– Навороты? Уловки? – проблеял я.
– Погляди на это, – сказал Форсмит, сунув мне в руки свою презентацию.
Я опустил глаза и прочел:
Вступительная сцена: огромное поместье в Белгравии. Его роскошное убранство наводит на мысли о воспитании и изысканности. Величественная мраморная лестница, увешанная гобеленами, бесценные обюссонские ковры, коллекция ваз династий Тан и Сун придают помещению уютный, обжитой вид. Мы находимся в пристанище герцога и герцогини Виндзорских. Камера перемещается вперед, в кадре появляется герцогиня, склонившаяся над плитой с рецептом в руках, пассерующая деньги. Герцог отдыхает в кабинете, его портной только что снял мерки для зонтика из шерсти викуньи.
Герцогиня: Ах, дорогой, разве наша жизнь не совершенство? С тех пор как ты подал заявление на увольнение с поста главного начальника Уэльса, что привело к нашему скандальному бракосочетанию, мы живем в цикле бесконечных прогулок на яхтах, охоты на лис и званых обедов. Кстати, если позвонит Гитлер, скажи ему, что те подарки с вечеринки, которые ему так понравились, можно найти в Harrods.
Герцог (угрюмо): Ммм. Конечно.
Герцогиня: Эй, что с тобой такое в последнее время, мои Голубые Глазки? Ты пребываешь в меланхолии уже несколько дней. Только не говори, что ты так до конца и не смирился с окончанием сезона трюфелей.
Герцог (тяжело постукивает сигаретой по своему инкрустированному изумрудами портсигару): На днях с утра я был в своем клубе, поглощал белугу, когда, по какой-то причине, обратил внимание на галстуки членов клуба. Узлы, которые раньше казались мне вполне приемлемыми, неожиданно, по какой-то странной причине, оказались, как бы это сказать, довольно бедными. Я попытался проверить свой галстук, вышитый на заказ с узором «турецкий огурец», чтобы понять, был ли мой узел таким невзрачным и глупо завязанным, как у них, но как бы сильно я ни притягивал свой подбородок к груди, мой нос закрывал обзор. В смятении я бросился к зеркалу, посмотрел между уголков своего воротничка и понял, что моя жизнь была обманом.
Герцогиня: Но, Эдвард, узел-четверка был выбором английских джентльменов еще с тех пор, как Гектор был щенком. Если я не ошибаюсь, инструкция по его правильному завязыванию включена в «Великую хартию вольностей».
Герцог: Внезапно комната начала вращаться. Я вспотел и сорвал с себя галстук, после чего два джентльмена подняли меня за руки и вывели на улицу, поскольку в обеденном зале действует строгий дресс-код.
Герцогиня: Хмм. Раз уж ты об этом упомянул, я полагаю, что Адлер, соратник Фрейда, говорит о панике, которую испытывают некоторые мужчины, когда нижняя часть галстука свисает длиннее, чем более широкая внешняя часть. Он связывает это со страхом кастрации.
Герцог (бормочет): Я должен разработать новый узел. Что-то более полное и симметричное. Евклид… должен изучить Евклида…
Я оторвал взгляд от маленького вдохновения Форсмита, и, понимая, к чему клонит его завязка, начал испытывать легкое напряжение в позвоночнике, похожее на реакцию на дротик, чей наконечник смочен в яде кураре.
«По вашему изумленному выражению лица вижу, что я вас зацепил», – сказал он, пристально глядя на меня с лихорадочным напряжением, которое можно увидеть на фотографиях Махди. Сунув мне в руку страницу 2, он призывал продолжить.
Смена кадра, два месяца спустя: монтаж герцога за работой, он завязывает множество узлов, но безуспешно. Герцогиня, пытаясь себя занять, разучивает ватуси[106]по танцевальной схеме, разложенной на полу.
В смятении я бросился к зеркалу, посмотрел между уголков своего воротничка и понял, что моя жизнь была обманом.
Герцог: Я полностью потерян! Абсолютно! Какое-то время я думал, что проблема кроется в ткани, поэтому я отодвинул в сторону все свои шелковые и вязаные галстуки и заказал сшить несколько из вулканизированной резины. Но когда я надел один из них, узел был настолько выпуклым, что Джессика Митфорд подумала, что у меня зоб. Я даже нанял группу португальских рыбаков, которые вручную плетут сети, чтобы они сшили что-то для меня, но их галстук оказался недостаточно стильным, хотя во время прогулки мимо Темзы мне удалось поймать четырех лососей.
Герцогиня: Альберт Эйнштейн позвонил и сказал, что он может попытаться показать тебе, как завязать бабочку, но, поскольку у тебя ограниченный опыт в области квантовой механики, скорее всего, ничего не выйдет. Он предложил попробовать галстук на клипсе и сказал, что научиться пользоваться им будет проще, особенно учитывая то, как ты мастерски управляешься с парусными суднами.
Герцог: Разве он не знает, что моя религия запрещает это? Если я надену галстук на клипсе, меня не смогут похоронить на христианском кладбище.
