Подвернулось кафе "Калевала". Я, конечно, зашел.
Обстановка - так, ничего, правда, тоже убогонько. Столы и стулья старые, деревянные, с почерневшим лаком, на каждом засаленный прибор для специй, салфетки в граненых стаканах... Людей немного. В основном воркующие парочки - парень и девушка.
Я сел за свободный стол. Посидел минут пять, ожидая официантку. Но она не появлялась, да ее тут, как оказалось, и не было. Пришлось самому подойти к стойке бара, купить бокал "Балтики No 3", пакет чипсов.
Вернулся на место и расслабился... Да, доделаю завтра дела - осталось семь точек - и, может, в ночь рванем. Или уж послезавтра утром. Доложусь (тьфу ты, армейское словцо вот всплыло!), отчитаюсь перед Володькой, он, конечно, тщательно все проверит, а потом - к Маринке. Она вообще-то не любит, когда я торчу в буфете, наблюдаю за ее работой, - ей почему-то стыдно, - но после разлуки, думаю, перетерпит.
Приглашу ее куда-нибудь. В кино или в бильярд сыгрануть. Ей бильярд нравится... Или просто куплю торт, шампанское, посидим дома... Родителям надо бы письмо написать. От них чуть ли не каждую неделю приходят, а мне все не до того... Продолжают советовать в институт поступать. Может, действительно попытаться, тем более что Володька не против. На заочное, в Педагогический. Попытка не пытка, а я в любом случае ничего не теряю. Поступлю - хорошо, не поступлю - так и черт с ним...
"Ледовое побоище - тыща двести сорок второй, - машинально проверил я свои знания, - отмена крепостного права - тыща восемьсот шестьдесят первый"... Да, кое-что еще помню, но за этими датами мне сейчас ничего не увиделось. Никаких картинок, иллюстрирующих историческое событие, как бывало раньше, когда от одного словосочетания "Ледовое побоище" тут же в воображении возникали псы-рыцари в глухих шлемах с крестообразными прорезями для глаз и носа, Александр Невский с лицом актера Черкасова, произносящий громовым голосом: "Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет!"; не было теперь и новгородских ратников с дубинами и топорами, черной воды Чудского озера... Остался просто заученный когда-то набор цифр - 1242.
При желании я, наверное, смог бы навспоминать штук двести исторически значимых фраз, только - зачем?.. И как буду учиться на историка, на учителя истории, если мне история давно уже неинтересна...
- Свободно?
Я дернулся от неожиданности, подвинул ближе к себе бокал с пивом.
- Да, конечно.
Напротив уселась девушка. Лет двадцати, может, чуть старше, светловолосая, довольно симпатичная, но с унылым, кислым лицом. И свое мороженое она стала есть так уныло, что я не смог не предложить:
- Может, лучше пива выпьете? Или вина?
- А что такое? - Она подняла неожиданно темные для ее светлых волос и бледноватой кожи глаза; почти черные глаза.
- Да так, - усмехнулся я, почему-то смутившись, - что-то без радости вы это мороженое... хм... вкушаете.
Раз уж нет ни сил, ни желания гулять по городу, так хоть вот с девушкой петрозаводской пообщаться. Тем более если сама подсела.
- Ты угощаешь? - Она прищурилась подозрительно.
- Естественно. - И я похвалился: - Удачный сегодня вышел денек.
- Чего ж удачного?
Бокал мой был еще почти полон, девушка не особенно и понравилась, но что-то толкало изображать из себя крутого...
- Это, - ответил ей чуть игриво, не теряя, правда, серьезности делового человека, - коммерческая тайна... Ну так как - пива? Вина?
- Лучше вина, конечно. Крепленого. - И уже вслед мне послала уточнение: - Только не портвейн. "Изабеллу" или "Южную ночь".
Я опять усмехнулся.
"Изабелла" с красной этикеткой, шестнадцать градусов, в кафе "Калевала" нашлась. Я взял двести граммов и два бутерброда с сыром...
- Ну, давай за знакомство!
Девушка слегка оживилась, даже представилась:
- Меня, если что, Валей зовут.
- У, а меня - Роман.
Чокнулись, я пивом, она вином. Глотнули.
А она все-таки ничего. Наверно, карелочка... На том заводе, где мы проходили практику, были молоденькие поварихи и судомойки, и кое-кто из наших парней успевал с ними понежиться... Может, врали, а может, и нет. И очень хвалили этих карелочек в плане секса... Для меня же, дурака, главным тогда было набить поплотнее желудок...
- Ты сама местная? - забросил я удочку. - Ну, в смысле петрозаводская?
- Угу. - Лицо ее снова стало унылым. - А ты откуда?
- Из Питера. Здесь, так сказать, по делам. - Я допил "Балтику" и поозирался по сторонам; захотелось курить, но пепельницы на столе не было, и из посетителей никто не курил. Пришлось спросить Валю: - Не знаешь, здесь курить-то можно?
- Можно. Только пепельницу надо у бармена взять.
- О'кей.
Я снова подошел к стойке, взял блюдце, которое играло роль пепельницы, заодно купил еще бокал "Балтики".
Несколько раз с удовольствием затянувшись "Бондом", признался девушке:
- А я тут служил целых полгода.
