Как комары победили Наполеона
Болезни не раз подрывали планы Наполеона на мировое господство (см. главу «Сыпной тиф», стр. 200), и самый известный пример тому – события, произошедшие во время его провального вторжения в Россию. Было время, когда французский полководец питал великие амбиции и относительно Американской империи. Прежде чем США выкупили Луизиану, Франция владела обширными территориями на североамериканском континенте, протянувшимися к северу от Нового Орлеана через весь Средний Запад до Канады, и Наполеон намеревался еще больше расширить французские владения, но ему помешало восстание рабов на оккупированном французами острове Гаити.
В 1801 году лидер чернокожего населения Гаити Франсуа Туссен-Лувертюр возглавил увенчавшийся успехом бунт, завладев островом и заставив Наполеона послать в Карибское море армию, чтобы вернуть Франции ее доминион. Однако всего через несколько месяцев после прибытия его войск в Сан-Доминго, не оставив французам времени разбить силы повстанцев, на них обрушилась эпидемия желтой лихорадки, убившая двадцать семь тысяч солдат. Осталась лишь горстка выживших, способных рассказать о случившемся.
Потерпев сокрушительное поражение в битве с комарами, наполеоновская армия отступила, отдав остров, позже получивший название Гаити, его жителям. Считается, что Наполеон был так разочарован всей этой историей, что полностью отказался от идеи завоевания Америки и согласился на знаменитую Луизианскую покупку, по весьма выгодной цене продав все французские владения, вдвое превосходившие размерами молодые Соединенные Штаты, Томасу Джефферсону.
Комары вида Aedes aegypti: самцы (слева) не пьют кровь, в отличие от самок (в центре и справа), через укусы которых передается болезнь.
В числе беженцев оказался и Джордж Вашингтон, на тот момент занимавший пост первого президента США, а также большинство членов его кабинета, в результате чего возникла весьма необычная ситуация, повлекшая за собой один из первых в истории государства конституционных кризисов. В отсутствие президента и многих конгрессменов, проведение регулярной сессии Конгресса стало невозможным.
Александр Гамильтон предложил проводить заседания Конгресса в другом городе, но это напрямую противоречило Конституции. Причиной была печально известная привычка английских монархов переносить парламентские сессии в отдаленные места, когда им хотелось повлиять на распределение голосов. Так что молодому американскому правительству внезапно пришлось прервать свою работу на несколько месяцев, пока в Филадельфии бушевала желтая лихорадка.
Заболел и сам Гамильтон. Инфекцию подхватил и он, и его жена Элизабет. Они отослали детей прочь из города, отправив их к родственникам в Олбани, штат Нью-Йорк, а сами остались поправляться в Филадельфии. Оба супруга выздоровели, но их попыткам воссоединиться с детьми помешали вооруженные охранники, которым было поручено не пускать в Олбани транспорт из Филадельфии. В конце концов чету Гамильтонов пустили в город, но сперва их заставили сжечь всю одежду и багаж, подвергнуть слуг дезинфекции и бросить экипаж. Кроме того, каждому из пятерых врачей, что нашлись в Олбани, было велено осмотреть Гамильтонов и подтвердить, что они полностью здоровы, прежде чем супругам наконец разрешили пересечь Гудзон и попасть в город.
Поскольку федеральное правительство находилось в смятении, а большинство представителей властей штата и муниципальных чиновников покинуло Филадельфию, справляться с кризисной ситуацией пришлось мэру города, Мэтью Кларксону, и группе самоотверженных волонтеров – в основном свободных темнокожих, которых для оказания гуманитарной помощи собрал доктор Бенджамин Раш, видный медик того времени, главный врач Континентальной армии и один из людей, поставивших свою подпись под Декларацией Независимости. Ошибочные медицинские представления того времени гласили, что темнокожие люди обладали неким врожденным иммунитетом против желтой лихорадки. Это не так, но в силу ряда сложных социально-экономических факторов вспышки желтой лихорадки убивали несоизмеримо больше белых людей, из-за чего создавалось впечатление, будто у темнокожих есть иммунитет. Будучи убежденным аболиционистом, Раш поддерживал связи со «Свободным африканским обществом» Филадельфии, которое согласилось предоставить ему рабочие руки.
В то время преобладала теория, согласно которой источником заболеваний был дурной воздух, поэтому появились всевозможные рекомендации о способах его «очистки», таких как розжиг костров и стрельба из пушек. В то лето повсюду стоял запах древесного дыма и пороха. Горожанам также советовали прикрывать нос и рот платками, пропитанными камфорой или уксусом.
Гамильтон написал в Колледж врачей Филадельфии, рекомендуя прописывать пациентам курс лечения, который, по его мнению, помог ему самому пойти на поправку: холодные ванны, употребление бренди и клизмы с хинином. На самом же деле, его иммунная система попросту победила болезнь, и хининовые клизмы – вещь, без сомнения, весьма неприятная – были тут ни при чем.
Во время вспышки в Филадельфии в 1793 году умирающих и скончавшихся от желтой лихорадки забирали специальные экипажи.
