– Ты собираешься рассказать мне? – спросила Лулу. – Или ты отключился?
– Рассказать тебе?
– Твоя пьеса. О чем она? Куда ты подевался?
– О, моя пьеса. Она о риске, о том, чтобы испытывать судьбу. Речь идет о еврейской женщине, вынужденной делать экзистенциальный выбор.
– Как она называется?
– «Так говорила Сара Шустер».
– Мне нравится. Я писала дипломную работу по немецкой философии. Понятие свободы в поэзии Рильке. Я так и не закончила ее, но человек, который прочитал текст, посчитал его очень оригинальным. Мне нравится идея того, что ты с юмором относишься к теме смерти. – Ее одобрение заставило его макушку сдвинуться с места, оторваться, как летающая тарелка, и совершить путешествие по Солнечной системе, прежде чем вернуться на место. Лулу взглянула на часы.
– Что ж, мне нужно принять душ и переодеться. Сегодня вечером я иду на шоу.
– Какое шоу?
– «В ясный день». Я люблю песни Алана Джей Лёрнера.
– Я могу снова с тобой увидеться?
– На этой неделе меня не будет в городе. Друзья моих родителей едут на Кентукки Дерби и берут нас с собой. Лошадь адвоката моего отца участвует в скачках.
– Очень увлекательно. Могу я позвонить тебе, когда ты вернешься? Я решил показать тебе самый лучший магазинчик джазовых пластинок в городе, где можно найти малоизвестного Фэтса Уоллера, множество джазовых пианистов и тонны великолепных записей Билли Холидей. Плюс некоторые другие музыканты, которые, я думаю, тебе понравятся.
– Отлично, – сказала она, записывая свой номер. – Только почему бы нам не сказать, что я встречу тебя на той же скамейке через неделю, в три. Я всегда иду домой через парк со своих занятий по актерскому мастерству в Вест-Сайде и выхожу у пруда с парусниками.
– Как я узнаю тебя? – сказал он, дурацкая шутка, о которой он будет сожалеть днями напролет. Сакс спустился на лифте и направился к станции метро на Пятьдесят девятой улице. Его голова не просто витала в облаках, она была где-то в Галактике Андромеды. Лулу была всем, чего он всегда хотел, о чем мечтал, о чем фантазировал. Она подходила под каждый пункт в его списке желаний. Романтическая встреча, пентхаус, терраса, откуда открывается вид на весь Манхэттен. Но самым важным, конечно, была сама леди, девушка в плаще: ее лицо, ее восхитительное тело, каждый изгиб которого выполняет свое обещание. Лулу, Маленькая Лулу. У нее было все. Ее быстрый ум, ее индивидуальность, ее непринужденный смех. Что, если я ошибался все эти годы? – думал он. – Что, если бесконечная вселенная не питает по отношению ко мне личной неприязни? Она могла дать столько всего. Но чем он мог ей ответить? – Сакс прокрутил в уме весь день и попытался оценить, где он оказался. Хорошо, выдал, как ему показалось, одну плохую шутку. Но он забавно выразился на тему смерти. «По крайней мере, больше никаких уведомлений о необходимости явиться в суд присяжных». И, несмотря на ее дорогостоящее образование, ему не составляло труда не отставать от нее в вопросах музыки, театра, литературы. Его наблюдения насчет Нормана О. Брауна[122] и полиморфной перверсии были проницательными, и он поправил ее на строчке из Йейтса. «Удары гонга рвутся и гудят», а не «удары гонга рвутся и ревут».
Все его бесконечное чтение сослужило ему хорошую службу, и в целом это был неплохой первый день. Она, очевидно, была достаточно заинтересована, чтобы пригласить его к себе домой, и согласилась встретиться с ним на скамейке на следующей неделе. Даже сказала, что его амплуа начинающего писателя произвело на нее впечатление, и попросила прочитать его пьесу. На самом деле, это был довольно хороший день. Был только один маленький пункт, о котором Джерри позабыл упомянуть. Он был женат.
Сакс и Глэдис обсуждали развод ненавязчиво, без необходимости спешить с окончанием брака так, как они торопились с его заключением. Теперь они проводили вместе еще меньше времени, так как жена была занята участием в предвыборной кампании Кеннеди, и – неожиданно – уроками игры на гитаре. Супруги рассматривали идею расставания, но решили отложить любое решение до тех пор, пока Глэдис не закончит учебу, что казалось разумным. Они оба согласились бы, что попали в некую колею, однако почему-то надеялись, что все волшебным образом наладится. Но теперь у него была мотивация выбраться. Сакс не знал, есть ли у них с Лулу какое-то будущее, но что он точно понимал, так это то, что не может быть никакого настоящего, пока у него есть жена. Было также несколько вопросов, помимо его брака, которые следовало рассмотреть. Что, если у Лулу был бойфренд? В конце концов, она бы не пошла сегодня вечером в театр Марка Хеллингера одна. А что, если она не хотела серьезных отношений на данном этапе своей жизни? Она молода и, несомненно, популярна. Зачем связывать себя обязательствами с одним человеком? И почему выбрала его, учитывая количество вариантов, которые у нее, должно быть, есть? Джерри пробежался по списку возможных решающих обстоятельств, и их было предостаточно. Например: что насчет секса? Что, если я просто ее не завожу? Она, конечно же, источала желание из каждой поры. Даже один взгляд на нее сзади, когда она уходила в этом маленьком хлопковом платье, было подобен ликованию жаворонков: горячих, идеально сложенных жаворонков. Конечно, что, если Лулу была такой же сдержанной в своих желаниях, как Глэдис? Его внутренний радар подсказал ему не тратить слишком много времени на такой маловероятный случай. И все же его первоначальные фантазии были не плотскими, а супружескими. Сакс хотел жениться на ней. Он мечтал видеть, как она улыбается ему каждое утро за завтраком, гулять по городу с Лулу под руку, делить с ней жизнь, заставлять ее смеяться, смотреть, как она спит. С ней было весело разговаривать, слушать ее, стремиться произвести на нее впечатление, и это заставляло его чувствовать себя живым. И да, в конечном счете заняться с ней любовью, думал он, поскольку даже сейчас, спустя несколько часов после того, как они попрощались, ее феромоны взрывались в его мозгу, как капсулы замедленного действия.
