Июль
День рождения Эрни – главный праздник для нас летом в Степном. Есть еще день микрорайона в августе, но это скорее просто движуха, а именно праздничное настроение мы все ощущаем второго июля. В этом году это было воскресенье.
Утром я, как обычно, купил молока и две банки сметаны у колхозников, отнес одну Лене и взял еще кассету. Я пока не посмотрел «Шестое чувство», а в середине следующей недели должен был поехать на дачу с Платоном, дедом Сашей и бабой Томой, но пообещал вернуть обе через пару дней. Вторым фильмом оказался «Годзилла». Лена посоветовала его, когда я сказал, что люблю «Парк Юрского периода».
Эрни пригласил нас к себе к четырем часам дня, но уже в два мы встретились в подъезде и считали деньги, собранные вскладчину на подарок. Получалось чуть меньше двухсот рублей. Мы должны были поехать на рынок в центр и купить что-нибудь там. Разгорелись споры о том, что подарить: Макс предлагал купить новый футбольный мяч, Паша – часы с калькулятором, Лизка настаивала на нескольких классных музыкальных альбомах. Мне хотелось подарить Эрни что-то запоминающееся, не выходящее из строя со временем: например какую-нибудь классную книгу, но я понятия не имел, что именно он любит читать, потому что сам читал немного, а о книгах мы говорили очень редко. За это лето я помню только один раз, когда Лизка рассказывала, что ее брат привез из Царицына книгу о каком-то мальчике-волшебнике и прочитал запоем за два дня, хотя самому уже 19 лет, и вообще он не любит сказки. В общем, спор продолжался почти час, а когда мы опомнились, то времени на поездку в центр совсем не осталось. Решили подарить деньгами, что время от времени случалось – я точно помню, что два года назад мы тоже дарили деньги, а в прошлом году – спортивную форму «Ювентуса».
Ровно в четыре мы всей толпой собрались у квартиры Эрни и позвонили в дверь. Кроме нашей компании, там было еще несколько ребят со двора, всего десять человек. Чуть позже пришел еще один парнишка – Димка, он был нарядно одет и с подарком в руке, но как только Эрни открыл ему дверь (каждого входящего мы встречали все вместе, стоя за спиной именинника), гость очень неуверенно спросил:
– Эрни, привет, с днюхой! Скажи, ты ведь меня приглашал, я просто не помню?
– Нет, – сказал хозяин квартиры и закрыл дверь.
Мы все аж потеряли голос от такого развития событий и несколько секунд стояли в тишине, но Эрни вдруг рассмеялся и снова открыл дверь. Димка никуда не ушел, как будто ждал именно этого.
– Приглашал, конечно, ты чего, Диман?
Гость прошел внутрь, облегченно выдохнув и улыбаясь, а Паша довольно серьезно сказал имениннику, что у того порой какие-то злые шутки. Впрочем, никто (включая самого Димку) не придал эпизоду значения, и мы продолжили трапезу за огромным столом с угощениями. Стол, кстати, у Эрни такой же, как у нас дома – раскладной, в обычное время стоящий где-нибудь у стенки в сложенном виде длинной тумбой, а по праздникам становящийся центром торжества. Сладости были приготовлены на десерт, а сперва мы поели обычную еду: картошку-пюре с куриными ножками, огурцы-помидоры-болгарские перцы, пирожки, салаты. Из всех моих друзей только у Эрни был не полностью сладкий стол на день рождения. Чуть позже блюда поменялись: принесли вазы с конфетами, фруктами, пирожными и те самые три бутылки газировки: колу, фанту и спрайт.
На телевизоре фоном была запущена кассета с клипами, которую я записывал дома перед поездкой в Степной. Я так делаю уже второй год подряд: в Степном нет MTV, а Муз-ТВ появилось только этим летом, поэтому где-то за две недели до отъезда я начинаю записывать клипы. В этом году туда попали Эминем, Децл, «Продиджи», «Скутер», «Лимп Бизкит», «Бомфанк Эмсис» и другие. Некоторые ребята подолгу залипали в телик на понравившееся видео.
В качестве главного сладкого блюда (перед тортом) папа Эрни принес огромный арбуз, звонкий снаружи (по корочке постучали почти все), ярко-красный и очень сладкий внутри. Я не сильно люблю арбуз из-за косточек, которые нужно сплевывать, но именно в этом их было не очень много. Также на стол поставили небольшую дыню, и некоторые ребята (включая меня) переключились на нее. Торт мама Эрни испекла сама. Большой, слоеный, с кремовыми розочками наверху и с тринадцатью разноцветными полосатыми свечками по кругу. Чтобы задуть их все разом, имениннику понадобилось набрать полную грудь воздуха.
После застолья мы всей оравой по традиции идем гулять к «Универсаму». Там много киосков, где именинник угощает всех всякой всячиной. Мы покупаем жвачку, шоколадные батончики, сухарики, чипсы – в общем, всякую дрянь, как сказала бы мама. В этом году все было так же до того момента, как мы направились обратно через тот самый двор, в котором пару дней назад нас лишили бутылки фанты. На этот раз мы, видимо, были слишком увлечены болтовней и не заметили опасность. В той же беседке сидели те же самые четыре огра плюс еще несколько парней еще старше. У всех них был такой вид, словно они весь вечер ждали возможности к кому-нибудь придраться и наконец дождались. Завидев нашу компанию, уже знакомый нам с Эрни огр с мутным глазом присвистнул и крикнул:
– Э, молодые, сюда-ка.
Макс шепотом предложил пойти дальше, а я оказался единственным, кто готов был его послушать. Все остальные нехотя побрели к беседке. Лизка вполголоса сказала мне, что лучше так не делать, иначе потом не избежать больших проблем. Едва мы подошли к ограм, мутноглазый встал с лавки (он и еще несколько присутствовавших сидели на ней не как обычно, а на корточках) и подошел к Эрни, хлопнув его по плечу:
– Ну че, тринадцать стукнуло, говоришь?
– Угу.
– Пришить тебя, что ли? Тут как раз пара старших с нами. Че, пацаны, пришьем салагу?
Сидевшие в беседке, казалось, разродились одной злой ухмылкой на всех. Внезапно высказался Макс:
– Пацаны, мы спокойно идем домой, какие проблемы?
Огр с мутным глазом резко повернулся к нему:
– Ты че, чепуха, в разговор лезешь? Тебя вроде не спрашивали.
Тут подал голос, видимо, один из «старших» (на глаз ему и правда было больше, чем остальным: за двадцать, а то и ближе к тридцати):
– Циклоп, это Славы Хитрого карапет, ты его не трогай. Ты же Гуреев? – обратился он к Максу. Тот кивнул. Циклоп (до чего же банальное погоняло, подумал я) лихо сплюнул в сторону.
– Ну вот, – продолжил «старший», – у меня братан с твоим батей корефаны с детства. Передачки ему носит, кстати. Да и вообще, Хитрому только уважение. А ты че, не с пацанами? Не при делах?
– Нет, – Макс покачал головой, – мне отец с малых лет говорил с этой темой не связываться.
– Ну отца, канеш, надо слушать, – ответил «старший» и, похоже, на этом закончил речь.
Слово снова взял мутноглазый:
– Да тут вообще компашка неприкасаемых собралась, я смотрю, – он оглядел всех нас слева направо, – турист, телка, отпрыск Хитрого, этих мелких вообще не знаю, а ты, кажись, одного из главных ментов сынок, да? – спросил он, обращаясь к Паше.
– Начальника уголовного розыска города Степной, – без запинки и даже с гордостью отчеканил наш геймер и поправил очки.
Со скамейки раздались смешки и чей-то голос (кто именно высказался, я не понял):
– По ходу придется тебе за всех отвечать, именинщик.
Циклоп встал напротив Эрни, взял его за шею и исподлобья посмотрел глаза в глаза:
– Че, говорю, пришиваться будешь?
Эрни молчал, и все вокруг молчали. Как мне уже объясняли друзья, в случае «пришития» группировщики очень часто жестко избивали пришивающихся, это было что-то вроде проверки. Но так обычно бывало в случаях, когда пришиваться приходили по своей воле, сейчас же ситуация была обратной, и что будет, если отказаться, не знал никто из нас.
– Парни, – сказал вдруг Макс, – ну ладно вам, день рождения у пацана.
– Слышь, Хитрый-младший, – ответил из глубины беседки, видимо, еще один «старший», – ты не борзей. Знаешь поговорку? Отвергаешь – предлагай.
– У нас есть несколько жвачек «Турбо», – внезапно затараторил Паша, – батончики «Виспа» и «Сникерс», пачка «Скитлс» и банка «Принглс». Берите хоть всё.
Беседка разразилась громким хохотом, а потом Циклоп небрежно отмахнулся от Эрни, подтолкнув его в шею прямо к нам:
– Шуруйте по домам, скитлсы. Больше мне не попадайтесь.
Мы миновали злополучный двор и быстрым шагом дошли до собственного. Еще какое-то время посидели в нашей беседке, поедая благополучно донесенные припасы, а потом самые младшие из нас стали постепенно расходиться. Когда на улице совсем стемнело, на лавочке остались только Эрни, я, Лизка, Макс и Паша.
