Министр Пэн,
С сожалением сообщаю, что я потерял лицо. Само допущение того, что я, великий герой войны, в итоге разделю равные почести с дядюшкой Таем и тетушкой Юань, немыслимо. Таким они меня видят? Тай – известный шулер, возможно, самый бездарный акупунктурщик во всем Китае. Ему понадобилось пятьсот игл, чтобы вылечить потрескавшиеся губы художника По. А что касается тетушки Юань, ее вообще даже не существует. Она – концепция четырнадцати еврейских инвесторов, которым нужен был образ для их франшизы. Не могу дышать – у меня нервный срыв.
Дорогой Генерал,
Все мы во дворце искренне сожалеем, что вы не удовлетворены тем, что вас чествуют самым традиционным образом. Император, стоит признаться, утомлен бесконечным потоком ваших просительных записок, доставляемых ему лично, еще и в то время, когда он наслаждается одной из своих наложниц. Он намекнул, что, если это не прекратится, возможным решением может стать отрубание ваших рук. Тем временем у Императрицы в саду есть бассейн, где в прекрасном спокойствии плавают толстые золотые карпы. Возможно, в качестве компромисса я мог бы убедить ее назвать одну из рыб в вашу честь. Дайте мне знать, что вы думаете по этому поводу.
Высочайший Министр,
Совершая круиз по Китайским морям[67], чтобы впитать в себя соленый воздух и успокоить свои натянутые нервы, мы с мадам Цо по чистой случайности оказались на одной палубе с отдыхающей американской парой. По воле судьбы муж зарабатывает на жизнь тем, что печатает и продает то, что он называет афоризмами. Похоже, он практикует это ремесло в местах с поистине экзотическими названиями, таких как Гроссингерс и Конкорд. После многих лет достойной службы, в ходе которой он преподнес дар смеха голодным до юмора толпам, он описывает, как в кафе на Седьмой авеню ему оказали честь, назвав его именем бутерброд. Сэндвич, о котором он говорит, называется Hymie’s Special и состоит из двух ломтиков ржаного хлеба плюс щедрая горка бастурмы и языка. В заказ входит капустный салат, соленый огурец и банка «Доктора Пеппера». Мужчина был глубоко тронут данным жестом, на его глаза навернулись слезы, когда он впервые увидел это в меню над закусками. То, что его так отметили, принесло ему огромное удовлетворение и много радости его достопочтенной матери, поскольку она всегда думала, что он станет каким-то безымянным маленьким продавцом молочных коктейлей. Время, проведенное с этим занятным человеком, тронуло меня и открыло глаза на мое собственное раздутое эго и мелочность. Теперь я смиренно и с благодарностью принимаю то, что блюдо из птицы шефа Вонга увековечило мое имя и что оно навсегда занесено в меню китайских ресторанов по всему миру. Моя единственная просьба: я бы предпочел появиться на первой странице.
Ни одно живое существо не пошевелилось
Предварительный показ нового блокбастера, снятого по комиксам, рассчитанный на то, чтобы вызвать ажиотаж среди влиятельной публики Манхэттена, спровоцировал тишину, которая может ассоциироваться с безмолвием открытого космоса. Когда пошли титры, возвещающие об исчезновении ста восьмидесяти миллионов баксов, зрители встали и зашаркали к выходу, словно рабочие, направляющиеся на свою фабрику, в «Метрополисе» Фрица Ланга[68]. В то время как различные фигуры, формирующие общественное мнение, приходили в себя на холодном воздухе Бродвея, я обнаружил, что нахожусь лицом к лицу не с кем иным, как с Нестором Гроссноузом. Жирным занудой, которого я знал по тем годам, когда мы часто посещали отличные санатории с зеленой травкой на бульваре Сансет. Гроссноуз был голливудским продюсером, который в совершенстве овладел искусством создания банкротства из самых многообещающих проектов. Став в наши золотые годы менее злобными хищниками, мы отправились в ресторан «Карнеги Дели», чтобы пожевать немного маринованного мяса и раскритиковать то, что мы сейчас увидели.
«Все это полнейший шлак, – возмущался импресарио. – Помои для пубертатных недоумков». Доставая газетную вырезку из кармана брюк, он сказал: «Зацени это. Я вырвал ее из небольшого журнальчика под названием The Week. Станет ли это нашим золотым ключиком для того, чтобы открыть Форт-Нокс?» Объект внимания Гроссноуза находился в Аппер-Дарби, штат Пенсильвания, где, по всей видимости, полиция обвинила владельца пиццерии в том, что он подкладывал мышей в рестораны конкурентов. «Мы никогда не сталкивались с подобным, – сказал инспектор полиции, – чтобы животные использовались в качестве орудия преступления».
Гроссноуз наблюдал за моей реакцией на отрывок из таблоида, улыбаясь, как человек, которому пришла хорошая карта.
– Когда я это увидел, сразу же начал работать над своей победной речью, – сказал он, глотая свою газировку.
