Первая кассета закончилась быстро, Юмин даже не успел заметить. Лада и Лера вошли в здание больницы в 07:56. За ними никто не следовал. Ничто не цепляло его глаз, была тишь да гладь.
Вторая кассета усыпляла, но следователь выстоял, быстро перемотав моменты, в которые ничего не происходило.
Время уже подходило к четырем утра, но следователь не намеревался сдаваться. Ему нужно было досмотреть все кассеты. Только потом он мог лечь отдохнуть, и то ненадолго.
Третью кассету он начал смотреть внимательно, то и дело останавливая запись. Она показывала вечер и была темной. Впрочем, записи дневного времени тоже были темнее, чем обычно, Алексею пришлось поднять яркость и снизить контраст, чтобы что-то разглядеть на экране телевизора. В тот день был сильный ветер. Деревья склонялись к земле так, словно поклонялись ей. Он записал, что Лера вышла ровно в 20:00 из больницы и спокойно дошла до остановки. Лада же вышла в 22:05. Далее то, что она рассказала в палате, совпадало с тем, что показала видеозапись. Юмин снизил скорость воспроизведения, чтобы не пропустить ничего подозрительного.
В темноте, которая обволакивала его своими цепкими пальцами, следователь ставил видео на паузу, думал, вновь перематывал и смотрел. Но увы, ничего его острый глаз не увидел. Тогда Алексей попытался понять, что чувствовал бы Он при виде уходящей во тьме девушки. Какие эмоции бы Он испытывал?
Было совершенно бессмысленно выискивать зацепку на дурацкой пленочной кассете. Еще более бессмысленно – рассчитывать, что преступник намеренно оставит следы, которые может зафиксировать запись. Но Юмин все равно продолжал всматриваться в каждый кадр, беспрестанно нажимая на паузу. Ему мерещилось, что он что-то проворонил. Гранитный камушек, тонкий листочек или шероховатую веточку. Хоть что-то, что существенно помогло бы сдержать беспокойство в его голове, которое нарастающим комом саднило глухой болью в висках.
И это ему не казалось. Это было на самом деле.
Юмин знал, что Он всегда на два шага впереди. И это сильно играло на нервах.
Майор сделал глубокий вдох, чтобы попытаться понять: почему Он это делает? Как Он контролирует свою злость?
Юмин пробовал отыскать в себе что-то, что преждевременно передаст информацию в задний гипоталамус. И как только нейромедиаторы мозга запустят необратимый цикл работы, его уже будет невозможно сдержать. Совершится трансляция химического сигнала к надпочечникам, которые, в свою очередь, выработают адреналин и норадреналин. Именно эти гормоны и есть страх и агрессия. Практически инь и ян. Но у него ничего не получалось. Лишь слабое ощущение беспросветности связывало его по рукам и ногам.
– Черт! – выругался Юмин, откинув старенький пульт в сторону. Крышка отвалилась, батарейки выпали. – Почему я вечно позади тебя, а?!
И даже несмотря на то, что Юмин пытался вызвать агрессию наигранными чувствами, его познания в криминальной психологии были куда скуднее, чем у его соперника. Он знал это. И это раздражало его сильнее.
Алексей откинулся на спинку дивана, закрыв глаза руками. Запись продолжала крутиться, но Юмин уже не реагировал на нее. Почему-то он был уверен, что найдет на записях что-то. Но его надежда разбилась на мелкие хрустальные осколки, которые резали душу изнутри. Нужно было что-то делать. Но что именно, он не понимал.
Собрав пульт обратно, Юмин хотел было выключить телевизор, как… заметил на экране одну деталь…
Он перемотал кассету на десять секунд назад. Вновь воспроизвел, уже в нормальной скорости. Посмотрел. Опять перемотал назад и посмотрел. На записи не хватало нескольких кадров, как будто прервалась связь, и картинка на секунду стала статичной.
Юмин отсмотрел целую минуту, потом еще раз перемотал обратно. Поставил скорость 0,75. Еще раз пересмотрел. Потом отмотал и выставил скорость 0,5. Когда следователь находил нужный момент, он медленно перематывал запись на несколько секунд назад.
Вновь просматривал и вновь перематывал.
Еще чуть-чуть, и Юмин бы влез в экран телевизора, разбил бы его лбом. Одна беспокойная мысль не покидала его: почему на всех записях картинка плавная, а именно на том моменте, где Лада идет мимо фонаря, с ней что-то не так? Кадр рваный, как будто в камере действительно пленка и что-то ее зажевало. Юмин вновь и вновь пересматривал этот момент. Кто-то явно изменил эту запись. Он был определенно уверен в этом. Но для чего? Кому это было нужно? Юмин не знал.
Майор так и заснул на диване, окутанный беспокойными мыслями о том, что запись с камеры видеонаблюдения была изменена. Либо было физическое вмешательство, которое позволило стереть фрагмент, либо цифровое – удаленный взлом камеры.