Был только один маленький пункт, о котором Джерри позабыл упомянуть. Он был женат.
Они с Глэдис болтали, и он поднял тему развода в безобидной манере. Она согласилась, что они, вероятно, действительно поторопились с браком, но с логистической точки зрения было бы проще, если бы они подождали, пока она закончит обучение, а его пьеса будет поставлена. Их пути были бы расчищены, можно оценить свою ситуацию и разойтись цивилизованным, рассудительным образом, если это действительно окажется окончательным решением. Это выглядело очень практично, очень организованно, очень в стиле Глэдис. Между тем, ничего не решилось, и вот Джерри снова пинает банку вниз по дороге. На этой неделе он передал копию своей пьесы швейцару Лулу, и в течение следующих нескольких дней его эмоции варьировались от сладких мечтаний наяву до холодного пота из-за ее возможной реакции на то, что он был не свободен. Сакс чувствовал, что лучше всего быть просто честным и откровенным с Лулу. Он объяснит, что женат, но планирует развестись. Он сказал себе, что правда – всегда лучшая стратегия, но когда увидел ее, в джинсах, сандалиях и белом топе, с собранными в пучок волосами, идущую к скамейке, где он сидел, застыв, как статуя в музее Мадам Тюссо, то выбрал лучшую стратегию на данный момент.
– Дерби было захватывающим, – сказал он, посмотрев трансляцию события, которое его совершенно не интересовало, чтобы, когда Лулу заговорит об этом, не выглядеть как неинформированный зомби.
– Лошадь, за которую мы все болели, не заняла призовых мест, – сказала она. Последовала легкая светская беседа о преждевременной жаре, пришедшей в город, во время которой Сакс пытался выяснить, ослабел ли ее интерес к нему или, возможно, его никогда и не было. И все же она была здесь, вовремя и полна светлой энергии. Он оторопел, когда Лулу спросила: «Ты скучал по мне?» Он не знал, что ответить. «Нет» было бы грубостью и ложью. Сказать «да» означало бы слишком поспешно раскрыть свои карты. «А как ты думаешь?» – ответил он, вспомнив, как однажды его дядя Мойше Пост сказал: «В жизни ты играешь теми картами, которые тебе сдали». Сакс чувствовал, что у него на руках в лучшем случае две пары, в то время как у Лулу был фулл-хаус. Он перенастроил свою руку на тузы, когда она сказала: «Я надеюсь». Он обещал сводить ее в лавку джазовых пластинок и спросил, хочет ли она пойти, и Лулу ответила утвердительно. Магазин был ветхим и неорганизованным, но мог доставить большое удовольствие, если вы серьезно относились к джазовой музыке. Сакс был уверен, что Лулу понравится атмосфера этого места, и он был прав. Они неспешно просматривали пластинки, обсуждали музыку, смеялись и выбирали диски, чтобы купить их. Он и не подумал позволить ей заплатить и купил для девушки Монка, Хораса Сильвера, Modern Jazz Quartet и Билли Холидей. Страстно желая включить записи и послушать их, они на такси отправились к ней домой и поднялись в спальню, где стояла стереосистема. Матери не было, только горничная на кухне этажом ниже. Короче говоря, это был идеальный момент для того, чтобы продвинуться дальше. Билли Холидей привела ее в восторг. «Удар Билли» поразил ее. Вскоре она переместилась к пианино и сыграла песню. «Вини во всем мою молодость», – пела Лулу, и ее голос был глубоким и теплым. Окна спальни выходили на Центральный парк, и когда солнце опустилось на крыши Вестсайдских домов, а Монк начал исполнять «Сумерки с Нелли», и свет в комнате стал сумеречным, он занервничал. «Поцелуй ее сейчас, – сказал Говорящий Сверчок у него за ухом. – Чего ждешь, придурок. Если ты слишком напуган, чтобы действовать, ты заслуживаешь всю свою оставшуюся жалкую жизнь». Играет «Сумерки с Нелли», соло на фортепиано Монка, наедине с Лулу в ее спальне. Сумерки с Лулу. Он поцеловал ее. Он поцеловал ее с надлежащей грацией, и она с готовностью ответила. На удивление ловко он уложил ее на кровать, расстегивая ее рубашку ловкими, как у карточного шулера, пальцами. Она не сопротивлялась его страсти, а, наоборот, пронзила своим языком его рот до самых ботинок, отчег