Учтя эти особенности, мы можем понять, что залив Святого Лаврентия, полуостров Лабрадор и остров Ньюфаундленд имели стратегическое местоположение на пути в Америку и из Америки.
И с самого своего основания США стремились, хоть и неудачно, захватить эти земли.
Второй важнейшей пограничной проблемой между доминионом Британии и новым американским государством была экспансия в области Великих Озер. Постоянные пограничные конфликты, заключение союзов и контрсоюзов с индейскими племенами, война поселений и поселенцев — этот регион был очень важен как для канадцев, так и для англичан. Канадцы видели здесь плодородные, богатые рыбой, лесом, дичью земли, с гораздо более приемлемым климатом, нежели Квебек и Новая Шотландия. Американцы же хотели обладать контролем над областью Великих Озер, чтобы обезопасить недавно приобретенную французскую Луизиану и ограничить внутренние канадские торговые пути только рекой Святого Лаврентия.
Еще одной причиной для конфликта была религия. После завоевания Канады в 1763 году Королевская прокламация гарантировала католикам-франкоканадцам свободу вероисповедания, сохранение всех торговых привилегий, обычаев, французского гражданского права и элементов самоуправления. Эта мера встретила большое неудовольствие английских поселенцев, к тому же король в 1774 г. еще более увеличил привилегии французских купцов и колонистов, даже расширив границы провинции Квебек. В 1791 году бывшая Французская Канада была разделена на две провинции — Нижнюю Канаду (район реки Святого Лаврентия) и Верхнюю Канаду (район Великих Озер). В последней было введено британское самоуправление и переселилось много протестантов, Нижняя же Канада осталось преимущественно католической и французской. Но главное требование сохранялась — веротерпимость к католической церкви, и ее преимущество в обеих провинциях Квебека. Именно это обусловило полную поддержку франкоканадцами Британии как в войне за Независимость США 1775– 1783 гг., так и в англо-американской войне 1812–1815 гг.
В отличие от британцев, Независимые Колонии[9] относились к католическому анклаву под боком резко отрицательно. В случае завоевания Канады США планировали либо полное выселение католиков, либо лишение их гражданских и религиозных прав, а также подумывали вообще запретить католическое вероисповедание[10].
В заключение отметим, что канадская община была организована по военному образцу — «спала с ружьем, прислоненным к ноге», легко самоорганизовывалась, а милицейские канадские части порой не уступали регулярным войскам.
Канадская милиция в сражении за Квебек, 1776 г.
(Вуд У. Отец британской Канады: жизнеописание лорда Кларетона. — Глазго, 1916 г.)
По крайней мере, в прошлых войнах канадские милиционеры доставили много неприятных моментов и британцам, и американцам[11]. Четкая, военизированная структура канадского общества позволяла выставлять в поле от 6 до 15 тысяч бойцов, отлично знающих местные условия и умеющих воевать, что франкоканадцы в 1812–1815 гг. успешно продемонстрировали.
Третьей проблемой стало большое количество дезертиров, бежавших из Royal Navy в американский торговый флот. Весь XVIII век в мирное время на поступление в Королевский флот стояли очереди из опытных матросов, штурманов, унтер-офицеров и юнг. Дело в том, что зарплата в британском флоте считалась достаточно высокой — от 10 (юнга) до 24 (старший матрос) шиллингов в месяц. Это были большие деньги: к примеру, шляпник в Лондоне в то время зарабатывал около 10–12 шиллингов, на уровне юнги, башмачник — до 15 шиллингов, тогда как крестьянин — 3–4 фунта в год, то есть всего 5–7 шиллингов в месяц. Но это не шло ни в какое сравнение с зарплатами коков (2 фунта 2 шиллинга в месяц), боцманов (4 фунта), или штурманов (6 фунтов 6 шиллингов в месяц). Естественно, что господа офицеры получали еще больше, правда в мирное время они сидели на половинном окладе.
Так что, несмотря на жестокие порядки и муштру, народ в Royal Navy тянулся. Да, в торговом флоте была возможность в определенные сезоны получать и побольше, но арматоры часто обманывали матросов, выплачивая суммы не полностью, или вообще не выплачивая, да и сама непостоянность заработков не внушала мыслей о стабильном доходе.
Естественно, такое положение дел не касалось военного времени, вернее тех, кто был набран с помощью «прессинга», там работали самые низкие ставки из возможных. Но основной костяк флота, который сохранялся в мирные годы, получал зарплату исправно, и суммы были сравнительно большие.
Кроме того, работа военного моряка была сравнительно легка, да не покажется это утверждение нашим читателям странным. Лорд Хоу в 1793 году писал: «Если ввести измерение „человеко-тонны“ (которое сродни плотности населения) в морское дело, то окажется, что на каждого матроса в торговом флоте приходится от 10 до 20 тонн водоизмещения, на кораблях Ост-Индской компании — 15 тонн на человека, на военном корабле — 2–3 тонны водоизмещения на человека. Иными словами — на военных кораблях в обычном их состоянии присутствует куча бездельников. Действительно, ведь большая часть экипажа на военном корабле нужна только в бою, в обычном плавании или в порту можно обойтись гораздо меньшим количеством людей».