…Алексею снился кошмар. Он преследовал Спасителя, блуждая по темному сознанию в своей голове. Он выдавал факты, ведя диалог с самим собой, отстреливался от мертвецов, которые наступали на него с разных сторон. Следователь даже во сне думал, что сходит с ума. А когда он достиг маньяка, чуть ли не схватив его за шиворот, он узрел вместо его лица свое…
Следователь подскочил на диване с криками. Кошмар практически выбил его из колеи, он неровно дышал и слышал свое бешеное сердцебиение. Он огляделся по сторонам и осознал, что в безопасности. Алексей успокоился, посмотрел на часы, которые показывали двенадцать часов дня, поднялся с дивана и, переступив через гору кассет на полу, направился в кухню.
Голова его так и не отдохнула. Следователь был изнурен эмоционально. Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он потеряет самообладание. Ярость, кипевшая в его жилах, подталкивала следователя на агрессивное поведение. Пока что он держался из последних сил. Но долго ли ему будет удаваться держать себя в таких тисках, никому не было известно.
Глава 16
– Ты сделал все, как я сказал?
Посреди темной гостиной, которая освещалась настенными светильниками, стоял и смотрел на Яна Дмитриевича Козлова. Они были у Яна дома. Доктор уже знал ответ, но хотел услышать его напрямую от Козлова.
– Да, сделал все, как ты сказал.
– Хорошо.
Козлов прошел к дивану и уселся на него. А Ян тем временем направился к сейфу, который располагался в неприметном месте за барным шкафом. Открыл его, ввел пароль, который менял каждую неделю, и вытащил оттуда небольшую белую пластмассовую баночку. В ней хранились психотропные таблетки, которые принимал Козлов из месяца в месяц. Они были ему очень нужны. Но в нашем мире ничто не дается просто так. Козлов это знал и уважал добрый жест Яна.
Ян медленно направился к Козлову и остановился напротив него, внимательно оглядывая с ног до головы. Они встретились взглядами. Ян видел, что Козлов определенно жаждет заполучить баночку, которая спасала его изо дня в день. Эти таблетки были ему жизненно необходимы, и Ян умело пользовался этой проблемой Козлова. В первую очередь во благо себе.
Козлов уже был готов протянуть руку к Яну, чтобы взять баночку, но тот с укоризненной строгостью сказал:
– Ты хорошо поработал. Но это еще не конец…
– Знаю, – коротко ответил Дмитрий и сглотнул тягучую слюну.
Конечно, ему не особо и хотелось вечно быть на побегушках у Яна, выполнять его грязную работенку, которую тот с легкостью ему поручал. Но Ян был для него единственным спасением. И они оба это понимали.
– Я должен быть уверен, что ты не подведешь меня. Ни сейчас, ни в будущем.
Козлов усмехнулся. Действие препарата медленно подходило к концу. Пропуск приема таблетки мог сыграть злую шутку с опером, поэтому оба знали, что если помедлить, то катастрофы не избежать.
– Я тебя никогда не подведу, брат, – словно отрывая от сердца слова, заверил Козлов.
Ян тяжело вздохнул и протянул баночку оперу. Тот быстро открутил крышку и мгновенно проглотил белую пилюлю, не запивая ее водой. Ян видел, как по телу Козлова пробежали мурашки.
В комнате воцарилась тишина. Ян в очередной раз убеждался в том, как легко можно управлять зависимыми людьми, и в своей мощи над слабыми. А Козлов наслаждался очередной дозой, которая помогала его разуму не зарываться в темноте, пожирая его собственное «я» изнутри. В этом и был смысл спасения своего брата.
Когда Козлов почувствовал расслабление в мышцах, а его сознание озарилось ярким светом, он с легкостью в голосе произнес:
– Юмин лезет туда, куда ему не следовало бы лезть.
Ян ухмыльнулся. Он поправил очки и, присев в кресло, закинул ногу на ногу.
– Он всегда был чрезмерно любопытным мальчиком, – с иронией в голосе ответил Ян.
– Меня он раздражает, – сказал Козлов и положил руки на подлокотники.
Ян был солидарен с Дмитрием.
– Ты же почистил записи с камер видеонаблюдения?
– Безусловно!
– Хорошо.
– Он еще расследует убийство последней девочки – ну той, которую мы грохнули.
Ян даже бровью не повел, потому что знал, что идеально спланировал ее убийство.
– Он все равно ничего не накопает.
– Да, но патологоанатом выявил запрещенное вещество, которое давно уже не используется в России.
– Я знаю, – с легкостью ответил Ян.
Козлов напрягся.
– И? Тебя не беспокоит, что Юмин может докопаться до сути?
– Не докопается, – ответил Ян и зевнул. – В записях продаж и импорта этого препарата стоит давняя дата. Юмин просто зайдет в тупик, если пойдет по этой дорожке.
– Разве не нужна лицензия на его использование?
– Нет.
Яну нравилось, когда спрашивали о его заслугах.
– Я сделал этот препарат сам, в своей лаборатории.
– Но… как?
Ян усмехнулся.
– Тебе не обязательно знать как. Главное – результат.
Козлов усмехнулся.
– Мне, наверное, пора.
Ян ничего не ответил.
Их разговоры редко были душевными. Последний раз, когда Ян говорил с Козловым по душам, был больше года назад. Теперь, когда они оба были замешаны в расследовании и Козлов всячески старался доставлять свежую информацию Яну, их общение ограничивалось сухими фактами и выводами. Они оба знали, что наступит день, когда им придется излить друг другу душу. Но пока еще рано расслабляться.