– Спасибо, что выручили, – сказал Эрни.
– Не за что, – пожал плечами Паша, – у нас все равно кроме сладостей ничего не было, а если б они отделать нас решили, то ничего б не помогло.
– Да не решили бы, – Лизка покачала головой. – С нами же несколько десятилеток было. Ты как себе это представляешь? Взрослый лоб бьет мелкого ребенка?
– Кто знает, что у этих чертей на уме, – бросил Макс и повернулся ко мне. – Тебя, кстати, вполне могли прессануть, это он так рисуется, что «туристов» не трогают. Еще как трогают.
– Тогда да, повезло, – сказал я.
– Блин, слушайте, – воскликнул вдруг Эрни, посмотрев на часы, – сегодня же финал Евро!
– Точняк! – подтвердил Макс. – В десять начало.
– Финал чего? – переспросила Лизка, нахмурившись.
– Чемпионат Европы по футболу, – ответил ей Паша, – Франция – Италия.
– А, – наша подруга махнула рукой и встала со скамейки. – Я в футбол только играть люблю. Пойду, наверно. Всем пока! Эрни, с днем рождения! Все было круто!
– И тебе спасибо, что пришла! Пока! – ответил именинник и тут же предложил нам посмотреть финал у него дома.
Мы договорились встретиться через полчаса у Эрни, а пока разошлись по домам – предупредить родных, что будем смотреть футбол. Я не то чтобы большой фанат футбольных эфиров, но дома смотрю, если папа смотрит. Иногда он прямо очень сильно из-за этого расстраивается: вот прошлой осенью был матч нашей сборной с Украиной, который закончился вничью 1:1, не позволив нам выйти на чемпионат Европы, да еще и гол пропустили дурацкий в самой концовке. Папа тогда даже на следующий день был из-за этого в плохом настроении. Но бывали и обратные случаи, когда мы с папой прыгали чуть не до потолка: прошлым летом наша команда обыграла Францию 3:2, хотя до матча казалось, что это невозможно, ведь французы – чемпионы мира.
Мы собрались у Эрни дома вчетвером: сам именинник, я, Макс и Паша. Правда, последний пошел домой после первого тайма: голов не было, а спать после такого насыщенного дня хотелось сильно. Я тоже начинал зевать, но решил досмотреть футбол до конца за компанию. И не пожалел, потому что потом случилось настоящее чудо, по-другому объяснить это я не могу. Эрни был в футболке Зидана и болел за Францию, Макс – в форме Дель Пьеро и поддерживал Италию, короче, по разные стороны баррикад. Я оставался нейтральным и ждал в первую очередь интересных событий.
В начале второго тайма Италия повела 1:0 и так и вела до самого конца игры. Эрни сидел с кислой миной до последней минуты матча, когда французы наконец сравняли и перевели игру в дополнительное время. Макс, конечно, слегка огорчился, но в целом был уверен в победе своих и потому подкалывал именинника:
– Ну ладно, это, считай, подарок на день рождения. Чтоб уж слишком не расстраивался. Сейчас все равно Дель Пьеро твоим вколотит золотой гол.
Золотой гол – это гол в дополнительное время, который сразу останавливает игру, определяя победителя, и Макс верил в то, что это сделают итальянцы. Эрни после забитого мяча резко взбодрился и теперь сидел как на иголках, в возбужденном радостном состоянии. Он сказал Максу:
– Если уж подарок, то по полной – пусть побеждают! Давайте, ребята, у меня же день рождения!
Мы с Максом заржали, а уже через несколько секунд после слов Эрни Франция забила победный! Тут уже наш именинник прыгал до потолка и все орал:
– Спасибо! Спасибо! Лучший ДР в моей жизни!
Я и Макс были в шоке от таких совпадений (это ведь было просто совпадение?), что даже не знали, что сказать. Макс, кажется, даже не особо расстроился, потому что был рад за Эрни, а тот все повторял:
– Я не сплю?! Это не сон? Это точно не сон?!
– Не спишь, мы тоже это видим, – успокаивал я друга.
Тот прыгал по комнате и даже разбудил всех домашних: к нам заглянула его заспанная мама и спросила, что случилось.
– Мама! Я только что получил подарок на день рождения от французов!
Мама Эрни сонно улыбнулась и ушла к себе. Мы посидели у телевизора еще минут пятнадцать, посмотрели награждение, а потом разошлись по домам. Этот долгий и насыщенный день закончился, а еще через три мы уехали на дачу.
Следующим утром я забежал в видеопрокат, чтобы отдать кассеты. Накануне вечером я с трудом посмотрел «Шестое чувство» – так страшно мне не было с тех пор, как в восемь лет увидел «Кошмар на улице Вязов» (правда, только самый первый из этой серии фильмов, потому что с каждым последующим градус страха снижался). Я даже отправил Платона в другую комнату, а он и сам был не против. Так страшно нам было его смотреть. Зато брату очень понравился «Годзилла», да так, что он пересмотрел его два раза за три дня.
– Ого, – удивилась Лена, – а сколько брату лет?
– Платону девять.
– Ну понятно тогда. А как тебе «Шестое чувство»? Скажи ведь, там классный Брюс Уиллис?
– Немного странно, что он там не крутой чувак, как обычно бывает в фильмах с ним.
– Так это же круто, – воскликнула Лена, – актер должен уметь все.
– Наверно, – я пожал плечами. – А сам фильм – классный. Давно так не боялся. Ну и сюжетный твист там клевый. Аж до мурашек!
Лена чуть улыбнулась, услышав, как я произнес услышанное от нее словосочетание. Затем аккуратно поставила кассеты на прилавок и спросила:
– Возьмешь что-нибудь?
– Нет, – я покачал головой, рассматривая витрину, – мы послезавтра на дачу на неделю или даже больше. Поэтому хотел предупредить, что и сметану в воскресенье тоже не занесу. Надеюсь, ты сможешь пораньше встать?
Лена не ответила. Я оторвался от кассет и увидел, что девушка смотрела поверх моей головы куда-то в сторону входа, где за мгновение до этого хлопнула дверь. Она уже не улыбалась, а только хмурилась. Такие резкие перемены в настроении Лены меня удивили, и я обернулся посмотреть, кто же вошел в магазин.
Около двери стояла девчонка, на вид не старше Лены (может, совсем чуть-чуть). Ничего особо примечательного в ней не было, кроме разве что прически каре – точно такой же, как у Лены. Было очевидно, что моя подруга с ней знакома: какое-то время девушки «играли в гляделки», смотря друг другу в глаза, но ничего не говоря. После короткой паузы посетительница подошла поближе.
– Приветик, работяга! Все клубничку толкаешь? – игриво спросила она, обращаясь к Лене и облокотившись на стекло.
Судя по всему, Лена не особо оценила юмор и вполголоса, без приветствия, ответила:
– Я же тебя просила без повода сюда не приходить. Не хватало мне еще и на работе проблем.
– Да не парься ты, – отмахнулась гостья, – всем пофиг. Да и повод есть.
В этот момент она, кажется, впервые заметила меня, стоявшего поодаль.
– Тебе чего надо, шкет? Вали отсюда, – обратилась она ко мне даже без намека на дружелюбность.
Я не нашел что ответить, а лишь перевел взгляд на Лену, как будто ожидая ее реакции. Та посмотрела на меня, на секунду замешкалась и небрежно бросила:
– Ну, че стоишь? Здесь не музей.
Я немного опешил от ее слов и молча отступил от прилавка. Зашедшая к Лене подруга, видимо, ждала, пока я уйду, и, ни слова не говоря, рассматривала видеокассеты.
– Давай-давай, – еще раз подогнала меня Лена, пока я не спеша отходил от секции видеопроката.
Я ничего не сказал и вышел из магазина.
За все время знакомства с Леной я никогда не спрашивал, чем она занимается в свободное время, а сама она об этом не рассказывала. Все наши разговоры в основном ограничивались фильмами, поэтому у меня сложилось впечатление, что ничто другое ее особо не интересует. Периодически Лена спрашивала у меня, как выглядит мой родной город и как там живется, – я коротко рассказывал, не вполне понимая, зачем ей это.
После встречи с ее знакомой мне стало ясно, что Лена не так проста, как казалось, и явно имеет свои секреты.
Раньше мы ездили на дачу чаще. Помню, как маленькими проводили там чуть ли не полтора-два месяца из трех летних. Или нам просто так казалось? Как говорит папа (да я и сам уже это заметил), чем старше становишься, тем больше ускоряется время. Сейчас мы с дедом и бабушкой выезжали на дачу максимум на неделю-полторы и всего пару раз за лето. Они сами ездят туда каждые три дня: полить огород, покормить кур и уток.
С утра я на полчаса забежал в игровой салон поиграть в Tekken, а когда вернулся, застал бабушку и Платона собирающимися выходить. Дед, видимо, уже сидел в машине – на лавочке во дворе я его не заметил. Баба Тома сказала, что почтальон только что принес пенсию (а ждали только его), и теперь можно ехать. Я помню, как с самого раннего детства день получения дедом и бабушкой пенсии всегда был маленьким праздником для нас с братом. Баба Тома обычно покупает торт «Наполеон» и пирожные-корзинки. В этот раз мы остановились у магазина по пути на дачу и взяли все угощения с собой.
