– Вот, читаем дальше. Мы еще не расследовали желудок. А между тем, судя по документам, в желудке не было найдено следов той самой знаменитой язвы, которой, мы знаем, Муссолини при жизни страдал. И ни капельки сифилиса. А ведь ходили рассказы, будто покойник был довольно-таки запущенным сифилитиком. Учтем, кстати, к слову, что Георг Захарие, немецкий доктор, лечивший Муссолини в Салу, отмечал, что он наблюдал у дуче низкое давление, анемию, увеличенную печень, спастическую болезнь желудка, вялость кишечника и острый запор. А при вскрытии ничего такого не было найдено. Печень в пределах нормы, как на поверхности, так и при взрезывании. Желчные пути в порядке, почки и надпочечники без дефектов, мочевыводящие пути и гениталии… нормальные вполне гениталии. И последнее, что там сказано: извлечен головной мозг в остаточном объеме и заложен в формалинный раствор с целью последующего исследования. Часть мозговой коры передана, согласно просьбе Медицинского управления Штаба Пятой армии (Кельвин С. Дрейер), доктору Винфреду Оверхольстеру из психиатрической лечебницы Святой Елизаветы (Вашингтон). Вот теперь я кончил!
Ну, он просто вроде как жрал труп, вроде как физически присутствовал там, или, напротив, если бы в таверне «Мориджи» вместо свиного антрекота с капустой ему бы подали ту самую надбровную дугу со сплющенным глазным яблоком и вытекшим стекловидным телом: откушайте мозжечка, седла, среднего мозга и нижних частей обоих мозговых полушарий!
Мне было очень, очень гадко, но и, не стану отрицать, очень любопытно и невозможно оторваться от Браггадоччо и пожираемого им истерзанного тела. Так в беллетристике девятнадцатого века героев завораживали магнетические глаза змей. Чтобы хоть как-то соответствовать, я пробормотал:
– Чье это вскрытие, не поймешь.
– То-то же! Теперь ты видишь, что мое предположение имеет самые твердые предпосылки. Тело Муссолини было не муссолиниевское. По крайней мере, никто не мог бы поклясться, что оно было его. Теперь мы в полном покое можем расследовать, что же происходило в интересующем нас вопросе с двадцать пятого до тридцатого апреля.
В этот вечер мне было просто необходимо осветлить душу и побыть с Майей. Чтобы окончательно отделить наше с ней взаимное пространство от пространства редакции, я решил рассказать ей все без утайки. То есть что газета «Завтра» ни завтра, ни послезавтра, ни когда-либо в будущем выходить не собирается и не будет.
– Ну и фиг с ней, – ответила Майя. – Теперь, ура, можно не волноваться и не нервничать. Продержимся несколько месяцев, заработаем немного денег, ноги в руки и на южные моря.
Глава XIIIКонец мая
Жизнь моя катилась сразу по двум колеям. Дни я проводил в редакции, унизительно. А вечера были жизнью вдвоем с Майей, то у нее, то у меня. Субботы-воскресенья в Орте. Вечера бывали достойной компенсацией за дни, проводимые нами с Симеи. Майя оставила свои закидоны с предложениями и идеями, которые все равно никто не принимал, кроме меня. А я теперь принимал их дома, и это была наша любимая игра.
Она показала мне газету брачных объявлений.
– Ты почитай только, – сказала она. – Хорошо бы печатать вот это с переводами.
– Как с переводами?
– Ну вроде… Вот, значит, оригинал. «Меня зовут Саманта, мне двадцать девять, аттестат техникума, домохозяйка, разведенная, без детей, ищу мужчину приятной наружности, обязательно общительного и веселого…» А вот тебе перевод: «Скоро тридцатник, муж бросил, диплом бухгалтера, доставшийся тяжкой зубрежкой, непроходимо устарел. Работы нет. Сижу в квартире одна, заботиться не о ком, ищу мужчину, не обязательно Аполлона, но чтоб не бил, как та сволочь, за которую меня угораздило в свое время, дуру, выйти замуж».
Еще, пожалуйста. «Меня зовут Каролина, мне тридцать три, свободна, образование высшее, бизнесвумен, утонченная, темноволосая, стройная, характер открытый, уверена в себе, увлекаюсь спортом, кино, театром, путешествиями, чтением, танцами, с интересом отношусь к новым хобби. Мой друг должен быть обаятельным и нестандартным, образованным и востребованным в профессии, будь то независимая или офисная работа или служба в армии. Не более шестидесяти. С целью создания семьи». В переводе на нормальный язык звучит так: «До тридцати трех лет искала и не нашла самого завалящего мужичонку. Видимо, оттого, что я плоская как доска и не умею прилично покраситься в блондинку. Получила диплом учительницы, но на ставку ни разу не взяли. Открыла кустарное производство носков, посадила за вязальные машины трех албанцев. Не знаю, чем себя занять. То смотрю телик, то хожу в кино, то в приходский самодеятельный театр с подругой. Читаю газету брачных объявлений. Хотела бы танцевать, но никто не приглашает. Если мне пообещают законного мужа, увлекусь чем угодно, только пусть он будет не полный оборванец и даст мне возможность больше не видеть ни носков, ни албанцев. Пожилой так пожилой, бухгалтер так бухгалтер, годится и регистратор земельной управы или сержант карабинеров».