Бенджамин Раш предложил собственный, кардинально иной подход. Поскольку пациентов рвало кровью, он пришел к выводу, что во время болезни организму требовалось избавляться от ее излишков. Поэтому он советовал практиковать щедрое кровопускание, то есть удалять из тела пациента четыре пятых всего объема крови. В придачу Раш рекомендовал так называемое лекарство «десять на десять», в состав которого входило десять капель высокотоксичной ртути и десятеричная доза порошка из корня ялапы, способствовавшего опорожнению кишечника. На самом деле эта смесь – яд, и ее употребление чревато сильной рвотой и диареей, которые относятся к числу симптомов желтой лихорадки, и без того мучивших пациентов.
В итоге филадельфийскую эпидемию желтой лихорадки остановили не ртуть и не ялапа. Все кончилось тем, что она затухла благодаря погоде. В конце октября 1793 года холодный фронт и низкие температуры убили огромное количество комаров, в результате чего случаев заражения стало куда меньше. А еще через несколько недель болезнь исчезла (по крайней мере, так казалось жителям Филадельфии, которые с самого начала понятия не имели о том, как она распространялась). Всего от желтой лихорадки погибло не менее десятой части населения города – от четырех до пяти тысяч человек.
Несмотря на весь ужас филадельфийской вспышки 1793 года, в 1878 году в Мемфисе происходило нечто еще более страшное. В тот год желтая лихорадка прибыла в Америку на торговых судах, пришедших из кубинской Гаваны. В Новом Орлеане – первом очаге эпидемии – заразилось около двадцати тысяч жителей. Лишь в октябре, когда похолодание уничтожило часть комаров, эпидемия наконец отступила, успев отправить на тот свет около четырех тысяч человек – уровень смертности составил приблизительно 20 %. Погибших могло быть еще больше, если бы среди зажиточных южан не появилось новое модное веяние: проводить жаркие месяцы в летнем доме за городом. Благодаря этому целая треть жителей во время эпидемии попросту отсутствовала.
После Нового Орлеана вирус отправился вверх по реке Миссисипи и ударил по городу Виксберг в штате Миссисипи, а затем добрался до Мемфиса, где вызвал настоящий взрыв заболеваемости. В дальнейшем инфекция распространилась еще выше по течению рек Миссисипи и Огайо, и ею заразилось по меньшей мере сто тысяч человек, из которых 20 % погибли – столь жуткий уровень смертности, однако, бледнеет на фоне тех 70 %, что стали жертвами болезни в Мемфисе летом 1878 года.
Если бы вы посетили Мемфис тем летом, представшая перед вашим взором картина немногим отличалась бы от средневековой деревни XIV века, охваченной эпидемией чумы. На улицах было неестественно тихо и малолюдно, если не считать изредка попадавшихся горожан, которые спешили по неотложным делам, прикрыв губками рот. Вдоль главной улицы штабелями лежали гробы. Дома заболевших были отмечены желтыми картонками – на некоторых была нацарапана надпись «Купим гроб» и примерные размеры тела. Температура не опускалась ниже 37 градусов, из-за чего, вероятно, стоял нестерпимый смрад. Несмотря на жару, окна были наглухо заколочены, а горожанам советовали постоянно поддерживать огонь в каминах в бессмысленной попытке «очистить воздух». Улицы ежедневно патрулировал экипаж гробовщиков, выкрикивавших страшную фразу «выносите умерших».
Карета скорой помощи, на которой перевозили больных желтой лихорадкой. Новый Орлеан, 1905 г.
Такими были обычные будни оставшихся в Мемфисе девятнадцати тысяч жителей на протяжении трех жутких, бесконечно тянувшихся месяцев, пока в октябре не ударили первые заморозки, сулившие гибель комарам, разносившим инфекцию. Болезнь выкосила целые семьи. Одним из примеров тогдашних трагичных событий стала судьба некой миссис Флэк – вдовы, вместе с которой скончались и семеро ее детей в возрасте от трех до двадцати восьми лет.
Желтая лихорадка не щадила и зажиточных горожан, решивших покинуть город. Особенно чудовищным, но, к сожалению, весьма распространенным зрелищем в окрестностях Мемфиса стали дома с заколоченными окнами, в которых после долгожданного окончания эпидемии стали находить разлагающиеся трупы. Вот одна из таких историй: в самом начале эпидемии члены семьи Анжевин бежали из города в свою загородную усадьбу площадью 4 000 акров, расположенную в Гренаде в штате Миссисипи. Отец семейства, служивший в Мемфисе адвокатом, не собирался полагаться на волю случая, ведь годом раньше желтая лихорадка забрала жизнь его супруги. Уехав в загородный дом, он заколотил окна и стал молиться о том, чтобы болезнь обошла его семью стороной.
Но желтая лихорадка все равно их настигла: один за другим заразились все члены семейства, так что ухаживать за больными стало некому. Когда из Мемфиса приехал старый слуга – бывший раб, оставшийся работать на семью после Гражданской войны, его взору предстала трагичная картина. Увидев, что дом заперт, окна – заколочены, а обитатели не подают никаких признаков жизни, он выломал ставни и разбил окно. На улицу вырвался омерзительный запах разлагающейся плоти, усилившийся из-за чудовищной летней жары.