Ехать нам не очень долго, меньше получаса. Машина деда Саши – серебристая «девятка», он водит ее сколько я себя помню, есть даже фото, где маленький я (мне там года три) и молодой дед стоим в обнимку у этой «девятки». Мне больше нравится сидеть не за водительским креслом, а за бабой Томой, наискосок от деда – там можно нормально открыть окно, так как не сломана ручка-крутилка, как за водительским.
Дача в Степном – это чистое лето во всей красе. Набор ощущений, знакомых с начала жизни, которые мне так нравится смаковать. Интересно, чувствует ли Платон то же самое? К примеру, сама поездка туда на машине после годичного перерыва… Это предвкушение встречи с чем-то родным, узнавание поворотов петляющей проселочной дороги, водонапорной башни-бочки, сельского магазина в бывшем железнодорожном вагоне. Всякий раз ощущаю это: память словно будит теплые нежные чувства, стряхивая пыль со знакомых образов.
Вот старый маленький холодильник прямо у входной двери. Я помню, как он дребезжит и тарахтит при работе. Дверца уже прилегает к корпусу не так плотно, и, закрывая ее, нужно посильнее прижать. Сбоку – наклейки, которые мы с Платоном старательно размещали там всю жизнь каждое лето: черепашки ниндзя, турбо, бумер, терминатор‐2. Холодильник обычно пуст, потому что на даче мы сразу съедаем и завтрак, и обед, и ужин – не храним еду. Максимум – сыр, масло и молоко, ну и суп, если бабушка сварит его очень много.
Дом на даче небольшой, кирпичный. Дед сам его построил, как и отдельную кухню из ракушечника на улице. После строительства осталось довольно много неиспользованного кирпича, и дед сложил его у входных ворот. Получилась высокая башня: от земли метра два с половиной, а площадью примерно метр на полтора. Со временем мы с братом выложили из этих же кирпичей уступы и ступени, чтобы было удобнее взбираться, и теперь кирпичная башня была у нас одним из любимых мест для игр. Еще одним таким местом была огромная куча песка прямо у башни. Она тоже осталась после строительства, а сейчас мы с Платоном воздвигали на ней песочные замки. Один раз даже построили целый дворец по типу индийского Тадж-Махала, который простоял там, как говорила баба Тома, аж до поздней осени, когда его размыло дождями.
Уже спустя пару дней на даче меня совсем перестало клонить ко сну, и я даже подумывал снять кулон, но все-таки решил для верности продолжить его носить, снимая лишь на ночь. А ночью там спится, кстати, замечательно – не помню, чтобы где-то еще я так быстро засыпал. Дед говорит, что это все свежий воздух. Мне особенно нравится просыпаться от запаха с кухни, доносящегося через открытое окно. Бабушка готовит яичницу с помидорами и зеленью – я так люблю это ее блюдо, что всегда готов сам съесть целую сковородку! Но Платон ее тоже любит, и поэтому сковородку мы съедаем на двоих.
Один из наших ежегодных ритуалов здесь – сдача пивных бутылок. Дед Саша копит их в сарае целый год, а потом приезжаем мы с братом и начинаем работу. Сначала нужно отмыть бутылки от этикеток – такие правила в местном пункте приема. Можно, конечно, поехать в город и сдать там прямо с бирками, но стоить это будет дешевле, а в местном вагоне-магазине неочищенную тару не принимают вообще. Поэтому час мы отмываем чебурашки (никогда не понимал, почему эти бутылки так называются), а потом сортируем их по цвету стекла, для удобства счета: темные – в одну сторону (они дороже, по рублю), светлые – в другую (по 70 копеек). Затем за несколько заходов относим в магазин (он неподалеку – идти минуты две) и получаем карманные деньги. Обычно их хватает на все наше время пребывания на даче. Тратим медленно на всякие мелочи: идем за хлебом – заодно купим по пломбиру в вафельном стаканчике. Кстати, в этом магазине очень вкусный хлеб. На обратной дороге мы часто обкусываем краешек буханки (особенно у свежего черного с хрустящей корочкой).
Еще одна наша ежегодная дачная традиция – выбивание ковров: большого настенного и маленького половика. Мы развешиваем их на перекладине, установленной именно для этого у дороги, и начинаем молотить. Один – специальной выбивалкой, а другой – какой-нибудь подручной палкой. При каждом ударе, звонко отдающемся на всю округу, из ковра вытряхивается облако пыли, и мы бьем, пока оно не исчезнет совсем или не станет почти незаметным. На жаре это делать невозможно, потому что весь процесс занимает где-то час и под палящим солнцем высасывает все силы, так что потом чуть не валишься с ног. Поэтому выбиваем ковры мы обычно вечером, на зорьке.
В конце огорода у нас на даче находится курятник. Там живут куры и утки. В отдельном огороженном углу – цыплята и утята. Когда я был маленьким, в этом курятнике меня больно клюнул петух в ногу (до сих пор остался шрам), и с тех пор я опасаюсь заходить внутрь, даже сейчас, когда я в пять раз больше любого петуха. В этом году мы с братом пытались надрессировать кур прыгать за добычей, подкидывая в воздух над ними колорадских жуков. У нас есть небольшой участок с картошкой, где мы их иногда собираем: снимаем с листьев личинки и взрослых жуков и кидаем в маленькое ведро. Платону больше нравятся малыши, потому что они такие ярко-оранжевые, пузатые и гладкие. А мне – взрослые, потому что у них красивый полосатый рисунок на спине, как будто вручную сделанный.
В каждый приезд на дачу мы с дедом жжем костер. И в этот раз – тоже, это как обязательный пункт программы. Причем мы даже не делаем на нем шашлык, это просто костер ради костра. Сидим вечером около него вчетвером на длинном бревне, пьем чай. Бабушка обычно уходит раньше всех, иногда с ней в дом отправляется Платон, а мы с дедом, бывает, сидим у костра до темной-темной ночи. Однажды с нами произошла странная история, в которую почти никто не верит. Мне самому тогда было семь, но случившееся я запомнил очень хорошо и, наверное, буду помнить всю жизнь. Мы с дедом и братом (ему тогда было четыре года) жгли костер, а баба Тома уже ушла в дом. Небо было ясным и очень звездным. Вдруг откуда ни возьмись в одной его половине возник светящийся разноцветный объект, вытянутый и чуть изогнутый. Больше всего он был похож на сосиску-гирлянду, а цветные огни не стояли на месте, они перемещались по всему корпусу.
– Смотрите! – крикнул я и показал на небо.
– Ох едрить-колотить… – изумился дед.
Платон молча завороженно смотрел на НЛО. Тот бесшумно и плавно пересекал небо секунд пять, а затем так же внезапно исчез в темноте. Все, кому я рассказывал эту историю, говорили, что мне, наверное, это приснилось (ага, может, еще и сонная болезнь уже тогда была в Степном?), а брат так и вовсе помнит этот случай очень смутно. Только дед всякий раз подтверждает мои слова, но и к его рассказу об этом почти все относятся скептически. Между тем я могу поклясться на чем угодно, что точно видел НЛО в небе над Степным в ту ночь.
У нас с братом с дачей связано очень много историй-воспоминаний. Детей нашего возраста в окрестных домах почти нет, и мы, сколько себя помню, все время играем там вдвоем. Пожалуй, больше всего времени вместе мы проводим именно там. Несколько лет назад по соседству жил один пацан, кажется Слава. Я помню, как у него ограбили дом. Ну, точнее, не само ограбление, а связанную с этим историю. У Славы была огромная коллекция маленьких игрушечных роботов. Мы с Платоном часто играли в них вместе со Славой у него на участке. Этот набор так впечатлил Платона, что он искал похожие фигурки во всех магазинах игрушек, но таких нигде не было. И вот как-то раз, приехав на дачу и встретившись со Славой, мы с братом узнали, что дом нашего друга ограбили. Он сам нам рассказал, как: ключ от входной двери хранился под ковриком на крыльце.
– Воры просто открыли нашу дверь без взлома и вынесли все ценное, что только могли, – качал головой Слава.
– Все-все? – переспросил я.
– Угу.
– И роботов? – ахнул Платон.
– Каких роботов? – Слава покрутил у виска. – Говорю же, ценное! Роботы эти им на фиг не нужны.
Брат потом еще долго спрашивал у меня и не мог понять, почему тогда Слава с родителями так расстроен, ведь самое ценное, что было в их доме, воры не тронули. Ключ от нашего дома, кстати, до того случая тоже хранился неподалеку от крыльца. После этого дед стал носить его с собой.
