Вислоусый махнул в сторону бивака и хлестнул лошадь нагайкой, прибавляя темпа. Один из солдат отделился от строя и галопом помчался вперед. Наблюдая за ним, Дмитрий молча размышлял, что бы это все могло значить. Вскоре фигурка всадника достигла людей у навеса, и бивак ожил. Все вскочили, забегали, засуетились. Табун лошадей зашевелился и распался. Животных повели к навесу, который вдруг дернулся и пропал из глаз.
Только подъехав совсем близко, Дмитрий понял, в чем дело: заметил ловчих соколов, которых не мог разглядеть на расстоянии. Видимо, Тамерлан собирался на охоту и уже покинул стан, когда его догнало известие о происшествии с Халиль-Султаном. И, скорее всего, Хромец знал о благополучном исходе, иначе вернулся бы в лагерь.
Дмитрий видел, как Тамерлану подвели коня. Хромец взялся за седло и кинул тело прыжком, разом оказавшись в седле — ни изувеченная нога, ни покалеченная рука не помешали. Дмитрию же пришлось, наоборот, из седла вылезать и опускаться на колени, поскольку Тимур, скособочась в седле, направил своего жеребца прямо на него. И не только он. Эмир ехал впереди, но за ним следовала на некотором отдалении свита — первые люди государства. Мирза Пир-Мухаммад, который выехал на охоту вместе с Хромцом, держался впереди визирей, но позади деда, поглядывая на Дмитрия с мрачноватым интересом.
Тамерлан остановил жеребца, и тот потянул морду к стоящему на коленях Дмитрию, чтобы обнюхать. Хромец натянул поводья, удерживая жеребчика, который в ответ недовольно фыркнул.
— Ты вынес мирзу Халиль-Султана из реки? Ты спас ему жизнь? — спросил Тамерлан, пристально глядя на Дмитрия. — Так мне донесли…
Дмитрию показалось, что Хромец чего-то недоговаривает, чего-то ожидает. Но чего?
— На все воля Всевышнего, — как можно спокойнее ответил он. — Мне удалось сделать то, что я должен был сделать, — он ведь твоя кровь, твое продолжение…
— Как это произошло и что ты сделал? Расскажи сам, — потребовал Тамерлан.
“Видимо, искусственное дыхание, которое я сделал мальчишке, произвело должное впечатление, особенно если интерпретировали его соответственно”, — догадался Дмитрий. Да, вполне возможно, что в башках свидетелей его манипуляции с едва живым принцем приобрели какое-нибудь мистическое значение: прижался к высочайшему ротику нежным поцелуем и вдохнул в него жизнь. По сути так и было…
— Когда берег обрушился, вода в реке — и без того мутная — порыжела от глины, — начал он. — Я вынырнул из воды, услышал крики и понял, что случилась беда. И я нырнул в реку снова в поисках мирзы Халиль-Султана. Я молил только об одном: найти его. И моя мольба была услышана: в мутной воде я нащупал его сапог. Я схватил мирзу Халиль-Султана за одежду, вынырнул с ним на поверхность и увидел, что медлить нельзя. Он уже не дышал. Но я знал, что если потороплюсь, то сумею вернуть его к жизни. Мой народ живет рядом с морем, хазрат эмир, — пояснил Дмитрий на всякий случай. — И мы знаем, что утонувшего человека можно вернуть к жизни, и знаем, как это делать. Главное — не медлить, иначе он умрет. Я изо всех сил поплыл к берегу. Вынес мирзу Халиль-Султана из воды и, перегнув через колено, освободил легкие принца от заполнившей их воды. Это не помогло, но сердце мирзы еще билось — твой внук оказался крепок. Есть только один способ заставить легкие утонувшего дышать: с силой выдыхать ему в рот, чтобы наполнить легкие воздухом, — это его вдох, а затем свести ему руки, чтобы сжать его грудь — это его выдох. И делать так надо до тех пор, пока он не задышит сам. Если же он не начал дышать вскорости, то он — мертв, и его следует похоронить. К моей радости, дыхание Халиль-Султана вернулось к нему. На все воля Всевышнего… — закончил Дмитрий.
Пока он обстоятельно повествовал о спасении принца, придворные помалкивали, но как только замолчал, все принялись оживленно переговариваться. Молчание хранил одни Тамерлан. Дмитрий смотрел на него снизу вверх — спокойно и открыто: мол, я просто сделал то единственное, что и требовалось сделать. Он не вслушивался в разговоры свиты, его интересовал только Хромец. И Дмитрий уже знал, что последует…
Холодные зеленые глаза Тамерлана вдруг подобрели. Он широко улыбнулся и кивнул:
— Я сумею тебя наградить.
— Нет, хазрат эмир, не сумеешь, — без улыбки возразил Дмитрий. — Ты не сумеешь меня наградить, если не спросишь, какой награды желал бы я сам.
Во взгляде Тимура промелькнула растерянность. Обычная человеческая растерянность. Секунду он вглядывался в Дмитрия, словно не зная, как ему поступить с дерзким до невозможности наглецом, а затем, запрокинув голову, расхохотался: “Бог с тобой, нахал, ты сегодня герой”. Засмеялись и визири, и все, кто сопровождал Хромца на охоту. Мирза Пир-Мухаммад мрачно усмехался за спиной деда. Но в его усмешке было больше угрозы, нежели веселья.
— И какой же награды ты просишь? — спросил Тамерлан.
— Одной-единственной, — ответил Дмитрий. — Беседы с тобой с глазу на глаз. И поверь, что эта беседа будет наградой не мне, а тебе, хазрат эмир. Наградой, о которой ты не думал, которую даже не мог представить себе. Величайшей наградой. Я клянусь своим мечом, что так и будет.
