Все начиналось довольно неплохо, хотя я вполне мог бы прожить и без выбранного актером берета и искусственной бороды в стиле ван Дейка, чтобы четко обозначить персонажа как дилетанта.
Его решение изобразить Фра Липпо косолапым озлобленным человеком с манией величия оказалось слегка чересчур для толпы кинозрителей, привыкших к актерской игре в менее пафосном стиле, и собрало несколько приподнятых бровей. Несмотря на торжественную клятву отказаться от купажированного солода, я заметил по меньшей мере пять стаканов «Джека», выкачанных Престопником втихую, чтобы унять свою дрожь. Поначалу звезды и медиамагнаты заискивали перед актером, но он компенсировал это тем, что испортил все, напыщенно расхаживая и суетясь, изображая воинственно настроенного эго-маньяка, которого он сотворил по всем заветам Станиславского. Когда несколько гостей усомнились в его правдоподобности, а звезда Дж. Кэролл Нош обвинил в том, что его акцент виляет в промежутке от венгерского до корейского, на его лбу начали проступать капли пота. Уровень алкоголя в крови Престопника внезапно изменил ход столетий эволюции, и он в ярости набросился на гостей.
– Боже мой, – взвыл он. – Что за сборище пустоголовых болванов! Это и есть голливудская элита. Простите, но я над вами хохочу.
Поначалу первые лица не поняли, верно ли они расслышали. Затем, схватив «Оскар» Нагилы с каминной полки, Престопник вызывающе проревел, что эта фальшивка не идет ни в какое сравнение с бродвейским «Тони», которого его несправедливо лишили за блистательное исполнение роли Эйсы Мучника в «Кретине, исполняющем рэгтайм».
– Вы, пустышки с западного побережья, думаете, что у вас есть вкус, не так ли? – не унимался он.
– Что ж, вас обманули, идиоты. Эти картины рисовала лошадь. Все верно, кляча, кобыла, держащая кисть в своих зубах.
После этих слов, вдова из Бель-Эйр вскочила со своего места и закричала:
– Конечно! Вот почему, когда я разворачивала купленный у него пейзаж, оттуда выпал овес!
– Все это совпадает со статьей в Entertainment Tonight! – закричал другой, – о том фермере по имени МакФетиш, которого они нашли.
– Это не искусство, а чистой воды обман, – заревел третий, – как тот петух, который играет в крестики-нолики в Чайна-тауне.
– Какая разборчивость, – насмешливо сказал один из гостей, указывая на Харви Нагила. – Какой смех вызовет эта история на следующем собрании Гильдии продюсеров. – Нагила побагровел и начал издавать такой же звук, как автомат для игры в пинбол перед тем, как загореться. Затем многие из присутствующих поняли, что точно так же обманом были вынуждены выписывать чеки, повернулись в мою сторону. Было выдвинуто предложение притащить бочку смолы и разрезать диванные подушки, чтобы собрать перья. Лишь моя творческая гениальность, которая могла соперничать не только с Лукасом Кранахом Старшим[50], но и с Дугласом Фэрбенксом[51], спасла меня; в мгновение ока я выскочил в открытое окно и перепрыгнул через живые изгороди, которые ограждали простых бедняков от лицезрения того, как сильные мира сего поглощают черную икру и «Маргариты». Оттуда я в кратчайшее время добрался до международного аэропорта Лос-Анджелеса и улетел в город, который никогда не спит.
– Что ж, вас обманули, идиоты. Эти картины рисовала лошадь. Все верно, кляча, кобыла, держащая кисть в своих зубах.
Что касается коня-маэстро, юридический консультант решил, что мне лучше отправить Уолдо на пенсию и позволить ему применять свой дар исключительно в качестве развлечения по примеру великого Уинстона Черчилля. Конечно же, я затаился до тех пор, пока тайфун судебных исков не растворится в море, и сторонюсь творчества. Хотя я заметил, что моя кошка любит игриво бегать по клавишам, и смог выудить несколько небольших сонат, которые ничуть не уступают произведениям Скрябина.
Немного пластики лица никогда не помешает
ПОЛИЦИЯ ОСТРОВА ПАСХИ СООБЩАЕТ О ТУРИСТЕ, СЛОМАВШЕМ УХО СТАТУИ
Турист из Финляндии был задержан после того, как полиция сообщила, что он отломил фрагмент камня от мочки уха одной из загадочных гигантских древних статуй. <…> Местная жительница сообщила властям, что она стала свидетельницей… того, как турист убегал с места преступления с куском статуи в руке.
New York Times, 26 марта 2008 года
Среди любителей чудес обыденно ходит молва, что Гарри Гудини однажды вечером вышел на арену «Виктори», щелкнул пальцами и заставил шесть тонн африканского толстокожего животного раствориться в воздухе. Ничуть не уступая его высококлассному фокусу-покусу, Великий Келлар беспечно стоял на сцене театра «Ипподром», когда в него в упор выпустили пулю из винтовки. Волшебник ловко поймал смертельный снаряд передними зубами, без какого-то видимого урона для организма, за исключением разве что нескольких сколов на эмали. И все же, какими бы завораживающими ни были эти эффекты, ничто так не приводит в изумление, как шокирующий номер с жонглированием, исполняемый неврастеническим гомункулом в очках в черной оправе, величественным облысением на макушке и романтическим антуражем, достойным покойного Арнольда Стэнга[52]. Да, ребята, я один среди магов могу по велению воли заставить зазвонить свой телефон.