Еще у нас на даче (прямо за нашим участком) есть огромная водонапорная бочка высотой с трехэтажный дом. По ее боку от земли до самого верха тянется лестница. Каждый год я забираюсь на несколько ступенек выше, чем за год до этого. И каждый год до нынешнего лета я не мог пересилить страх и залезть на самый верх. Причем больше я боялся даже не высоты (хотя и ее тоже), а того, что меня ждет на вершине. Всякий раз приезжая на дачу на протяжении стольких лет, я слышал от бабы Томы предостережение: «Не вздумай залезать на бочку! А то заберешься да упадешь внутрь, а мы тебя оттуда не достанем!» В этом году я наконец решил, что готов покорить вершину бочки и вернуться обратно целым и невредимым. Мы с братом тщательно все спланировали: он стоит на шухере, следя за силуэтом бабы Томы в огороде, а я в это время совершаю восхождение. Первая половина пути прошла незаметно – до середины бочки я лазил еще три года назад, а вот дальше было труднее. С каждой ступенькой нарастало волнение. Я знал, что наверху, скорее всего, вода в паре сантиметров от верхнего края стенки, и надо хвататься за последний уступ – как раз этот самый край – очень осторожно. Финальные несколько ступеней я пересек на одном дыхании, смотря прямо перед собой, затем вытянул руку, чтобы взяться за край бочки… и обнаружил, что никакой открытой воды там нет, а сверху бочка запаяна железной крышей с люком в центре. Ну конечно, подумал я, это ведь логично, как сразу не догадался? Страх неизведанного в виде непокоренной вершины отступил, зато на пару секунд мной овладел страх высоты. Я все так же находился на лестнице, оглядываясь вокруг и осматривая окрестности. Вдруг резко закружилась голова, показалось, что я теряю равновесие и хватка слабеет, но я в этот момент так сильно испугался, что, наверное, только из-за этого и смог что есть силы вцепиться в железный прут-ступеньку, а потом, уперев взгляд в стену бочки, быстро спуститься на землю. Я долго сидел и переводил дух, а потом рассказывал брату, что же там такое наверху. Больше непокоренных и неизведанных мест вблизи участка для нас не осталось.
Одно из наших с Платоном любимых занятий на даче – смотреть на проходящие вдалеке поезда. В Степной не ходят пассажирские, но пару раз в неделю прибывают товарняки. Железную дорогу видно с нашего участка: она проходит почти что прямо по горизонту, параллельно ему. Когда мы с братом были маленькие, баба Тома всякий раз звала нас, когда на горизонте виднелся поезд. Мы прибегали, взбирались на кирпичи и смотрели, как состав быстро пересекает видимый нами участок рельсов. Эта традиция так и жива до сих пор. Особенно мне нравится наблюдать за вечерним поездом. Небо прямо над нами уже темно-синее, а у горизонта еще светлое, с примесью желто-оранжевого от только что зашедшего солнца, и на фоне этого красивого цветного перехода проезжает длинный состав. Мне запомнилось, как когда-то мы сразу после этого шли домой смотреть сериал «Полтергейст». Я боялся в обнимку с бабушкой, а Платон спал, отвернувшись от телевизора.
В этот раз мы тоже застали «закатный» поезд. В воздухе разлился аромат летнего вечера: пахло травой, петуньями, землей, сеном, дорожной пылью… Я и Платон сидели на башне из кирпичей, свесив ноги, а баба Тома, которая всегда наблюдает эту картину вместе с нами, стояла на одном из уступов, приложив ладонь к глазам козырьком. Это у нее неизменная привычка, независимо от того, светит ли солнце или уже нет. Когда поезд проехал, а баба Тома ушла в дом, Платон вдруг спросил:
– А как думаешь, мы всегда будем вот так сидеть тут и смотреть на поезда? Каждое лето?
Мой брат с малых лет любит задавать вопросы, и нередко они оказываются довольно-таки философскими, прямо как сейчас. Видимо, имя накладывает отпечаток. Я пошерудил пальцем по ракушке в известковом кирпиче и ответил:
– Говорят, что все заканчивается, но мне не хочется думать об этом. А тебе тем более рано о таком задумываться. Так что – да, так будет каждое лето.
Платон улыбнулся и положил голову мне на плечо. В этот вечер мы еще долго сидели, не говоря ни слова, и каждый думал о своем, смотря вдаль. А наутро позавтракали, собрались и поехали обратно в город. Две недели пронеслись как пара дней.
Мы были на даче чуть меньше двух недель, но по приезде в город показалось, что прошел целый месяц. Ребята вновь активно обсуждали курганы, сны, древние проклятия и все такое прочее. Я не понимал, почему так происходит, ведь тема вроде бы сошла на нет еще до нашего отъезда, а сам я так и вовсе больше не засыпал с тех пор, как взял кулон у Лизки. Кстати, я не носил его на шее уже несколько дней, но засыпаний по-прежнему не было. Когда я попросил у Паши объяснить причины новой волны интереса к сонной болезни, он сказал:
– Мы завтра идем в поход в степь. Там все и обсудим.
– А что там делать будем?
– Ну, как всегда, наверно.
Каждое лето мы минимум пару раз выбираемся в поход в степь. Идем не очень далеко, да и степь начинается сразу через дорогу от дома – так что наши маленькие фигурки вдали видно даже с балконов, выходящих на степную сторону. В том числе и с нашего, поэтому баба Тома и не возражает против этих походов, хотя сперва была против, чтобы мы шатались по степи. Она говорит, что у степи – своя воля. Не знаю, что это значит.
В поход мы выдвинулись, как обычно, в первой половине дня, когда солнце еще не жарит так сильно, как дальше. Сначала шли по проселочной колее, шагая по сухой потрескавшейся земляной корке, а затем свернули с дороги и побрели прямо по зарослям бледной низкой полыни. С каждым шагом в траве из-под ног выпрыгивали кузнечики. Иногда попадались довольно крупные, а Макс даже поймал огромную зеленую саранчу размером в пол-ладони. Он держал ее за крылья двумя пальцами и хвастался:
– Вот повезло-то, прикиньте! Давно таких больших не видел.
– Брр, – поморщилась Лизка в ответ, – как ты вообще можешь этих монстров в руки брать? Как вспомню то нашествие в позапрошлом году…
– О да! – оживился Паша. – Я тогда целую банку набрал за пару дней! Круто было.
Мы с Платоном тогда приехали под самый конец нашествия саранчи на город, но и я запомнил странные явления, которых никогда больше не видел: огромные кузнечики сидели повсюду. Они были на земле, на асфальте, на лавках, даже в подъезде, в магазинах и в маршрутках. Честно говоря, я не очень люблю этих прыгунов (и даже готов согласиться с Лизкой, называющей их монстрами), но тогда я вместе со всеми ребятами активно их ловил. Фобия (да-да, сейчас для меня это почти что фобия) появилась позже, и теперь я стараюсь избегать всякого контакта с саранчой, хотя и не подаю вида. Это Лизке можно такого не стесняться, она же девчонка.
Примерно через четверть часа мы выбрали место для пикника и стали искать ветки для костра. Эрни взял с собой пакет углей (потому что дров в степи днем с огнем не сыщешь), но их для начала нужно было как-то разогреть. Еще полчаса мы собирали обломки ветвей редких степных кустарников, а потом наконец разожгли пламя. Паша предварительно облил по периметру место костра водой и вообще всякий раз напоминал, что нужно следить за огнем. Это все из-за того, что пару лет назад в таком же походе пламя у нас незаметно перекинулось на высохшую траву и стало быстро расползаться по степи. Затоптали его тогда мы только каким-то чудом. Тогда же мы впервые пекли картошку в костре и по незнанию кидали ее прямо в огонь. В тот раз клубни сильно обгорели и как следует не пропеклись внутри, но нам все равно было вкусно. В этот раз делали все по уму: дождались разгоряченных углей и закопали в них завернутые в фольгу картофелины.
– В общем, – начал Эрни, пока мы ждали «обед», – нужно вернуть кулон назад в курган.
Поскольку никто из друзей ничего не говорил, я понял, что Эрни обращается главным образом ко мне, и что остальные все это уже слышали. Я спросил:
– Ты еще что-то выяснил об этом?
– Говорит, что три дня в библиотеке сидел, – сказала Лизка.
– Ага, – подтвердил Макс, – а еще три дня нас обрабатывал своим Кимериусом.
– Слушай, – усмехнулся Паша, – ты, наверно, уже в любимчиках у тети Клавы, да? Она же там краеведческой секцией заправляет. Помню, все пыталась меня заинтересовать.
– Да-да, смешно, – отмахнулся Эрни и продолжил, обращаясь ко мне, – во‐первых, запомнил его имя. Кимериус – колдун и оракул. Про лишение врагов сна я ведь рассказывал?
– Ага, – кивнул я.
– Ну вот. А на этой неделе я нашел отрывок, где описывается его внешний вид! Точнее, всяческих его прибамбасов – фенечек и погремушек. Ты не поверишь! Вот смотри, я выписал.
Эрни достал из кармана сложенный двойной листок в клетку и передал мне. Почерк у него был на удивление ровным, так что читалось легко. Я произнес вслух:
– Одним из двух постоянных амулетов Кимериуса был подарок дочери скифского царя Атея Арги – золотая фигурка коня. Существует версия, что Атей был против союза Арги и оракула, и кулон оставался для Кимериуса единственным напоминанием об их отношениях с Аргой до самой смерти. Говорили, что именно кулон Арги больше всего помогает Кимериусу и дает силы в его обрядах.
