— Извини, что из-за меня ты опоздал в школу...
В кабинет через широко распахнутое окно вливался неумолчный гомон школьного двора. Как всегда, на перемене тенистый двор был заполнен учениками. Лишь немногие стояли на месте, большинство на хоккейных скоростях носилось из одного конца в другой.
Арслан улыбнулся и отошел от окна. Три дня назад, когда он и Соснин впервые пришли сюда, их встретили настороженно. Директор школы, грузный лысеющий мужчина с орденской планкой на пиджаке и пустым правым рукавом, заправленным в карман, холодно выслушал просьбу Туйчиева. За три года, что Хакимов директорствовал, в школе не было ни одного ЧП, бог миловал. И вот на тебе! Хакимов не мог даже представить, что кто-то из его учеников причастен к уголовному делу. Он пытался выяснить, в чем именно подозревают их. Но Туйчиев мягко и в то же время настойчиво, без каких-либо подробностей, изложил цель визита: следствию необходимы образцы почерков учащихся 5-6 классов.
Забрав с собой 96 тетрадей с контрольными работами, Туйчиев и Соснин уехали в город.
Визит в школу пришлось нанести после того, как было установлено, что адрес на письме Валентины Смолиной выполнен другим почерком. По заключению эксперта, почерк принадлежит ученику 5-6 класса. Письмо отправлялось из почтового отделения, расположенного вблизи дома отдыха, поэтому возникло предположение: надпись на конверте мог сделать один из учащихся ближайшей школы.
Сегодня Туйчиев и Соснин снова приехали в школу.
Соснин сидел на диване и с безразличным видом листал газетную подшивку, нарочито медленно переворачивая страницы. «Волнуется», — подумал Арслан и тут же заметил, что сам накручивает на палец длинный стебель, свисающий из цветочного горшка. Он аккуратно расправил нежное растение.
Вошли Ерошина, преподавательница русского языка, и мальчишка в красном галстуке, в котором Арслан узнал шалуна, ходившего на руках по школьному двору.
— Познакомьтесь, Махмуд Назаров. — Ерошина подвела смутившегося Махмуда к Туйчиеву.
— Здравствуй, Махмуд. — Туйчиев по-взрослому пожал руку мальчику. — Меня зовут Арслан Курбанович, а это Николай Семенович, мой товарищ по работе. Садись.
Махмуд вопросительно посмотрел на учительницу. Ерошина ободряюще кивнула ему, и он сел на краешек стула.
— Дело в том, что мы следователи и хотели бы, чтобы ты нам помог.
Махмуд от удивления чуть не упал со стула. Перед ним были настоящие, живые следователи, о которых он столько читал!
— Скажи, Махмуд, ты в последнее время отправлял куда-нибудь письма?
— Письма? Не, не отправлял.
— Подумай хорошенько. Может, забыл? Конверт не подписывал?
— Конверт? — встрепенулся Махмуд. — Да, подписывал. Так ведь письмо было чужое.
— Это? — Туйчиев протянул ему конверт.
— Да.
— Ну и отлично. Расскажи-ка теперь все по порядку.
...На следующий день после игры в войну он разыскал Таню в школьной библиотеке. Девочка заметила его, однако не подала виду: вчерашняя обида еще не прошла.
— Ладно тебе. — Махмуд положил ладонь на раскрытую книгу, которую читала Таня. — Хватит дуться. Что за сумку ты нашла вчера?
Таня нахмурилась, но не выдержала, улыбнулась и переспросила:
— Сумку?
— Тише можно? — возмутилась девочка в очках, сидевшая рядом с Таней.
Махмуд и Таня вышли во двор.
— Знаешь, Махмудка, в сумочке было письмо, и я его прочла. Не удержалась.
Мальчик презрительно хмыкнул.
— Только конверт порвался. Зацепился за что-то в сумочке и порвался... Вот. — Таня открыла портфель и вынула письмо. — Я купила конверт, сегодня отправлю.
— Дай сюда. Сам отправлю. Стыдно читать чужие письма, да и хозяйку сумочки надо найти... Таких фамилий в поселке нет. Из дома отдыха, наверное.
Соснин перебил рассказ мальчика.
— Когда же ты отправил письмо?
— Да в тот же день.
— А где сумочка?
— У Тани.
Вызвали Таню, и через полчаса она принесла зеленую сумочку.
— Там зубная паста, мыло и зубная щетка. Да еще четыре рубля сорок семь копеек... Мы потом с Махмудкой ходили в дом отдыха, хотели найти, чья сумочка.
— Никто не признал ее, — добавил Махмуд.
Арслан встал и подошел к Махмуду. Тот тотчас же вскочил со стула.
— Товарищ командир, — серьезно произнес Туйчиев, — приказываю построить отряд. Надо выполнить очень важное задание.
Махмуд засиял от гордости и побежал собирать ребят. Вскоре отряд, разместившись в кузове совхозного грузовика, двинулся в путь к Красным камням.
— Так где, ты говоришь, стоял тот парень?
— Вон там. Только он не стоял, а бегал взад и вперед, — Махмуд показал, как бегал парень.
— Я видела, он подбегал и глядел в воду... — добавила Таня.
— Вы узнаете того человека, если вам покажут? — спросил Туйчиев.
— Узнаем! — в один голос ответили Таня и Махмуд.
— Посмотрите-ка, не этот? — Арслан протянул ребятам фотоснимок Стасика.
Ребята долго рассматривали фото и сказали, что это не тот человек.