Я отпустил текст, и мой мозг захлестнуло цунами мелатонина, я почувствовал, что пришло время отключиться. Жестом попросив чек, я начал отступать. «Я немного опаздываю, – сказал я. – Семью из четырех человек бальзамируют на одном из наших реалити-шоу, и я должен проверить их макияж».
Форсмит умолял меня перейти к его кульминации, которую он скромно сравнил с последним актом «Короля Лира».
«Действие происходит год спустя, – бормотал он, блокируя мой путь к выходу и хватая за лацканы пиджака. – Герцог, проводя раскопки в Александрии, находит фрагмент папируса, написанный Равнобедренным, который дает ему ключ к разгадке формы узла, который он искал. Позже, в клубе герцога, его высокомерные дружки задают ему взбучку. «Эта шишка, – говорит один, указывая на галстук Эдварда. – Этот огромный треугольник, этот виндзорский узел…» Он выступает вперед, и все окружение начинает хохотать, за исключением одного человека, который проникся и пишет сильную речь в защиту галстука герцога. Конечно же, это Бертран Рассел. P. S. Я уже говорил с Лео ДиКаприо о роли лорда Рассела, и ему нравится эта идея, но при условии, что мы сможем снять весь фильм в казино Caesars Palace. А сейчас на экране отключается…»
В этот момент я тоже вырубился. Как мне потом рассказали, пока я был без сознания, появились двое мужчин в безупречно белом одеянии с обширным опытом в области психиатрии и оборудованием энтомологов, и погрузили Форсмита в ожидающий фургон. Зеленый свет для такого проекта вызвал бы слишком много вопросов, например: «Вы работали на прошлой неделе? Вы искали работу?»
Ничто не сравнится с мозгом
На днях я шарил по полу в поисках экземпляра «Трех разговоров между Гиласом и Филонусом»[107], который выскользнул из пальцев, когда мое сознание начало угасать. Книга обнаружилась под нашим прикроватным столиком, и, подняв ее слишком резко, я смахнул свою лампу с гулким звуком, знакомым любителям кино, которые помнят логотип компании Дж. Артура Рэнка[108].
Так совпало, что как раз в это утро я просматривал рецензию в The New York Times на книгу о травме головы и ее способности вызвать синестезию, состояние, при котором даже один удар может породить гения, подобного саванту[109], в области искусств, науки и прочих фантастических математических и диковинных интеллектуальных навыков. Я вспомнил свой собственный опыт с подобным экзотическим черепно-мозговым приключением, который я изложил в виде письменного документа, научно разработанного для высвобождения его полной энергии при воспламенении с помощью обычной спички.
Был день середины лета, один из тех, что только Тургенев или Стриндберг могли бы достойно воспеть с их способностью к описанию великолепия природы. И вот я, бешеный горожанин, как говорил бард из Перу, Индиан, обрученный не столько с трелями жаворонков и сверчков, сколько с гулом уличного движения, бесцельно брел по Мэдисон-авеню под умиротворяющий вой сирены машины скорой помощи. А потом я услышал этот голос.
– Моррис! Моррис Инсим! – прожурчал он. Я повернулся – и вот она, такая же, как я помнил еще со времен колледжа, старше на два десятка лет, но все еще красавица, превосходящая любую из мраморных богинь Праксителя[110].
– Рита Молескин, что ты здесь делаешь? – сказал я, незаметно убирая в карман остатки растаявшего сникерса с ловкостью, которой позавидовал бы сам Кардини.
– Я только что переехала в Готэм, – ответила она, ее речь была пропитана возбуждающими нотками. – Мы с Гесиодом расстались, и я сняла квартиру, чтобы начать новую жизнь.
В колледже я был безумно влюблен в Риту, но у меня, казалось, не было никакого шанса. Несмотря на мои славные дни в качестве капитана команды по броскам мусора и мои крайне уморительные юмористические выступления с Иво, куклой из картофеля, мне никак не удавалось завлечь эту горячую маленькую двойную Х-хромосому с фатальным неправильным прикусом.
Проложить себе путь к ее сердцу, а оттуда прямиком на заднее сиденье ее «Нэша» удавалось только главному поэту класса, главному интеллектуалу, главному ученому.
– Я всегда свободно отдавала свое тело необычным мужчинам, – призналась она после того, как мы отправились в бар Bemelman’s и опрокинули пару стаканов. – Выдающиеся люди, особенные люди. Но не только я смотрела на тебя как на занудного мелкого прыща, – объяснила она с откровенностью, подпитываемой водкой. – Все сестры из женской общины «Фи дельта задница» симулировали проказу, когда ты звонил. Я имею в виду, в кампусе было так много действительно чарующих красавцев. Помнишь Харви Пондскама? Теперь он очень успешный архитектор, если ты когда-то был в Израиле и видел великолепную башню с часами на Площади Одной Ерунды. А у Мохандаса Крестфолена на Бродвее премьера пьесы – трагедия об убийстве и мести, практически «Король Лир», о вреде глютена. Не говоря уже обо всех моих трех мужьях, которые были блестящими в своих собственных различных областях. Ворд Спеллчек был мозгоправом, специализирующимся в вопросах женской сексуальности. Он написал успешн