Я закончил читать цитату и в изумлении вернул листок, на всякий случай уточнив, чтобы убедиться, что все понял правильно:
– То есть это тот самый кулон?
Эрни утвердительно кивнул. Макс покачал головой:
– Все равно не верится, ну разве так бывает?
Ему ответил Паша:
– Столько совпадений разом точно не бывает!
– Ага, – согласилась Лизка, – мне тоже сначала не верилось, когда Эрни все это раскапывать начал… но вот это упоминание амулета…
– А-фи-геть, – сказал я на выдохе. Нет, правда, удивился я очень сильно – почти дар речи потерял.
Макс палкой аккуратно достал из углей картофелину, быстрыми касаниями развернул фольгу и стал усиленно дуть на валяющийся на земле раскаленный клубень.
– Это что же получается, – я продолжил разговор через пару минут, – какое-то древнее проклятие?
– Ну, не то чтобы древнее, – ответил Эрни, – и не то чтоб проклятие. Просто мы взяли чужую вещь, и нужно отнести ее обратно. Надеюсь, что это полностью искупит наш проступок и успокоит Кимериуса.
– А если нет? – спросил Паша. – Что, если мы отнесем кулон, а ничего не изменится?
– Знаешь, как наш тренер говорит? – вставил Макс, наконец взяв картошку в руки, но все еще постоянно перехватывая и обдувая ее. – Играем по счету. Меняем тактику по ситуации на поле.
– Вот именно, – кивнула Лизка, – давайте верить, что все получится.
Макс откусил картофелину с краю и поднял большой палец:
– Готово!
Мы все по очереди достали картошку из углей и приступили к еде. Паша взял с собой пару помидоров, а Макс – несколько огурцов, и было очень вкусно есть их вприкуску с картошкой, предварительно посолив из спичечного коробка.
– А дай кулон глянуть, – обратился Эрни ко мне, – а то уж забыл почти, как он выглядит.
– А у меня дома. Сны прошли за пару дней, я и не носил больше.
– Ну ладно. Тогда тем более – чего его хранить-то просто так? Сегодня идем возвращать.
– Сегодня? – удивился я. – Когда, ночью, что ли?
– Ну не прям ночью, но, думаю, часов в десять. Мы вчера на разведку ходили с Максом. Там у нашего кургана только одна машина с охранником осталась, остальные уже уехали все. И если сейчас там по-прежнему она одна…
– Кстати, пойду проверю, – вставил Макс. – Мне все равно тут из нас легче всех убежать будет, если засекут.
Он разобрался со своей порцией еды, отряхнул руки и пошел вглубь степи. Где-то вдали виднелись маленькие бугорки, бывшие, очевидно, курганами и машинами, но сейчас расплывающиеся из-за марева.
– И если сейчас там все также одна машина, – продолжил Эрни, – то выдвигаемся прямо сегодня. План уже есть.
– Ага, – улыбнулась Лизка, повернувшись ко мне, – и у тебя там одна из главных ролей.
– Это какая?
Паша смачно откусил помидор, так, что тот брызнул соком прямо на футболку Лизке. Я, Эрни и сам Паша прыснули со смеху, а наша подруга развела руками, осматривая красное пятно на груди, после чего с укоризной впилась взглядом в Пашу. Тот потупил глаза и с улыбкой сказал, смотря в землю:
– Макс бы сказал: «Раздевайся, замоем».
– Спасибо, что сделал это за него, – ехидно заметила Лизка и добавила: – Сама справлюсь дома.
– Так что за роль? – я вернулся к теме сегодняшней операции.
– В общем, план такой, – сказал Эрни и во всех подробностях изложил порядок действий.
Собираемся за домом в десять вечера. Пригнувшись, все вместе бежим по степи, не теряя друг друга из виду. Сделать это не так просто, потому что ночью светить будет разве что луна, и видимость в темном поле будет не очень. Таким образом подбираемся предельно близко к разрытому кургану: метров за тридцать до него есть бугорок, там останавливаемся, места за ним должно хватить для всех. Также следим за тем, чтобы не попасть под свет прожекторов на втором объекте, хоть он и находится дальше, чем наш курган. На соседних раскопках почему-то до сих пор больше ограждений, освещения и техники. Дальше разделяемся. Макс, Паша и Лизка обходят бугор с одной стороны и, не скрываясь, идут прямо к охраннику. Там Паша, как самый болтливый, начинает косить под дурачка и спрашивать у сидящего в машине мужика о том, что такого интересного нашли археологи на раскопках. Тот, понятно, отвечает неохотно, но наша цель – не добыть из него информацию, а просто отвлечь. В это время я и Эрни обегаем земляной пригорок-укрытие с другой стороны и, скрываясь за каждым кустом или любым другим предметом (оградами, ящиками), тихо-тихо короткими перебежками устремляемся к гробнице. Как в «Контр Страйке» каком-нибудь. Когда наконец добегаем до разрытого кургана, я остаюсь на шухере снаружи, а Эрни (поскольку уже был там) лезет внутрь, подсвечивая путь фонариком. В гробнице он оставляет кулон где-нибудь на саркофаге или около него, и мы максимально быстро ретируемся. Отбежав назад за безопасный бугор, кидаем в сторону несколько камней, чтобы поднять шум. Это сигнал для Макса, Паши и Лизки – после этого и они могут возвращаться. Главное, чтобы болтливости Паши хватило на десять минут разговора с охранником ни о чем. Собравшись все вместе, бежим по степи обратно, пригнувшись, добираемся до дома, расходимся (ну, либо сидим в беседке и обсуждаем успех операции).
– План вроде четкий, – сказал я, выслушав Эрни.
– Только главная роль тут – у меня, – немного обиженно заявил Паша. – Что сложнее: поддерживать интересный разговор или пролезть в яму?
– Кому-то и в яму непросто, – пожала плечами Лизка, – как там говорится, «каждому по способностям»?
– От каждого по способностям, – поправил Эрни. – Да и че ты, Пахан, жалуешься? Болтать для тебя никогда особой сложностью не было.
– Так я не жалуюсь. А главная роль – потому что только меня, скорее всего, охранник в лицо запомнит. Если что-то пойдет не так.
– Да ладно, – сказал я, уже поверивший в идеальность намеченного плана, – зачем ему тебя запоминать? Мы ж не стащить че-то хотим. Ровно наоборот. Никто ничего не заметит.
Вскоре вернулся Макс и подтвердил, что из охраны на нашем объекте осталась все та же одна машина.
– Значит, решено, – заключил Эрни. – Идем сегодня.
Закончив с едой, мы пошли домой, но не тем же путем, а более длинным. Ребята показали мне дорогу до кургана и сам курган. Правда, издали, чтобы не «примелькаться» на глазах у охранника. Там действительно стояла только одна черная «Нива» и не было заметно никаких работ. Чего не скажешь о втором кургане, который был еще на сто метров дальше. Около него находились три легковушки, экскаватор и еще какой-то фургон, вокруг бродили люди. Мы сначала хотели подползти и посмотреть, что же там происходит, но в конце концов решили не испытывать удачу, а приберечь ее для вечерней вылазки. Вдали виднелась наша желтая девятиэтажка, отсюда напоминавшая поставленный на торец спичечный коробок. Солнце палило нещадно, и я впервые пожалел, что не надел кепку: голова нагревалась так быстро, что чуть ли не половину нашей общей воды я использовал, чтобы охладиться, поливая макушку. Обратная дорога заняла примерно полчаса, и домой я дошел уже порядком вареным. Мы договорились встретиться с друзьями в десять вечера около подъезда и разошлись по домам.
Дома я почувствовал себя плохо почти сразу. Кружилась голова и ощущалась какая-то липкая слабость. Липкая, потому что прилипла и не отпускала ни после прохладного душа, ни после крепкого чая. Закончилось все тем, что я прилег на кровать и почти мгновенно отключился. Дальнейшие события помню отрывочно: бабушка кладет мокрое вафельное полотенце мне на лоб, где-то рядом бегает Платон и спрашивает у нее, что такое солнечный удар, дальше – снова отключка, затем женщина‐врач сидит на стуле у кровати, мерит мне температуру, холодный наконечник градусника под мышкой чуть бодрит, отвечаю на вопросы, рассказываю, что ходили в поход, пекли картошку, гуляли по степи.
– На улице 35 в тени, – удивляется врач. – Нашли время.
Я несколько раз просыпался и снова засыпал, до конца не понимая, что из происходящего мне снится, а что – нет, а потом заснул на всю ночь и окончательно пришел в себя уже утром. Первым делом я набрал по телефону Эрни.
– Нет, вчера не ходили, – сказал он, – кулон-то у тебя!
Только теперь я вспомнил, что древний артефакт ведь действительно был у меня, а значит, ребята никак не могли пойти его возвращать. Я объяснил Эрни, что меня сразил солнечный удар и что весь вчерашний остаток дня я провалялся в каком-то бреду. Друг сказал мне, что они уже в курсе – спросили у Платона.