– О чем ты говоришь? – сказал я, понимая, что его последний фильм «Каникулы для кретинов» получил всего две номинации на «Оскар», но не от киноакадемии, а от заключенных в «Белвью». Ничто, кроме удара по голове, не могло помешать ему представить мне свой новый сценарий, чему я смиренно покорился, различая вдалеке приближающийся дирижабль «Гинденбург».
– Первая сцена: Скотленд-Ярд, – начал он. – Инспектор Майлз Дабни, старый ветеран с плохим чувством юмора, повидавший все в этом мире, раскуривает свою трубку, думает о выходных и той форели, которая всегда ускользает от его рыболовного крючка. Репутация Дабни опережает его, и ему приписывают единоличное раскрытие убийств Потрошителя.
– Так, погоди, – сказал я. – Разве это не произошло лет сто назад?
– Ты думаешь о Джеке Потрошителе, – уклонился Гроссноуз. – Я говорю об Эйбе Потрошителе, портном, который подкрадывался к мужчинам в Уайтчепеле, уничтожая их габардиновые брюки.
– Понял, – сказал я. – Теперь все ясно.
– Крупный план бульдожьего лица Дабни, – закручивал Гроссноуз, – когда входит лейтенант Гаммадж, его новый подчиненный, и сообщает мрачные новости.
«Инспектор Дабни, – говорит Гаммадж, – похоже, что банда мышей только что совершила вооруженное нападение на банк Barclay’s».
– Мыши ограбили банк? – перебил я с недоумением.
– Почему нет? – сказал Гроссноуз. – Маленькие грызуны, как свойственно всем мышам, вызывают панику, и, пока женщины визжат и прыгают на стулья, они используют свои зубы и лапы, чтобы избавить кассиров от двух миллионов фунтов.
– Послушай, Нестор, – сказал я, но он оборвал меня.
– Послушай, что говорит инспектор Дабни. «Ого, Гаммадж, это прекрасно стыкуется с историей Мансфута о банде мышей, ворвавшихся в галерею Тейт и укравших бесценного Констебла.
– Я не слышал об этом, – отвечает Гаммадж. – Не могут же это быть одни и те же мыши?
– Описание совпадает, – говорит Дабни. – Крошечные белые существа, розовые уши, маленькие хвосты. Похоже, что они группой вошли в музей, взобрались на стену, проворно сняли пасторальный шедевр, вынесли его на своих спинах через парадную дверь и даже не попрощались. Мое предположение? Эта картина теперь украшает бильярдную комнату какого-то монарха, пока мы жуем свой ягодный пудинг».
– Но как? – сказал я. – Я имею в виду, помимо того, что это физически невозможно, интеллект, который требуется…
– Ага! – воскликнул Гроссноуз. – То, что я рассказал тебе, было всего лишь тизером. Музыкальная отбивка, переход к ретроспективе. Лаборатория где-то в Блэкпуле.
Здесь группа преданных своему делу ученых проводит революционные эксперименты на мышах, пытаясь найти лекарство от облысения.
– Облысение? – простонал я.
– У мышей. Это большая проблема в мире грызунов, просто об этом мало пишут. Ведущий ученый – Чонси Энтвисл, дьявольский красавец – на эту роль я могу взять Брэда Питта, ему понравилась идея, и он обещал, что будет готов, как только я обеспечу мир на Ближнем Востоке. Коллега Энтвисла, кстати говоря, – горячая блондинка, биолог по имени Эйприл Фоксглав, типажа Евы Кюри, но с отличной задницей. Она носит обтягивающий белый лабораторный халат, и когда мыши убегают, задирает подол, обнажая длинные, загорелые ноги и черные трусики, которые она получила в подарок от своих коллег в честь попадания в шорт-лист Нобелевской премии.
– Позже этой ночью, – продолжал Гроссноуз, – Уиггинс, старый уборщик-кокни[69], совершая обход, будучи навеселе от своей пинты темного, случайно нажимает на кнопку с надписью «Опасно: Радиация!».
– Которая нацелена на мышей, – вмешался я, опережая поворот.
Здесь группа преданных своему делу ученых проводит революционные эксперименты на мышах, пытаясь найти лекарство от облысения.
– Именно, – восторженно сказал Гроссноуз. – Но вот в чем дело: не все мыши попадают под ядерный взрыв, только злые и отчаявшиеся – те, которые снова и снова бегали по лабиринтам, не в состоянии найти путь к вкусной гауде. Именно эти свирепые существа поглощают сочные изотопы и становятся сверхразумными, хотя и социопатичными.
– У меня мурашки бегут, когда ты это говоришь, – сказал я, пытаясь подыграть и одновременно задаваясь вопросом, открыто ли в уборной окно, ведущее на улицу.
– Мы получаем первую подсказку, говорящую об их зловещих наклонностях, когда они поднимают метлу, используя ручку как биту, хватают Табби, очаровательную лабораторную кошку, и выбрасывают ее в окно. Ох, я забыл упомянуть, что радиация делает каждую озверевшую мышь сильнее в пятьдесят раз.
Неожиданно улицы Лондона захлестывает волна преступлений. Разбойные нападения, грабежи, финансовые пирамиды, похищение председателя хе