- Где? - Она не выражала особого интереса, спросила, кажется, так, из вежливости, но глаза ее смотрели как-то откровенно и жадно, будоража меня. Наверное, это казалось из-за несоответствия светлых от природы волос и кожи и темных, почти черных глаз...
- В поварской школе. - Но тут же уточнил: - Вообще-то меня сначала в Сортавалу призвали, в пограничные войска, а потом уже сюда перевели, учиться на повара. Вот учился...
- Хм, - девушка покривила губы, дескать, улыбнулась, - готовишь, значит, хорошо.
- Не жалуюсь.
- А жена?
- Что - жена?
- Ну, жена рада, что хорошо готовишь?
Я глотнул свежего пива, пожал плечами:
- Может, и рада была бы, да нет ее. А если честно, главная задача армейского повара не во вкусности, а чтобы у личного состава поноса не было... Представь, на заставе служит человек пятнадцать, и у всех понос от какого-нибудь борща вкуснейшего. Ведь так и границу можно без присмотра оставить. Хотя и черт с ней... У тебя линзы, что ли?
Валя посмотрела на меня долгим, проникающим каким-то взглядом.
- Ага, линзы, с миллионеркой сидишь! - Она опять изобразила подобие улыбки, взяла бокал с вином, отпила.
- Линзы, кстати, давно уже не признак богатых. За пятьдесят рублей три пары можно купить. И разных цветов. А волосы у тебя от природы такие?
- Уху.
- Оригинально и красиво, - решил сделать я комплимент.
- Спасибо... Только мало это мне помогает по жизни.
- В каком смысле?
- Да в любом. Давай лучше выпьем.
- Давай, что ж...
Мы чокнулись, сделали по глотку.
- А ты чем занимаешься? - спросила Валя и тут же вспомнила: - А, это ведь у тебя коммерческая тайна.
- Да нет, почему... Обувью торгую. - Я отвалился на спинку стула, вздохнул устало, но и удовлетворенно. - Привез вот партию, теперь разбрасываю по магазинам. Весенне-летние модели.
- Спасибо, не даете нашим женщинам в кирзачах ходить.
Уловив в ее словах издевательство, я стал раздражаться:
- А что, плохо, что ли, им? Да без нас бы и ходили в каких-нибудь колодках фабрики "Скороход"... И хорош иронизировать. Нормально ведь сидим, общаемся.
Она снова взглянула на меня. Теперь в глазах почти извиняющееся выражение. И голос стал мягче, просто грустный:
- Я по жизни такая. Из-за этого и торчу здесь без копья в кармане... и, - она поглядела на людей за соседними столами, - тошнит от всего, от всех.
- Н-да, тяжелый случай.
Не очень-то благодушная получается беседа после трудового дня... Я закурил. Валя тоже вытянула сигарету из пачки, но перед тем, как щелкнуть зажигалкой, для приличия спросила:
- Можно?
Я кивнул, конечно. Что еще оставалось?
- Я редко курю. Если выпью только или разволнуюсь, - посчитала она нужным оправдаться. - Сейчас вот что-то разволновалась. Как-то все...
- Надоело? - усмехнулся я.
- Ну да...
- А вот мне однажды надоело так, по-настоящему, я сел и приехал в Питер. Делом занялся... - Я понял, что меня понесло. - Теперь как белка кручусь, поездки вот, то-сё, зато нет времени депрессовать. Двести с лишним точек, где мой товар продается. Документация, поставщики, налоги, крыша... Но, понимаешь, хоть по вечерам с ног валюсь, сплю, бывает, по три часа, а в душе как-то так хорошо...
- Везунчик.
- Не глумись, - я поморщился, - я же серьезно...
- Глумятся знаешь над кем? Или над святыми, или над трупами.
- А ну тебя. - Мне стало обидно. - Села за мой столик, вино мое пьешь и начинаешь тут же... Иди вон, - я кивнул направо, где молча пили водку трое парней, почти превратившихся в мужиков, - их подкалывай. Посмотрим, как они реагировать станут. Вряд ли, думаю, рады будут...
- Ну все, извини. Просто не могу я иначе теперь. Я не со зла... - Она вздохнула, покрутила пальцами ножку почти пустого бокала. - Слушай, ты бы не мог еще бутербродик купить? Есть очень хочется.
Я посмотрел на нее; она не отвела глаза. Красивые, почти черные, горячие и какие-то грустные, одинокие, затравленные...
- Слушай, - предложил я, - давай как люди посидим? Там, я видел, пельмени есть, тефтели... Бутылку водки возьмем. Поговорим. У, как?
- Я не против. Водку с закуской можно. И... - она вроде собралась усмехнуться, но вовремя изменила усмешку на довольно-таки приветливую улыбку, - и поговорить тоже...
Я поднялся.
- Что возьмем - пельмени, тефтели?
- Лучше тефтели с пюре. И, если можно, салатик какой-нибудь...
Как добрались до гостиницы, не помню. Пришел в себя лишь в момент разговора с водителем. Точнее, вспоминая, как его имя. То ли Георгий, то ли Геннадий...
- Это, - я стоял в дверях, обеими руками держась за косяки, - это... Геннадий... Георгий... простите, забыл...
- Гена, - подсказал он, поднимаясь с кровати. - А что такое-то?
- Да надо... вы бы не могли... на полчаса... Нам тут надо...
- Я тебе не проститутка! - визгнула за моей спиной Валя и зашагала по коридору.