Как правило, приблизительно на восьмой день у привитого ребенка повышалась температура, и в течение двух-трех суток он переносил болезнь в легкой форме, а на его лице появлялось меньше пустул, чем при полноценной инфекции. Леди Монтегю не было известно ни единого случая, когда подобная практика привела бы к летальному исходу, хотя позднее статистика показала, что она оборачивалась летальным исходом примерно в 2 % случаев, в отличие от естественного заражения, при котором смертность достигала 30 %. Сын Монтегю получил прививку и благополучно выздоровел.
Вернувшись в Англию, во время вспышки 1721 года леди Монтегю велела привить свою дочь, позволив желающим наблюдать эту процедуру. Позднее присутствовавший при этом врач короля Георга I, сэр Ганс Слоун, протестировал способ инокуляции на заключенных, пообещав в обмен освободить их и предположив, что они выживут. Так и случилось. Вскоре вариоляция стала стремительно набирать популярность.
В США история оспопрививания началась в Бостоне, когда раб-африканец по имени Онисим (точно не известно, откуда он был родом) рассказал, что на родине ему сделали прививку и теперь у него был иммунитет. Он поведал об этом своему господину, пуританскому священнику Коттону Мэзеру, который обрел дурную славу за участие в процессах над салемскими ведьмами. На слух, странным образом расставляя заглавные буквы, Мэзер описал этот процесс со слов Онисима: «Люди брать Сок Малой Парши, кожу Надрезать и Каплю туда Класть». Вскоре Мэзер выяснил, что данная практика была широко распространена в Африке. Вооружившись этими знаниями, он поспешил привить как можно больше бостонцев, чтобы защитить их от эпидемии 1721 года. В то время от оспы умирал каждый седьмой, но скончались лишь шестеро из двухсот сорока двух привитых. Метод стал набирать популярность. В 1775 году по приказу Джорджа Вашингтона вариоляция была проведена в Континентальной армии. К началу XIX века она стала применяться по всему миру.
Однако вариоляция и вакцинация – это разные вещи. Смысл первой заключался в заражении человека оспой, чтобы он перенес болезнь в более мягкой форме и за счет этого обрел иммунитет.
Суть вакцинации состоит в том, чтобы обеспечить человека иммунитетом, введя в его организм вещество, которое само по себе не содержит возбудителей болезни. Существуют различные виды вакцин (см. стр. 307), но ни один из них не подразумевает непосредственного внедрения патогена в его неизменном виде в организм нового хозяина. Тем не менее, именно вариоляция проложила путь к появлению первых настоящих вакцин.
И вот настал звездный час Эдварда Дженнера.
Дженнер, родившийся в английском графстве Глостершир в 1749 году, как раз когда вариоляция стала набирать популярность, подвергся ей в детстве. Когда в пять лет он остался сиротой, его отправили в школу-интернат, где вспыхнула эпидемия оспы. Прежде чем он успел заразиться, Дженнеру назначили кровопускание для «разжижения» крови и очистительное лечение препаратами (распространенные методы того времени включали в себя прописывание вызывающих диарею солей ртути, таких как каломель, или соединений сурьмы, провоцирующих рвоту), в результате которого он заработал страшное обезвоживание. Кроме того, его держали на постной низкокалорийной диете. Вдобавок исхудавший как скелет Дженнер ночевал в «стойле для инокуляции», которое принадлежало делавшему прививки врачу. Мальчику удалось пережить инокуляцию, но его стала мучить бессонница и тревога – не самый удачный расклад, но все же лучше, чем смерть. Судя по всему, это сказалось на его успехах в учебе, и он не смог рассчитывать на будущее адвоката или священнослужителя. Он предпочел вариант поинтереснее и «попроще» – карьеру в медицине.
Сравнение результатов инокуляции вирусами натуральной (слева) и коровьей (справа) оспы через двенадцать дней после прививки.
Переехав в Лондон, Дженнер стал подопечным прославленного хирурга Джона Хантера. В конце концов Дженнера приняли в Королевское общество – знаменитую научную академию, предоставив ему возможность заниматься – приготовьтесь – исследованием гнездового паразитизма кукушек.
Но в историю Дженнер вошел вовсе не за изучение кукушек, а скорее благодаря одному любопытному наблюдению: он заметил, что доярки, заражавшиеся коровьей оспой, не болели оспой натуральной – потому они и славились здоровым цветом лица. Коровья оспа – заболевание, которое поражает коровье вымя и морду кормящихся молоком телят – иногда передавалась и дояркам, покрывая их руки и ладони.
Но не могло ли оно служить защитой? Обе болезни оставляли похожие оспины, это уж точно.
Английский фермер по имени Бенджамин Джести заметил, что двое его работников, которые перенесли коровью инфекцию, а после ухаживали за детьми, больными натуральной оспой, так ею и не заразились. Джести решил защитить свою семью тем же способом. В 1774 году он вооружился штопальной иглой, проколол волдыри больной коровы и втер содержимое в руки своей жены Элизабет и двух сыновей – Роберта и Бенджамина. Никто из них не заразился оспой во время последующих эпидемий, а когда много лет спустя им сделали прививки, их организм никак не отреагировал.