Не стоит забывать также про социальное обеспечение и льготы. А это были и питание за государственный счет, и устройство в случае увечья в один из морских госпиталей, для чего из зарплаты моряка удерживались шесть пенсов месяц — нечто, напоминающее современные взносы в накопительную часть Пенсионного фонда. И, конечно же, призовые деньги. Да, задержки по выплате заработанного были, но, согласно реформам Энсона 1757 г., при нахождении корабля в домашних водах такая задержка не могла составлять более двух месяцев, а если корабль пребывал на какой-то колониальной станции, то не более шести месяцев. В общем, служба на Королевском флоте имела зримые преимущества перед другими профессиями.
Такое положение дел продолжалось до конца XVIII века. Но 16 апреля 1797 года на Флоте Канала произошло восстание. Моряки шестнадцати кораблей через своих представителей потребовали увеличения заработной платы, ввиду того, что снабжение денежным довольствием шло по «ветхозаветным» указам 1658 года, то есть не менялось со времен Кромвеля, хотя за истекшие без малого полтора века стоимость жизни возросла вчетверо. Также моряки требовали отмены «обедненного» фунта, используемого при выдаче провизии на корабли[12], и увольнения непопулярных чиновников. Главаря мятежа найти так и не удалось, но позже ходили упорные слухи, что заводилой был Валентин Джойс, квартирмейстер с «Роял Джорджа», флагмана Флота Канала.
Стоит отметить, что восставшие были не против палочной дисциплины на флоте, не против наказаний, более того — они клятвенно обещали, что если только появятся слухи о выходе французов в море, то сразу же займут свои места согласно штатному расписанию и безропотно подчинятся приказам своих офицеров.
Адмиралтейство было в шоке. Впервые за уже более чем двухвековую историю английского флота моряки выступили против системы единым фронтом. Некоторые члены морского министерства склонны были видеть в мятеже руку французской разведки, однако эти предположения скорее всего лишены оснований.
Делегация британских моряков обсуждает требования к Адмиралтейству
Карикатура, 1797 г.
Дело в том, что фунт стерлингов со времен Кромвеля уже к Семилетней войне «похудел» в четыре раза, к концу же XVIII века инфляция ещё возросла. Кроме того, теперь плаваний становилось больше, заходов в порты меньше, и впервые моряки-добровольцы начали дезертировать с Ройял Неви. Ситуация назревала давно, и не французы, а именно «страусиная» политика Адмиралтейства, так долго закрывавшего глаза на очевидные вещи, привела к конфликту с матросами в разгар войны. Мятежники пытались посылать своих представителей в Адмиралтейство, но там с ними никто разговаривать не стал, кроме, разве, лорда Хоу. Последний и смог решить проблему. На заседании в морском министерстве он предложил всего три вещи — отмены правила «обедненного» фунта, увольнение нескольких чиновников, отвечающих за поставки провианта на эскадру, и полное Королевское Прощение (Royal pardon) всем участникам мятежа. Когда это решение было доведено до команд — волнения быстро сошли на «нет».
Но в начале XIX века появилась новая проблема, которую Королевским Прощением уже было не решить. После того, как США получили независимость, их торговый флот рос бурными темпами, и к 1806 году он оставил далеко позади голландский и французский торговые флоты, став вторым в мире. Естественно, что новым «пенителям морей» требовалось много опытных матросов, поэтому американские арматоры установили ставки на своих кораблях в полтора, а то и в два раза больше, чем в Королевском флоте. Старший матрос у американцев на военном флоте получал жалование в 10 долларов — эквивалент 2 фунтов стерлингов, мастера, плотники, коки, канониры и так далее — 17 долларов, или 3 фунта 10 шиллингов. На торговом флоте заработки сильно зависели от сезона, и могли быть гораздо выше. Очевидно, что поскольку оплата была выше, а риска гораздо меньше — к американцам без преувеличения начался исход опытных кадров из Royal Navy. Естественно, такое положение дел совсем не устраивало ни правительство Великобритании, ни Адмиралтейство.
Раз за разом английские фрегаты и шлюпы начали останавливать американские суда в поисках дезертиров с английских кораблей. Обычно на выловленных дезертирах не останавливались, а с помощью «прессинговых» команд забирали на борт и американских матросов. Кроме того, бравые кэптены и лейтенанты Royal Navy чаще всего конфисковывали и груз, обвиняя американцев в нарушении блокады Франции. Впрочем, это было недалеко от истины, ибо Америка с превеликим удовольствием снабжала стратегическими материалами и Англию, и Францию одновременно. Бедствие это стало вскоре настолько всеобщим, что арматоры просто завалили жалобами Конгресс.