А, тебе еще? Да, я могу. «Патриция, сорок два года, свободна, работаю в сфере предпринимательства, темноволосая, стройная, милая и отзывчивая, ищу чуткого, доброго и искреннего мужчину, семейное положение не принципиально, главное – хорошее отношение». Мой тебе вариант такой: «Господи, подумать только, сорок два (кстати, в скобках, я сильно сомневаюсь насчет сорок два, Патриции должно быть не меньше пятидесяти, потом это имя уже не давали), до сих пор не побывала замужем. Слава богу, что покойная мама мне оставила галантерейный ларек. Склонна к анорексии, а также к истерикам. Ищу попросту с кем переспать, пусть он будет хоть четырежды женат». Ну и наконец: «Надеюсь, что есть еще на свете женщины, способные по-настоящему любить. Я холост, я работаю в банке, мне 29 лет, внешне привлекателен, откровенен. Ищу красивую, серьезную и образованную девушку, которая сумела бы вовлечь меня в яркую любовную историю». Переводим. Вот: «Ничего не получается с женским полом. Те немногие, с которыми у меня случалось хоть что-то, всегда оказывались стервами и хотели только замуж, а на кассирскую зарплату хрен я могу кого-нибудь содержать. Характер у меня не дай бог, так что я посылаю их далеко и бесповоротно. И все же я не Квазимодо. Так что же, не найдется на свете тетки, желательно городской, которая бы попросту согласилась попрыгать со мной в кровати без особенных претензий?»
Я, кстати, умею и не про интим. Вот, чем плохо: «Театральная ассоциация ищет и наймет актеров, статистов, гримировальщиков, режиссера, костюмера на весь будущий сезон». Почему они публику не нанимают, вот чего я не понимаю.
Майю правда жалко было тратить на это дурацкое «Завтра».
– Ты что, это Симеи нести собралась? Ему, может быть, объявления и понадобятся. Но не с твоими, Майя, интерпретациями.
– Знаю, знаю, но мечтать ведь не запрещено.
– И как ты столько лет прозанималась вот-так-сюрпризами…
– Так есть ведь что-то надо. С пасынками судьбы случается.
И она подвинулась ближе.
– Но теперь я уже не пасынок… не пасыница. Я выиграла в лотерею! Что выиграла? Ну как! Тебя.
Что оставалось, услышав такие слова от не пасыницы… Я к ней тоже подвинулся, и мы занялись любовью, и у любви был вкус победы.
В тот вечер телевизор мы не включали. Новость об убийстве прокурора Фальконе дошла до нас на следующий день. Нас это просто оглушило. В понедельник и все прочие в редакции выглядели изрядно подавленными.
Костанца спросил у Симеи, не следует ли выпустить тематический номер.
– Надо обдумать, – произнес с сомнением Симеи. – Начинать о гибели Фальконе – придется и о мафии, и о непрофессиональности силовых структур, о всяком прочем, и неизвестно сколько. Восстановим против себя полицию, карабинеров и Козу Ностру. Как знать, понравится ли это коммендатору… Когда начнем делать ту, настоящую газету, взорвут нового прокурора, деваться будет некуда, напишем на эту тему. А сейчас писать – значит выдвигать свои версии, объяснения. Через несколько дней все окажется наоборот. Риск наговорить глупостей пусть берет на себя настоящая газета, а нам зачем? Даже и в настоящей газете часто осторожничают, бьют на чувства, ходят расспрашивать родственников. Посмотрите внимательно. Посмотрите, как в телевизоре ходят, звонят в двери матери, у которой только что десятилетнего сына растворили в серной кислоте. «Госпожа такая-то, что вы почувствовали, узнав о смерти своего ребенка?» У зрителей увлажняются глаза. Результат достигнут.
Есть одно хорошее немецкое слово, Schadenfreude, радость по поводу чужих бед. Именно это чувство старается пробуждать в любом читателе уважающая себя печать.
До поры до времени, однако, мы можем себе позволить разными неурядицами не заниматься, а возмущенный тон оставим левой прессе, она на этом собаку съела. Да и что, собственно, такого случилось? Мало ли наубивали этих судейских. Еще столько же убьют. Будут еще у нас подходящие оказии. Не стоит так нервозно на это реагировать.
И так, вторично ликвидировав Фальконе, мы занялись вопросами более насущными.
После всего ко мне подкатился Браггадоччо и толкнул локтем в бок:
– Видел? Ну теперь ты понял, что эта новая история подтверждает мою теорию?
– Да с какого боку, черт возьми, подтверждает?
– Сам ты черт возьми. Я еще не знаю с какого. Но обязательно подтвердит. Все всегда подтверждает все! Как только догадаемся, с какого боку. Дай срок. Нужно только присматриваться к кофейной гуще.
Глава XIVСреда, 27 мая
Проснувшись утром, Майя сказала:
– Но этот хмырь нравится мне все меньше и меньше.
К тому времени я уже умел распознавать ход ее мыслей.
– Браггадоччо нравится меньше…
– Ну да, кто еще.
И тут же, будто бы спохватившись:
– Это как же ты смог понять?
– Радость моя, как сказал бы наш начальник Симеи, мы с тобой знаем вместе шесть человек, я подумал, кто из них тебя обхамил, и у меня получился Браггадоччо.