Клетки HeLa
Нельзя вести разговор о вакцинах, не отдав должное женщине, которая так и не узнала, что помогла спасти миллионы жизней.
Ее звали Генриетта Лакс.
В 1951 году Лакс, афроамериканка и мать пятерых детей из города Балтимор, трагически скончалась от рака шейки матки, дожив до тридцати одного года. Когда она проходила курс лучевой терапии в больнице Джонса Хопкинса, медики взяли образцы раковых клеток из ее матки и сохранили их для исследовательских целей без ее ведома и согласия, что в то время было распространенной, хоть и крайне неэтичной практикой.
В начале 1950-х годов предпринимались безуспешные попытки вырастить в лаборатории человеческие клетки. В те годы они быстро погибали. Но когда исследователи попытались культивировать раковые клетки Лакс, те не просто начали расти: они делились очень быстро, и примерно за день их число увеличивалось вдвое. Их было не остановить. Клетки Лакс обладали тремя идеальными качествами, за которыми охотились ученые: они были выносливы, плодовиты и бессмертны. Они были названы в честь той пациентки, которой изначально принадлежали. Совместив две первые буквы ее имени и фамилии, ученые окрестили их клетками HeLa (от англ. Henrietta Lacks).
Генриетта Лакс (1920–1951), чьи клетки, взятые без ее разрешения, до сих пор толкают вперед раковые исследования.
За первые двадцать пять лет исследований образцы клеток HeLa стали использоваться в лабораториях и исследованиях по всему миру, а семья Лакс между тем даже не подозревала об их существовании, как подробно рассказывается в книге Ребекки Склут «Бессмертная жизнь Генриетты Лакс» (англ. The Immortal Life of Henrietta Lacks). Ее клетки легли в основу более семнадцати тысяч патентов. С их помощью американский вирусолог Джонас Солк разработал вакцину от полиомиелита. Они также используются в исследовании рака, клонирования (они стали первыми клонированными человеческими клетками), невесомости, тестировании косметических средств, а также в изучении гормонов, инфекционных болезней и токсикологии.
Вопрос о том, кому принадлежат клетки HeLa, остается открытым. Обладают ли живые клетки собственными юридическими правами после смерти их владельца? И что, если однажды родственники Лакс смогут претендовать на владение этими клетками, на долю многомиллионной выгоды, принесенной исследованиями или даже на полноценный расчет наследства? Быть может, ответ на вопрос о том, кто является истинным владельцем клеток Генриетты Лакс, найти так никогда и не удастся.
Одно нам известно точно: Генриетта Лакс не только, сама того не зная, помогла человечеству в борьбе с заболеваниями и позволила нам больше узнать о самих себе, но также положила начало сложному и крайне важному разговору о том, кто мы и кто кому принадлежат наши гены. Мы навсегда останемся в неоплатном долгу перед ней и ее семьей.
И хотя создателем первой вакцины обычно считают Дженнера, на самом деле он делит эту заслугу с Джести. Знаменитая вакцина Дженнера появилась позднее, в 1796 году, кода он взял образцы жидкости из волдыря заразившейся коровьей оспой доярки по имени Сара Нелмс, которая подхватила ее от буренки по кличке Цветик. Затем Дженнер втер содержимое пустулы в царапину на руке восьмилетнего мальчика, Джеймса Фиппса. Неделю спустя, после легкой болезни и лихорадки, ребенок поправился, и в дальнейшем, дважды подвергнувшись риску заражения оспой, он так ею и не заболел. Работа, в которой детально описывалось это революционное открытие, была представлена Королевскому обществу, члены которого, однако, отвергли ее, сочтя «невероятной» (в том смысле, что они не посчитали данные достоверными).
В 1798 году Дженнер повторил свой эксперимент (ему пришлось ждать новых вспышек коровьей оспы, чтобы продолжить работу). Наконец он опубликовал труд, в котором назвал изобретенный им метод variolae vaccinae, то есть «коровьей оспой» (в переводе с латыни vacca означает «корова»). Так и появился термин «вакцина» и, конечно же, «вакцинация». Благодаря коровам!
Как это часто бывает, когда под угрозой оказывается научный статус-кво, Джести и Дженнер подверглись насмешкам. Соседи обрушились на Джести с упреками, боясь, что после этой процедуры люди станут превращаться в коров, а Дженнер навлек на себя гнев разъяренных врачей, которые опасались куда более правдоподобного сценария: потери прибыльного дела, коим стала вариоляция.
Заключительный поворот в истории первой в мире вакцины стал результатом медицинской неразберихи. Оказалось, что вирус, применявшийся для производства вакцины, с помощью которой оспу в итоге удалось уничтожить, на самом деле представлял собой вовсе не коровью оспу, а родственный патоген из семейства поксвирусов. На каком-то этапе насчитывавшей не одно десятилетие истории культивирования вакцины, появился вирус