветом?
Главное, работа почти завершена. Несколько десятков надежно зафиксированных «склеек» – подобного материала не было ни у одного из учеников Хью Эверетта. Скорее бы проснуться, снять шлем, послушать «July Morning», написать письмо Юрию Александровичу Лебедеву. То-то он удивится!..
– Может, все-таки сходим? – я кивнул на горящую неоном вывеску кафе. – Для своих там и казино есть, правда, никто еще больше ста долларов не выигрывал, кроме местного начальника полиции.
Липка еле заметно дернул губами. Улыбаться он так и не научился.
– О, да! Сходим, распугаем буржуйчиков. Продемонстрируем им русский чертогон, помноженный на тевтонскую ярость… Родион, сам я приезжать больше не смогу. Пакеты буду пересылать дипломатической почтой прямо в здешнюю нашу миссию. Это очень быстро, самолеты летают почти каждый день, да. Проблема в том, кто тебе их будет передавать.
Задумался, вновь достал портсигар, щелкнул ногтями по серебряной крышке. Достал папиросу, закурил.
– Есть один майор. Нацист, карьерист, сволочь и дурак. Это, как ты понимаешь, достоинства, да. Я ему прикажу от имени моего начальства, и он не посмеет отказать. Недостаток: патологический стукач. На всех подряд доносы пишет, его за это в Африку и отправили с глаз подальше, ja. Два пакета передаст, а потом напишет в Берлин, что у тебя еврейские черты лица. И у меня тоже.
Я на всякий случай провел ладонью по помянутому лицу, ткнул пальцем в кончик носа. И в самом деле!.. А если к Липке присмотреться?
– Говоришь, карьерист? А какая карьера может быть у немецкого офицера в Касабланке?
– Для фронтовика – никакая. Для разведчика тоже, ничего тут интересного нет. А вот для тыловой шкуры… Берлин требует от французов выдачи нескольких тысяч беженцев из европейских стран. В основном, евреи, но хватает и всяких левых, социалистов, анархистов, коммунистов, да. Кроме того, начальство настаивает на аресте всякой подозрительной публики из числа французских граждан. Опять-таки коммунисты, анархисты, сторонники де Голля. Но местная власть не слишком старается. Самых глупых и нерасторопных, понятно, взяли, но большинство раздобыло новые документы, попряталось, а сейчас и вовсе за море подалось. Есть тут один подозрительный тип по кличке Ночной Меркурий.
Теперь и я не удержался от улыбки. Имеется, как же. Оч-чень подозрительный! Пока, правда, удалось переправить не слишком много, но пути уже проложены. Надо прикупить еще пару катеров, договориться со здешними друзьями Марсельца…
– Майор рвет и мечет. Готов сам бегать голым по пляжу и ловить беглецов сачком для бабочек. Из Берлина ему уже намекнули, что в Дахау имеются свободные места для коммунистов и прочих врагов Рейха. Но если таковых не окажется, туда отправят нерадивых служак, у которых враг уходит из-под носа, да.
Он поглядел в мою сторону. Я отвернулся.
– Отдай ему коммунистов, Родион! Собери отдельную партию, пообещай переправить к нейтралам – и сообщи этому мерзавцу. Ты станешь ему даже не другом, а отцом родным, да. Не забывай, что мы с тобой помогаем тем, кто борется с Гитлером, но с большевиками мира не заключали. Кстати, несколько удачных арестов и мне здорово помогут… Но больше всего помогут Сталину, мы ведь для него стараемся. Думаешь, Усатый не расплатился бы парой сотен голов за тот конверт, что я тебе передал?
Липка, конечно, прав – мне и самому здешние «красные» поперек горла. Подполье расколото, деморализовано, а эти горлопаны лезут командовать. Отправить бы их всех под Подольск…
…Или в гестапо. Тот же результат с меньшими транспортными расходами.
Все правильно, только от этой правильности так и тянет застрелиться.
Федор, кажется, что-то понял. Схватил за плечо, тряхнул:
– Штабс-капитан, очнись! SchieЯbudenfigur! [47] Это враги, нелюди! Они уже погубили Россию, а теперь замахнулись на весь мир. Между прочим, в 1939-м Коминтерн поддержал Гитлера, французские большевики немцев с развернутыми знаменами встречали, ja. Если Сталин прикажет, они и марсиан герра Уэллса на руках носить станут! Хочешь, чтобы после войны Европа стала красной? А ты не забыл, сколько наших легло под Богдановкой? Ты за каждого отомстил, Родион?
– С оружием – это одно, – я дернул плечом, сбрасывая его руку. – Но выдавать врагов врагу – не шпионов, не солдат, не чекистов… Ты бы видел глаза тех, кто собирается на берегу, у катера! Они прошли ад, а теперь им показали краешек рая.
Липка, покачав головой, глубоко затянулся и внезапно бросил папиросу.
– Как хочешь, Родион. Приказать не имею права, ты старше меня по производству. Только вот с погибшими ребятами из нашего Алексеевского сам объясняться будешь. У меня, извини, слов подходящих не найдется, да.