Для исполнения этого мастерского фокуса мне всего лишь необходимо раздеться, зайти в душ, настроить воду на нужную температуру и намылить свое тело. Именно в этот момент, с неизбежностью соло на арфе в фильме братьев Маркс, мой код города и номер будут набраны человеком, будь то известные мне он или она или кто-то такой же незнакомый, как звонивший из Момбасы ассенизатор, который выпил из меня всю кровь с помощью финансовой пирамиды. И вот это произошло; шесть недель назад, учитывая все вышеизложенное, предсказуемо раздался звон старой доброй трубки, заставив меня вылезти голым и мокрым из своей стеклянной кабины и стремительно нестись к телефону в коридоре, словно Пит Роуз[53], дабы не упустить возможность какой-то роскошной финансовой прибыли или уникального эротического предложения.
– Это Джей Баттерфэт, – сказал голос на другом конце провода. – Я застал тебя в неподходящее время?
– Нет, что вы, – сказал я, узнав гнусавый голос заслуженного торгаша всея Бродвея. – Я как раз сидел возле телефона и изучал его прекрасные очертания.
– Хорошо. Позволь мне ввести тебя в курс дела. Я в Бостоне, и у меня есть ошеломляющая драма, которая, вероятнее всего, станет самым большим событием на Бродвее со времен «Смерти коммивояжера»[54]. Все, что ей нужно, – небольшая шлифовка, чтобы сгладить пару острых углов. Начинающий драматург. Один из этих чувствительных очкариков, который вопит о детоубийстве каждый раз, когда ты просишь изменить реплику. Пришлось отправить его в больницу. Не так уж просто провернуть все без его добровольного согласия. Короче, суть в том, что я очень близок к мегахиту, нужен только свежий взгляд, чтобы сделать небольшие перестановки.
– Какая была реакция после премьеры? – спросил я, чувствуя запах горящей серы, несмотря на расстояние между нами.
– В основном отзывы прессы были позитивными, – начал Баттерфэт. – Естественно, возникли некоторые придирки. У них были проблемы с сюжетом, диалогами, мизансценой, некоторый неуместный сарказм по поводу костюмов и декораций. Должен сказать, что критики были правы насчет того, что игра актеров была на высоте.
Баттерфэт был бывшим адвокатом-неудачником, который продюсировал все, от стриптиз-шоу до кукольных спектаклей. Прибыль от его бродвейских постановок состояла в основном из черных дыр, однако, несмотря на магическое превращение бесчисленных богатеньких ангелочков в наемных рабов, он периодически умудрялся так хитроумно фабриковать рекламные цитаты, что оставался на плаву.
– Послушай, – сказал я, – я предпочитаю комедию, а это звучит как территория Артура Миллера или даже Юджина О’Нила[55].
– Я полностью согласен, – сказал Баттерфэт. – Но по какой-то причине зрители не могут перестать смеяться. Мое чутье подсказывает, что если мы сохраним гибкость и будем мыслить широко, а не тщетно пытаться бодаться с Эсхилом, в конце дня можно будет собрать неплохую кассу.
Я один среди магов могу по велению воли заставить зазвонить свой телефон.
Быстро подсчитав свои потребности в калориях в сравнении с текущими финансовыми перспективами и с удивлением получив цифру, идентичную адресу тюрьмы для должников, я обнаружил, что еду на машине в Бостон. Было ясно, что шоу находилось в плачевном состоянии, и я мог диктовать свои собственные условия. И хотя не было обещано никаких первоначальных выплат, я смог выбить процент от будущей прибыли, который, как поклялся Баттерфэт, будет равноценен прибыли снабженцев индийского падишаха.
Такому опытному драматургу, как я, было нетрудно выявить структурные ошибки «Мемуаров Камбалы», однако они оказались более обширными, чем продюсер мне напел. После поднятия занавеса несся настоящий тайфун непоследовательности, сцена была битком набита бессвязными, необъяснимыми персонажами, некоторые из них с зонтиками, другие с духовыми ружьями или в жокейских куртках. Первые сцены были наполнены иррациональным поведением, в них не было ни заметных главных героев, ни сюжетных линий, они были заполнены прислугой, снова и снова звонившей по телефону и извергавшей что-то вроде бреда от передозировки транквилизаторов. По всей видимости, там намечалась какая-то важная часть о рубиновом браслете, который был проклят, и похищенных лосиных рогах. А также о банде цыган в лепрозории. По какой-то извращенной причине, возможно из-за изобретения Чемберленом акушерских щипцов, члены Съезда исследователей яиц таинственным образом оказываются заточенными в городе Цзиси, где тревожно раздавались голоса говорящих скворцов-пересмешников. Несмотря на то что после изначальной потери дара речи у зрителей среди них начал явственно раздаваться ропот, который Баттерфэт, будучи в стадии отрицания, принял за смех, казалось преждевременным паниковать и превращать все в шутку.