— Значит, сумочку ты нашла на том берегу?
Таня кивнула, перешла через бревно и показала корягу, на которой висела сумочка.
Николай не скрывал своего недовольства. Вот уже битый час он доказывал никчемность и даже вредность этой затеи, но Туйчиев был неумолим. Он твердо решил, что выведет Бурова на место, где спрятаны похищенные вещи, и сделает это без конвоя.
— И надо же подумать, — возмущался Соснин, — все это только потому, что Буров, видите ли, стесняется знакомых! Вдруг встретятся по пути! Да как ты не понимаешь, что Буров относится к людям, которым вообще неведомо стеснение! — Соснин шагал и шагал по кабинету, в волнении размахивая руками. — Он просто издевается над тобой. Неужели это не ясно?
— Как раз очень даже ясно. Но вопрос, Коля, стоит гораздо острее, глубже и принципиальнее. — Арслан защелкал зажигалкой, пытаясь прикурить. — К сожалению, ты видишь в Бурове только преступника...
— Он совершил столько преступлений! Буров непоправим.
Убедившись, что прикурить от зажигалки так и не удастся, Арслан попросил у Николая спички. Прикурив и сделав несколько глубоких затяжек, он продолжал:
— Ты прекрасно знаешь, что у любого человека, в том числе и у преступника, есть и хорошее и плохое...
— Как же, отлично знаю, — усмехнулся Соснин.
— Только у человека, вставшего на путь преступлений, хорошее запрятано, очень глубоко запрятано, а на поверхности одни лишь отрицательные черты, только плохое.
— Да где ты разглядел хорошее у Бурова, где? — удивленно пожал плечами Соснин.
— Ты становишься ремесленником, квалифицированным, правда, но все же ремесленником.
— А ты в облаках витаешь, теории филантропические создаешь. Ну, о каком доверии может пойти речь? Я имею в виду следователя и обвиняемого. Ведь любой обвиняемый считает тебя своим заклятым врагом!
— А знаешь, почему? Да потому, что исстари так повелось: преступник скрывается, заметает следы, следователь же распутывает, а суд потом наказывает.
— Что же, разве не в этом правда жизни?
— Только частично, Коля. Важно, чтобы преступник понял: следователь ловил его не только для того, чтобы в суд передать. Когда преступник поймет, что ему прежде всего хотят помочь разобраться в ошибках, встать на правильный путь, тогда он не будет считать следователя врагом.
— А как же практически? — усаживаясь напротив, спросил Соснин.
— Практически — примеров много. Хотя, сам знаешь, как это сложно. Вроде бы как отделение сетчатки глаза, ювелирная работа. Даже еще сложней. Рецепта готового нет. Надо ведь оперировать душу человека, а без взаимного доверия успеха не добиться.
— Ты полагаешь, что у тебя с Буровым достигнуто такое доверие?
— Нет, не достигнуто. Он ведь тоже не лыком шит. Я убеждал его самому выдать все украденные вещи — очиститься от скверных преступлений, честно отбыть наказание и начать новую жизнь. Он, разумеется, ко всему отнесся недоверчиво. Решил проверить: действительно ли мы хотим ему хорошего или это просто тактический ход. Поэтому и заявил, что с конвоем не пойдет. Дескать, раз верите — докажите.
— Ты уверен, что он не сбежит?
— Кто, кроме самого Бурова, может дать гарантии? — развел руками Арслан. — Но иначе я не могу. Не вижу смысла тогда в нашей работе. Ловишь, стараешься, а он отбудет наказание и снова за старое... Я ведь не льщу себя надеждой, что тот же Буров или другой сразу исправится. Пусть это только семена, но бросить их в душу преступника первыми должны мы, следователи, работники милиции, потому что самый передний край борьбы проходит у нас. Иначе мы ничем не будем отличаться от обычной собаки-ищейки, которая тоже идет по следу, ищет и находит.
— Черт с тобой, криминалист-экспериментатор, — миролюбиво согласился Соснин. — Вместе отвечать будем.
«Да, с чемоданом получилось страшно глупо. Так нелепо попасться! Если бы не этот чемодан, в жизни не удалось бы им ничего узнать...» Эти мысли не давали Василию покоя. Он гнал их, пытался думать о чем-то другом. И когда, казалось, он наконец отвлекался от тяжелых раздумий, неожиданно опять врывались обстоятельства с этим злополучным чемоданом...
В эти минуты лицо Бурова перекашивала злоба — бессильная и от этого особенно яростная. Он терзался, вскакивал с места, беспрерывно курил. Болела голова, слегка подташнивало.
Буров вновь и вновь перебирал в уме события последних дней, пытаясь ответить на мучавшие его вопросы, выяснить, когда и в чем он ошибся.
Конечно, заложил его шофер. В этом Василий почти не сомневался. Предчувствие надвигающейся опасности не обмануло его. Вспоминая, как он ловко провел работников милиции и ускользнул от них, Буров довольно улыбнулся. Это он проделал на уровне, ушел элегантно...
«Шофер, сволочь, не нужно было с ним связываться... — Василий зло сплюнул. — Наверное, раскис сразу, как только взяли. Сам влип и меня заложил. Слюнтяй... — Буров опять сплюнул. — Интересно, как все-таки на него вышли? Эти мальчики-следопыты, видать, дело знают. С подходом, — усмехнулся Василий. — Особенно этот, Туйчиев. Все на доверие упирает. Доверие...»