– Давай только сегодня чтоб все было чики-пуки, – предупредил меня Эрни, – Пахан у родаков узнал, что там охрану хотят то ли менять, то ли усиливать. Медлить нельзя, потом, может, вообще никак не получится!
Я сказал, что все в силе и что сегодня в десять вечера точно смогу быть на улице. Бабушка, конечно, грозила пальцем – мол, доктор наказала два дня лежать, но я был уверен, что к вечеру мне уж точно удастся выйти из дома, а пока и правда можно отдохнуть. Почти весь день я провалялся в постели, засыпая и просыпаясь, изредка смотря телевизор и принимая пищу. Самочувствие было нормальным уже к обеду, но я решил подкопить силы и пойти на ответственную ночную миссию с друзьями выспавшимся и бодрым, без намека на сон. «Сегодня все точно получится, – думал я, – другого шанса не будет».
Я проснулся на закате, часы показывали начало девятого. Дома была только баба Тома. Платон и дед где-то гуляли. Стоило мне лишь заикнуться о том, что вроде бы я снова чувствую себя нормально и через часик выйду ненадолго «посидеть на улице», как баба Тома, читавшая книгу, категорично замотала головой:
– Сегодня – постельный режим. Доктор так сказала – два дня. Завтра можешь выйти, только больше никаких походов в степь в самое пекло!
– Да я ненадолго…
– Сегодня – дома, – отрезала баба Тома и вернулась к чтению.
Тут я, честно говоря, немного запаниковал, потому что в мыслях уже давно привык к грядущему приключению, обдумывал и представлял его весь день, и заточение в стенах квартиры никак не входило в мои планы. Однако, чуть поразмыслив, я снова успокоился: где лежат ключи – знаю, выйду сам. Осталось лишь достать кулон из шкафа-серванта в большой комнате. Пустяк, если б не баба Тома, севшая смотреть телевизор. Бабушка всегда смотрит вечерние сериалы особым образом: вместо того чтобы занять кресло или диван, она приносит с кухни стул и ставит его примерно в центре комнаты, ровно напротив экрана. Сейчас все было именно так. Мне предстояло незаметно проскользнуть в комнату, тихо-тихо, по стенке прокрасться к стеклянной дверце серванта, там достать из фарфоровой сервизной чашки кулон и так же незаметно выскользнуть из комнаты. «Прям-таки тренировка перед вечерней вылазкой», – подумалось мне. Все прошло практически без запинок – телевизор баба Тома всегда смотрит громко, так что мое присутствие в комнате, которое бабушка могла заметить разве что боковым зрением, осталось без ее внимания. Лишь раз я немного напрягся: когда закрывал дверцу шкафа и раздался щелчок касания магнитов-фиксаторов. Как раз в этот момент действие на экране замедлилось, никто ничего не говорил и была почти что полная тишина. Сразу после щелчка баба Тома чуть повернула голову, прислушиваясь. Я замер и не дышал. К счастью, сериал снова полностью захватил внимание бабушки, и я, представляя себя бесшумным мастером-ниндзя, в пару шагов упорхнул в коридор. Выйти незаметно из квартиры было делом техники и давно натренированным действием. В Степном мы с Платоном часто возвращаемся с прогулки, когда бабушка и дед уже ложатся спать, и потому давно умеем тихо открывать-закрывать входную дверь. Кстати, так поздно приходим домой мы только там. Дома родители отпускают гулять максимум до десяти вечера, а в Степном баба Тома и дед Саша вообще никогда не ставили нам временных рамок, так что, бывает, мы возвращаемся ближе к одиннадцати, а то и к двенадцати часам, допоздна играя с друзьями в прятки или сидя в беседке во дворе.
Осторожно провернув ключ в замочной скважине, я аккуратно проверил, что дверь закрыта, а едва убедившись в этом, подпрыгнул, от радости вскинув руки в победном жесте: первая часть задачи (выбраться из дома и вынести кулон) была выполнена! Я спускался по лестнице вприпрыжку, окрыленный свободой после внезапного (хоть и недолгого) заточения.
Проскочив четвертый этаж, я в два прыжка оказался на третьем и вдруг услышал звук открывающегося лифта. Мне очень не хотелось, чтобы кто-то увидел меня в подъезде в такое время, но быстро проскочить мимо, оставаясь незамеченным, не было никакой возможности. Я резко остановился и прижался к стене. Спустя какое-то время я услышал, как кто-то возится с ключами на лестничной клетке. Почувствовав себя в относительной безопасности, я решил осторожно посмотреть за угол и увидел Лену, стоявшую напротив своей входной двери.
Она была одета в спортивный костюм с полосками по бокам и со спины вполне могла сойти за какого-нибудь огра, если бы не прическа каре. Взявшись за ручку двери, Лена на мгновение замерла, а в следующую секунду резко повернулась в мою сторону, из-за чего я инстинктивно спрятал торчащую из-за угла голову.
– Кто тут?
Было понятно, что прятаться больше нет смысла, и я вышел на площадку. Лена успела отойти от входной двери и стояла чуть поодаль, держа свободную руку в складке ветровки. Увидев меня, она, как мне показалось, удивилась, вытащила пустую руку из кармана, подошла поближе и спросила:
– Ты чего здесь делаешь? Следишь, что ли?
Вразумительного объяснения своим действиям у меня не было, так что я, пытаясь придать голосу максимально небрежную интонацию, ответил:
– Да вот погулять с друзьями иду. Привет.
Очевидно, что такой ответ звучал максимально неправдоподобно.
– А чего прячешься?
– Я не прячусь.
Лена на секунду нахмурилась, но потом все-таки улыбнулась:
– Не поздновато вам гулять? По ночам только всякие мутные типы шастают.
– А ты тогда чего вышла? – парировал я.
Лена неожиданно смутилась и отвела взгляд, оставив меня без ответа.
– Слушай, в тот раз в прокате глупо получилось, – вдруг сказала она, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос, – я просила Вику не приходить, когда я работаю, но в последнее время она меня не слушает, подруга, блин. Ты не обижайся, я давно ее знаю, и лучше тебе с ней не пересекаться.
Я вспомнил, что это сейчас наша первая встреча, после того как они с подругой выгнали меня из магазина. Тогда поведение этой Вики и реакция Лены были настолько резкими, что обидеться я даже и не успел.
– Это ваши дела, я не лезу, – коротко ответил я, оглядываясь на лестницу. Разговор затягивался, а мне не хотелось заставлять друзей ждать.
Лена как будто бы хотела еще что-то сказать, но в последний момент передумала. Бросив взгляд в окно, она тихо произнесла:
– Осторожнее там, сегодня на улицу вообще лучше не соваться.
После этой загадочной реплики моя подруга открыла дверь и скрылась в квартире. Выйдя из подъезда, я сразу увидел ждущих меня неподалеку друзей. Все они, как и Лена, были в спортивных костюмах и со стороны напоминали компанию плохих ребят с района.
– Да вас от огров не отличить, – воскликнул я, подойдя ближе к друзьям.
Макс усмехнулся:
– Маскировка не повредит. Ты где ходишь? Давайте к делу, а то там какое-то движение было днем.
Пока мы обходили дом, я коротко рассказал о своей встрече с Леной, опустив часть с ее извинениями.
– Где это вы успели сдружиться? – удивленно спросила Лизка.
– В прокате, на теме фильмов, – ответил я, не понимая, что в этом такого примечательного.
– Ты с ней аккуратнее, – сказал Паша, – она из бабской конторы.
– Из какой конторы?
– Из группировки, состоящей из девчонок. В городе таких всего две штуки, а одна из них у нас в микрорайоне – янки, – отозвался Эрни, а увидев, как я удивленно вскинул брови, добавил: – Это их главную так зовут, американцы тут ни при чем, хотя черт их знает.
За время нашего с Леной знакомства я и подумать не мог, что она является участницей молодежной группировки. В нашем общении она ни разу не дала повода так о ней думать, а ее познания в области фильмов никак не сочетались с тем образом мелких преступников, который сложился у меня после встреч с ограми. Теперь же выяснилось, что моя подруга состоит в подобной банде.
– И что, они тоже бабки отжимают и все такое?
– Периодически случается, – вставил Паша, – хотя изначально они скорее сбились в стаю, чтоб к ним не приставал никто. Вот типа Макса.
– А-а, – догадался я и обратился к нашему футболисту: – Это поэтому ты с ней заговорить боишься?
– Ничего я не боюсь.
Мы остановились на тротуаре перед дорогой, отделявшей степь от микрорайона. Ночью, темная, бесконечная и сливающаяся где-то вдали с небом, она выглядела величественной и опасной. Днем трепетать перед этим величием мешал адский зной. Мы расположились кругом, а Эрни давал последние наставления:
– Ребят, теперь минута тишины. Пусть каждый закроет глаза и мысленно проговорит свою роль и порядок действий.