Поглядел в черное ночное небо, вновь попытался улыбнуться.
У красных тысячи штыков,
три сотни нас.
Но мы пройдем меж их полков
в последний раз.
И кровь под шашкой горяча,
и свята месть…
А кто отплатит палачам —
Бог весть.
Дикторский текст
Гражданин Турецкой республики Гравицкий Родион Андреевич активно сотрудничает с советской военной разведкой с лета 1918 года. Будучи насильно мобилизован в белую армию, он по собственной инициативе вступил в контакт с Военно-революционным советом (ВРС) Южного фронта и регулярно информировал его руководство о положении дел в белом тылу. По предложению ВРС тов. Гравицкий не стал прекращать службу в деникинской армии, а в дальнейшем (1920 г.) отбыл в эмиграцию, где продолжил свое сотрудничество с компетентными военными органами СССР.
Кроме передачи информации, имеющей стратегическое значение, тов. Гравицкий, проявляя инициативу, способствовал срыву ряда вражеских провокаций, направленных против дипучреждений СССР и советских представителей. Особо ценной была помощь тов. Гравицкого в освещении деятельности так наз. «Лиги Обера» и белоэмигрантского центра в Кобурге (окружение «великого князя» Кирилла Владимировича).
С середины 1930-х годов тов. Гравицкий, пользуясь своими связями с видными нацистами русско-немецкого происхождения, сосредоточился на освещении антисоветских планов руководства фашистской Германии.
Особо ценной его работа стала с началом войны в Европе. В 1942 году за передачу СССР документации по препарату «Сrustosum» тов. Гравицкий был награжден орденом «Красное Знамя».
С лета 1941 г. тов. Гравицкий был подключен к работе разведывательного центра в одной из европейских стран. Благодаря его усилиям удалось предотвратить угрозу провала советской агентуры и обеспечить ее безопасную работу. В дальнейшем тов. Гравицким был организован канал связи, по которому с 1941 по 1944 гг. передавалась важнейшая информация военного и политического характера.
За все время сотрудничества тов. Гравицкий показал исключительно добросовестное отношение к своим обязанностям.
За отличную работу, личное мужество, храбрость и инициативу тов. Гравицкий достоин правительственной награды – ордена «Красное Знамя».
5 мая 1944 г.
Общий планЭль-ДжадираФевраль 1945 года
Аппетита не было, но он все-таки дожевал последний кусок мяса, положил вилку на скатерть и потянулся к рюмке. Коньяка оставалось всего ничего, на один глоток. Можно было взять хоть бутылку, но бывший штабс-капитан рассудил, что хватит. За последние дни и так выбрана месячная норма.
Ресторан при гостинице, открывшийся после ремонта аккурат вчера, пока не пользовался популярностью. Половина столиков пустовала, рояль завешен белым покрывалом, а пальма возле окна выглядела так, словно выросла в центре Сахары.
За рюмкой лежала сегодняшняя «Matin du Sud». Ричард Грай уже успел ее бегло просмотреть, но ничего интересного не обнаружил. О делах на фронте писали глухо, словно война шла где-нибудь на Марсе, а из местных новостей внимание привлекла лишь заметка о закрытии хорошо известного ему американского кафе в Касабланке. Полиция наконец-то накрыла тамошнее казино. Автор резонно интересовался, куда служивые смотрели все последние шесть лет, но явно не ждал ответа на столь очевидный вопрос. Кажется, времена и в самом деле менялись. Эпоха уходила…
Женщина подошла к столику, когда он допивал коньяк. Взглянула без улыбки, отодвинула стул. Ричард Грай встал, усмехнулся виновато:
– К сожалению, это не «Старая цитадель», Мод. Я не могу заказать для вас танго, здесь носят только бифштексы.
– Коньяк, как я понимаю, тоже, – она присела, окинув взглядом зал. – Очень похоже на наши вокзальные рестораны. Такая же тоска! Устала я, Рич… Закажите еще рюмку, только чего-нибудь приличного. Коньяк здесь тоже вокзальный.
Он подозвал официанта, просмотрел винную карту, ткнув ногтем в нужную строчку. Гостья тем временем достала пачку черных «Галуаз», пододвинула пепельницу:
– У вас, Рич, одна и та же зажигалка. Когда мы познакомились, я сразу обратила внимание. Такому, как вы, полагается что-нибудь дорогое и безвкусное, в золоте, а это обычный алюминий.
– У отца была такая, – бывший штабс-капитан дал гостье прикурить, откинулся на спинку стула. – Я тоже по-своему наблюдательный, Мод. Вы пришли одна, причем не в лучшем настроении. Какие выводы из этого можно сделать?
Женщина покачала головой:
– Не надо, Рич, дедукция – это не ваше. Я пришла одна, потому что при майоре Соннике нормального разговора не получится. Вы как-то с ним не совмещаетесь: или очень разные – или слишком похожи. Настроение плохое, потому что ездила в Касабланку, очень устала… А еще узнала, что моего сына забрали на фронт, не дали доучиться. Ему только семнадцать, десятый класс. И не вздумайте сочувствовать, вы-то всю войну в тылу просидели!