Продубленная физиономия Хромца вдруг словно закостенела, а зеленые глаза словно опустели, лишившись всякого выражения. Метаморфоза длилась мгновения, и вот уже с коня Дмитрия озирает мрачный, готовый ко всему старик. Они уже были “с глазу на глаз” — свиту будто отделило от них прозрачной стеной.
— Возвращайся в лагерь, — хрипло пролаял Хромец и, разворачивая, стегнул коня нагайкой.
Комочек дерна, вылетевший из-под копыта жеребца, ударил Дмитрия по щеке.
— Вперед! — дико, на визге вскрикнул Тамерлан, пуская жеребца галопом.
Мгновение — и Дмитрий остался один. Он усмехнулся, вспомнив прощальный взгляд Пир-Мухаммада. Похоже, этот внучек не успокоится, пока не доставит кучу всевозможнейших неприятностей. Положение ему позволяет. И позволит, если беседа с глазу на глаз не состоится. Ну вот, пожалуй, первая по-настоящему серьезная интрига… Может, ну это все к черту? Тогда надо было молчать, получить награду… Он тряхнул головой, изгоняя лишние мысли, и медленно поднялся на ноги. Оглянулся в поисках лошади.
Оказывается, он вовсе не один-одинешенек. Гвардейцы-сансыз никуда не делись, торчали тут же, как миленькие, и кобыла его была с ними.
Он неспешно направился к лошади. Ноги от долгого стояния на коленях затекли, по ним побежали колющие, щекочущие мурашки. Дмитрий вставил ногу в стремя и забрался в седло. Что-то переменилось: гвардейцы старательно избегали его взгляда. Дмитрий в упор уставился на того, кто держал его бастард.
— Меч, — произнес он требовательно. — Мой меч.
Гвардеец беспомощно оглянулся на вислоусого начальника.
Верхняя губа Дмитрия сама собой поползла вверх. Он ощерился, как волк, и утробно рыкнул:
— Мой меч!
Вислоусый быстро и почти незаметно кивнул. Солдат поспешно отдал бастард.
Не торопясь, Дмитрий вернул меч на привычное место и успокоенно вздохнул. “Это уже давно не игра, не притворство, — вдруг подумал он. — Я на самом деле стал таким”. Он поднял голову и оглядел свой конвой.
— Езжайте другим путем, — сказал он. — Я без вас не потеряюсь.
И они уехали. Не стали артачиться. Просто убрались, как он того пожелал.
* * *
Кобыла трусила шагом. Дмитрий бросил поводья ей на шею. Перед ним расстилался лагерь, занявший удобную лощину на берегу Ганга. Дмитрий смотрел на него с ощущением, что видит впервые.
Где-то под ложечкой образовалась непонятная пустота. Вакуум. Этакая дырка размером в кулак, имеющая некое сходство со всасывающим зевом пылесоса. Только втягивала она в себя не мусор, а мысли и чувства.
Ну вот, знаменательная встреча с Хромцом и произошла. И будет иметь продолжение. Тоже знаменательное. Но Дмитрий не чувствовал ни ликования, ни торжества. Ничего, кроме засевшего под ребрами комка холодной пустоты. Ему и хотелось, и не хотелось от него освободиться. Но дырка вакуума, видимо, обладала собственным мнением о дальнейшей своей судьбе, потому что шевельнулась и выплюнула из себя сгусток едкого жара, ожегшего, как кислота, ударившего в спинной хребет, а затем в голову. “Не может быть!..” Дмитрий схватил поводья и рванул их на себя. Кобыла, которой он чуть не порвал рот, болезненно вскрикнула и присела на задние ноги. “Не может быть!..”
Он соскочил с седла и замер, глядя в перепутанную траву под ногами. Лошадь за его спиной недоуменно косила на хозяина фиолетовым глазом. А он будто врос в землю. Лицо, обожженное солнцем, еще больше покраснело от прилива крови и дергалось в тике. Глаза остановились.
— Так не может быть, — бормотал он бессвязно. — Слишком гладко все. Слишком гладко… Словно по накатанному… Шестое чувство появилось, откуда ни возьмись… За все драки — ни царапины… И добился своего, как Халиль-Султана выволок из воды… А я ведь не помню по книге, чтобы этот мальчишка вообще куда-то должен был свалиться… Як… Як… Пришел и стал учить… Так не может быть…
Кобыла, увлеченно пощипывавшая травку, шарахнулась от крика. Она с удивлением и настороженностью взглянула на хозяина и затрясла гривой, а затем, успокоившись, снова потянулась к траве.
Напряженная спина Дмитрия расслабилась, плечи устало поникли. Двигаясь медленно, как во сне, он сел на землю и подтянул под себя ноги.
— Сплю я или нет? Кто бы мне сказал? — шепотом произнес он, зажмурясь. Стиснул кулак и с силой впечатал его в податливую землю. Боли от удара в руке он даже не почувствовал. Посидев, поднял веки и с горечью рассмеялся: — Ты ничего и не поймешь, — сказал он. — Ни-ког-да…
* * *
Охота закончилась, так и не начавшись. Жеребец, повинуясь поводьям, перешел с галопа на рысь. И вовремя: еще немного, и Тимур просто загнал бы его.
“Вижу переправу войск через великую реку… Вижу муть речной воды… Это твоя последняя ступень, эмир. Запомни”.
Вот и раскрылся смысл туманного пророчества дервиша: диковинный великан, неведомо как пришедший из неведомо какой земли, несет в себе слова Откровения. Не святой, не мудрец, а воин-иноземец, спасший жизнь внуку. Его, Тимура, внуку… Кто бы мог ожидать подобного от судьбы?