Я закрыл глаза. Итак, сейчас мы все вместе перебежим дорогу и скроемся в ночной степи. Далеко впереди видны огни на курганах. Мы двинемся прямо на них, по траве, бегом и пригнувшись. Утром мы дошли туда пешком минут за двадцать, значит, сейчас понадобится не больше пяти – семи. Как только достигнем перевалочного пункта – защитного бугра – разделимся. Макс, Паша и Лизка пойдут отвлекать охранника, а мы с Эрни обежим бугор с другой стороны и максимально скрытно направимся к кургану. От кочки к кочке, от столба к столбу, прячась за любыми крупными предметами, мы осторожно, но быстро достигнем цели. Я останусь на шухере, чтобы в случае чего предупредить Эрни. Он полезет внутрь и оставит кулон там. Кстати, наверное, лучше передать ему кулон заранее, чтобы не копаться с этим на месте. Амулет до сих пор у меня, сейчас я сниму его с шеи и отдам, как только мы закончим с этой гипноустановкой.
Не открывая глаз, я снял кулон и вытянул руку с ним вперед. В этот момент услышал прерывистый полусмешок и подумал, что кто-то из ребят уже явно завершил «настройку» на наш рейд, но, приоткрыв левый глаз, увидел совсем другую картину.
Прямо за нами, окружив по кругу, стояла толпа человек в десять. Лица у пацанов (на вид постарше нас на пару лет) были злые и какие-то крысиные: ехидные и злорадные. То, что окружившие принадлежат к группировке, читалось на раз. Я полностью открыл глаза и осмотрелся. Все мои друзья были полностью сосредоточены и стояли, крепко зажмурившись. Некоторые из обступивших нас увидели, что я смотрю вокруг, и стали молча подмигивать и ухмыляться. Наконец я решился оповестить друзей о новых обстоятельствах нашей вечерней встречи:
– Ребят, тут…
– Сюрприз, – хрипло продолжил один из пацанов, стоящий за спиной у Лизки.
Она резко обернулась, а потом так же резко отпрыгнула от обнаружившегося рядом незнакомого пацана. Поднялся гомон и улюлюканье десятка человек, мы словно резко оказались на чужой территории – там, где лучше не появляться. Только все было наоборот – мы были у себя дома, и нас с какого-то фига окружили эти гоблины. То, что это не огры, стало ясно сразу: они не знали никого из нас, даже Макса. От нашей компании разговаривал с пацанами как раз он, потому что на лицах остальных (наверняка и моем тоже) был заметен сильный нервяк.
– А че сами, – от группировщиков больше других говорил хриплый, – чушпаны или пацаны?
– Не при делах, – спокойно отвечал Макс.
Диалог изобиловал подобными околоблатными кодами, я даже не всегда понимал, о чем именно речь. В ходе разговора хриплый спрашивал каждого из нас, кто такие, откуда, не пришиты ли к ограм. Из его реплик я понял, что наши гости – из группировки с соседнего микрорайона, а здесь у них – что-то вроде рейда с целью отмудохать кого-нибудь из огров или обуть кого-то из чушпанов.
– А че за цацка у тебя там, – обратился хриплый ко мне, кивая на руку с кулоном.
Я давно опустил руку и надеялся, что все уже забыли, как несколько минут назад я с закрытыми глазами снял с шеи скифский амулет и зачем-то вытянул его вперед. Похоже, не забыли.
– Так, побрякушка, – я попытался замять разговор, потому что расставаться с самым ценным для нас предметом, из-за которого и началось это вечернее приключение, совсем не хотелось.
– Дай посмотрю.
Я оглядел друзей. Эрни, Паша и Лизка выжидающе смотрели на меня, но не подавали никаких знаков. Только Макс едва заметно мотал головой.
– Не могу, – тихо сказал я. – Ценная для меня вещь.
Хриплый смачно плюнул на землю рядом с собой и, зло улыбаясь, сказал:
– А че тогда гонишь, что побрякушка? За базаром следить надо.
После этого на некоторое время установилась тишина, а затем хриплый снова обратился ко мне:
– Короче, так. Ты, говоришь, не отсюда? Гостей мы не трогаем, но научить тебя нужно. В общем, выбор такой: отдаешь побрякушку – идешь с друзьями дальше. Не отдаешь – никто у тебя силой ее отбирать не будет, ты же гость. А вот друзей твоих мы отпиздим. Они же местные, а, пацаны?
– Не отдавай ниче, – сказал Макс. Остальные молчали, решение нужно было принять мне.
– О, – ухмыльнулся хриплый, глядя на Макса, – первый кандидат.
Несколько секунд я стоял в раздумьях, прикидывая, не блефует ли хриплый и действительно ли они готовы избить нас из-за кулона. Впрочем, этим летом я уже достаточно наслушался историй о набегах других группировок на микрорайон, где и не такое происходило. И ладно бы, если бы грозились отпинать всех вместе, но тут специально грозили только моим друзьям. Сгорая со стыда, я отдал кулон.
– Ниче ништячок, – просипел хриплый, разглядывая золотого коня. – Давайте, пацаны, удачи.
Обступившие нас пошли дальше, передавая друг другу амулет, шутя и смеясь. Мы стояли молча, смотря им вслед. Мне было ужасно стыдно перед собой и друзьями. Первым заговорил Макс:
– Зря отдал, – с досадой произнес он, – можно было помахаться.
– Тут не все драться умеют, – сказал Паша.
– А кто умеет – не очень хотят, – добавил Эрни, прикуривая. – Ты видел, сколько их было? А с нами еще девчонка…
– Какая? – удивился Паша.
Я не понял, шутил он или нет. Лизка в ответ на это дала ему легкий подзатыльник, но ничего говорить не стала. Я попробовал подобрать нужные слова и извиниться, но вышло сумбурно и путано:
– Простите, я испугался. Подумал, что будет плохо. Ну, что они правда кинутся.
– Я бы поступил так же, – вполголоса сказал Паша. – Если бы не отдал, то нас бы избили, а кулон все равно отобрали. Че мы, не знаем их? Рисуются, типа гостей не трогают, ага…
– Но можно было хотя бы пару раз этому сиплому двинуть, – возразил Макс, положив руки в карманы и смотря в степь.
– Да чего уж теперь, – заключила Лизка, и все замолчали.
Постояв в раздумьях и тишине с пару минут, пока Эрни докуривал сигарету, мы разошлись по домам. Настроение у всех было не из лучших. Вернуть кулон Кимериуса назад в гробницу не получилось, а значит, по словам Эрни, городу предстояло еще неизвестно сколько времени находиться под властью сонной болезни. Единственным, что утешало в этой ситуации лично меня (а скорее всего, что и Пашу с Лизкой), было то, что у нас после ношения кулона сны больше не повторялись. Конечно, становилось немного противно от таких мыслей – типа, моя хата с краю, со мной все хорошо, а что у других – их проблемы, но путей решения этих проблем видно не было. В тот день я долго не мог уснуть, глядя в потолок и думая о разном.
Некоторое время после инцидента с кулоном мы с друзьями почти не общались. Изредка выходили на улицу и играли вместе, но было ощущение, будто между нами есть какая-то недомолвка. Никто об этом не говорил, но, мне кажется, все понимали, с чем это связано.
В эти дни я особенно часто смотрел новости с бабой Томой. Она вообще любит посмотреть телевизор. Я иногда подсаживаюсь рядом и присоединяюсь к «сеансу». Помню, как этим летом бабушка очень сильно переживала из-за новостей о теракте в Москве: качала головой и приговаривала «что ж делается-то, что ж делается». На экране показывали дым, раненых людей и кареты скорой помощи. Баба Тома изредка просила меня закрыть глаза, как будто я маленький и испугаюсь. Это немного обижало: мне ведь уже почти тринадцать! Лучше бы так говорили Платону. Хотя он и сам никогда не смотрит новости, потому что целый день носится по улице со своими друзьями, а еще потому, что ему неинтересно.
Дед тоже бывает дома редко. Он всегда был таким, сколько себя помню. Дед Саша говорит, что не любит домоседство, и всякий раз находит, чем себя занять на улице. Например, он часто ковыряется с машиной в гараже. Мы с братом иногда ходим с ним. Там мне больше всего нравится спускаться в погреб: лестница узкая и крутая, помещение внизу небольшое, но возникает чувство, будто находишься в подземелье замка. В погребе всегда прохладно и пахнет сыростью, но я люблю этот запах, и каждый раз, когда баба Тома просит захватить из гаража баночку солений, я с радостью спускаюсь за ними вниз.
Еще дед играет в карты с мужиками по вечерам. Бабушка ругает его за это, потому что мужики обычно играют на деньги. Но, честно говоря, по-моему, у них не очень большие ставки: в центре стола обычно лежит пригоршня монет и редкие купюры достоинством в 10 или (реже) в 50 рублей. Откуда мне это известно? Так ведь играют они прямо у нас во дворе. Поставят стол под фонарем и шумят полночи. Ребята со всей округи вертятся рядом и смотрят за игрой. Иногда вместо карт на столе раскладывают партию в домино или нарды. Пару раз я видел там шашки и даже шахматы. Отдельное развлечение – рыскать вокруг стола наутро: можно найти пару рублей или забытую колоду карт (мы с друзьями и сами не прочь перекинуться в переводного дурачка).
Один из редких моментов, когда деда Сашу можно застать дома – чтение газеты. Они с бабой Томой выписывают «Степные Известия», и каждый день в 11 утра дед спускается на лестничный пролет между первым и вторым этажами, чтобы проверить почтовые ящики. Меня всегда удивляло, что на большинстве из них нет замков, но письма и газеты в них лежат нетронутыми. «Да кому они нужны», – сказал мне на это дед, когда усаживался в кресле с очередным выпуском «Степных Известий». Сам я редко беру эту газету в руки, потому что ничего интересного там нет (кроме анекдотов и кроссворда на последней странице), но в этот раз первая полоса привлекла мое внимание. На ней была надпись крупным шрифтом: «Я привезу MTV в Степной» и огромный логотип музыкального телеканала. Оказалось, что через месяц в городе выборы мэра, и один из кандидатов обещал обеспечить вещание MTV на регион в случае своей победы. На самом деле я был бы не против, если б он победил, потому что летом в Степном мне не хватало этого канала. У нас дома он появился еще два года назад, и за это время я так привык его смотреть, что вот уже второе лето записывал на кассету клипы и передачи (мне особенно нравится «12 злобных зрителей», где обсуждают новые клипы) и брал запись с собой в Степной. Когда было нечем заняться, я смотрел кассету, но к концу лета она уже обычно гуляла по всему нашему двору: сначала один попросит на пару дней, потом другой, и так далее, пока пленка не затрется до дыр. Причем затрется буквально: у Макса, например, че-то с видиком – он зажевывает ленту. Картинка на экране после этого вся в помехах.
В эти дни мы с Платоном второй раз за лето выехали на дачу с ночевкой: там нужно было собрать виноград. Виноградники деда Саши – настоящая легенда всей дачной округи, потому что только ему удалось успешно вырастить несколько рядов растения, приносящего каждый год хороший урожай. В Степном для винограда достаточно тепло, но слишком сухо, поэтому дед Саша даже специально договаривался с соседом, чтобы тот пару раз в неделю, в его отсутствие, поливал раскидистые кустарники. К середине августа обычно зреют первые гроздья. Раньше, когда бывали на даче чаще и дольше, мы с братом всегда узнавали о поспевшем винограде раньше всех, потому что любили сидеть в его зарослях. Как только рядом начинали крутиться осы, было ясно, что где-то уже есть сладкие ягоды, и мы с Платоном искали их, уворачиваясь от полосатой угрозы. Ну их, этих ос, – лучше не связываться, а то слишком больно жалят.
В этот раз мы с братом отправились в огород с тазиком под виноградные гроздья и срывали только самые зрелые. В процессе работы Платон вдруг сказал:
– А помнишь, как мы тут осиное гнездо нашли? За тобой тогда еще целый рой погнался. Вот смеху-то было!
– Конечно, – ответил я, – а еще помню, как ты тут от индюка прятался, а он обошел с другой стороны и напугал тебя сзади.
Брат засмеялся, прищурившись от солнца, а потом выдал одно из своих околофилософских суждений:
– Знаешь, это ведь странно: мы уже помним так много всего, что же будет, когда мы будем совсем старыми? У нас голова не распухнет?
– От воспоминаний? – улыбнулся я. – Вряд ли. К тому же, насколько я пока что видел, люди в старости в основном вспоминают то, что было давно – в детстве, в молодости. Как будто со временем перестают записывать в книгу памяти новые главы.
– А почему так?
– Не знаю, может просто надоедает потом все запоминать?
Платон задумчиво нахмурился, а потом сказал:
– Я хочу помнить все и всегда. Хоть в девять лет, хоть в девяносто девять. Даже с распухшей головой.
Я с улыбкой потрепал брата по волосам:
– Значит, будешь. Конечно, будешь…
Солнце клонилось к закату и гладило мягким теплом. Мы собрали виноград и пошли в дом, где баба Тома уже приготовила жареную картошку и свежие помидоры. Ужины на даче все-таки вкуснее, чем в городе.
Вернувшись в Степной, я сразу же пошел в видеосалон – хотелось развеяться и посмотреть что-нибудь легкое, без всяких подтекстов и сложных сюжетных твистов, как называет их Лена. Моя знакомая с пониманием встретила просьбу по новому фильму:
– Сама иногда хочу разгрузиться. Держи, вот классный мульт.
Она дала мне кассету с мультфильмом «Мулан», который мы посмотрели вместе с братом. Платон даже дважды – знак того, что мультик ему очень понравился.
А еще через пару дней мне позвонил Эрни (по телефону мы не общались с самого дня нашего приезда) и сказал, что хочет собраться с ребятами и пойти в кино. Это было наше первое после неудавшейся вылазки к курганам запланированное занятие. И хотя перед началом фильма все были не особо разговорчивы, после него наперебой обсуждали детали сюжета. Смотрели мы новый триллер «Пункт назначения», и понравился он всем без исключения. Я обратил внимание на плакаты-афиши возле кинотеатра – те были нарисованы гуашью от руки! Ребята не поняли, чему я так удивлен: оказывается, в Степном так делают всегда, в то время как у нас дома давно уже расклеивают обычные постеры-распечатки. Рисованные афиши мне понравились больше.
По соседству с киноплакатами было наклеено несколько агитационных листовок. На одной из них был крупный лого MTV, я указал на него пальцем:
– Прикиньте, у вас один из этих чуваков с выборов предлагает MTV провести в город, видели?
– А то нет, – сказала Лизка громко, – у меня брат за него голосовать собирается, как раз из-за этого.
– Слушайте, ребят, – вставил вдруг Эрни, – я хотел кое-что вам сказать.
Все молчали в ожидании. Мы остановились под тенью ивы на площади перед кинотеатром. Собравшись с мыслями, Эрни продолжил:
– Кажется, мне приснился вещий сон. Мы должны вернуть кулон.
– Опять двадцать пять, – ухмыльнулся Макс.
– И как ты себе это представляешь? – Паша недоуменно развел руками.
– Какой еще вещий сон? – спросила Лизка. – Тебе же не снится?
Она, как и я, сразу подумала, что слова Эрни связаны с сонной болезнью, ему ведь действительно ничего не снилось… По крайней мере, раньше.
– Да нет, – отмахнулся Эрни, – это не сон из сонной болезни, а просто обычный сон ночью.
– А с чего ты взял, что он вещий? – Макс, казалось, совсем не принимает слова друга всерьез.
– Это был Кимериус. Тот самый колдун-оракул. Он был в моем сне.
Все снова замолчали. Паша, протирая очки краем футболки, неуверенно спросил:
– То есть ты прям вот видел его? Так, как видишь нас сейчас?
– Нет, – Эрни замотал головой, – не совсем. В общем, я сидел в библиотеке и искал сведения. Кстати, в новых источниках вычитал, что Кимериус во время войн являлся во снах врагам своей армии. И вот, он точно так же явился ко мне.
Ребята замерли в ожидании. Мне, как и всем, было любопытно, каким образом древний оракул явился Эрни. Наш друг продолжил рассказ:
– Ну так вот. Сидел я в библиотеке и незаметно уснул прямо над книгой. А проснувшись – поднимаю голову, и глаза на лоб лезут! В книге страницы пустые, и прямо при мне появляется текст! Дословно уже не вспомню, но смысл был такой, что, мол, верните кулон, иначе я сам его верну! А тому, у кого его найду, будет несдобровать!
– Несдобровать? – ехидно уточнил Макс. – Так и написал?
– Я же говорю, дословно не помню. Вроде там было написано, что мы увидим знак.
– О господи, – Лизка закатила глаза.
– Не знаю, чувак, – с сомнением произнес Паша, – мне кажется, ты просто перечитал книжек…
– Да нет же, – Эрни решительно прервал друга. – Понимаете, там было написано, что мы увидим знак. Не я, а МЫ. А знак, похоже, о том, что случится с держателем кулона. Ну, я так понял…
– А тебе не пофиг, – сказал я, – что с ним случится? Они забрали у нас кулон, а значит, сами виноваты.
– Ну…
– Да, Эрни, ты уж извини, – усмехнулся Макс, – но твой сон, мне кажется, недостаточное основание, чтобы идти на чужой микрорайон в поисках кулона.
– Ага, – кивнул Паша, – Не знаю, чего там с держателем, но с нами-то уж точно там что-нибудь случится – так легко, как тогда за домом, не отделаемся…
– Я согласна, – сказала Лизка. – Сны у нас закончились, теперь все это кажется каким-то бредом. Не вижу смысла рисковать.
Вновь воцарилось молчание. Эрни вдруг резко махнул рукой и, развернувшись, направился к дому, бросив нам в пол-оборота:
– Бред так бред. Как хотите.
Мы поплелись следом, но шли, практически не разговаривая, а как только оказались у себя во дворе, сразу же разбрелись по домам. Чувствовалось, что Эрни на нас обиделся, в воздухе висело безмолвное напряжение. Но я был согласен с друзьями: идти на чужую территорию в поисках наобум лишь на основании того, что один из нас увидел во сне, казалось довольно опрометчивой идеей. Тем более, как отметила Лизка, наши собственные – не обычные, а болезненные – сны давно прекратились, а Эрни, скорее всего, и правда перечитал книжек в своей библиотеке. Так нельзя – отдыхать нужно.