Где холера действительно чувствовала себя как дома, так это в трущобах, особенно в Англии. Английские промышленные города того времени были печально известны страшной антисанитарией. Рассказывая о Манчестере 1845 года, немецкий политический мыслитель Фридрих Энгельс сравнивал жителей бедных городских кварталов с «бледными, тощими, узкогрудыми привидениями со впалыми глазами» [32], которые жили в «лачугах, где им было суждено и спать, и умирать». Углубляясь, он пишет: «По изрытому берегу, мимо кольев и протянутых на них веревок для сушки белья, попадаешь в этот хаос маленьких одноэтажных домиков, большинство которых не имеет иного пола, кроме самой земли, и где одна единственная комната является и кухней, и жилой комнатой, и спальней – решительно всем…»
Тесная застройка викторианского Лондона с расположенными вплотную друг к другу террасными домами, 1872 г. – примерно в то же время во многих жилищах стал появляться водопровод.
А еще там очень не хватало уборных.
Бывало, что несколько сотен человек пользовались одним и тем же наскоро сколоченным уличным туалетом. Другие жители трущоб довольствовались нужником, установленным в подвале над дырой в земле. Вот что в 1840-х годах писал один инженер-строитель после осмотра двух домов: «Я обнаружил, что подпол обоих зданий местами был на высоту трех футов заполнен ночным золотом, которому позволяли скапливаться там годами, поскольку выгребные ямы были переполнены». Стоило хоть кому-то в то время заразиться холерой в таких условиях, и не было ни единого шанса остановить инфекцию, распространявшуюся подобно лесному пожару.
Третья пандемия холеры XIX столетия бушевала в мире с 1846 по 1863 год. В одной лишь Англии с 1848 по 1850 год из-за нее погибло около пятидесяти тысяч человек. (Именно эта волна унесла жизнь американского президента Джеймса Полка.) Оглядываясь назад, нетрудно понять, почему. Докладывая о распространении холеры в Лондоне в 1848 году, публицист и поборник реформ Генри Мэйхью так отзывался о царивших там ужасных условиях: «Когда мы шли вдоль вонючих берегов сточной канавы, солнце осветило узкую полоску воды. В ярком свете она имела цвет крепкого зеленого чая, а в тени выглядела определенно такой же твердой, как черный мрамор, – собственно, она представляла собой скорее водянистую грязь, а не грязную воду, но тем не менее, как нас заверили, именно эту воду вынуждены были пить несчастные жители. Мы с ужасом увидели, что в эту канаву уходят сточные и канализационные воды; потом заметили ряд открытых уборных, общих для мужчин и женщин, построенных прямо над нею; мы слышали, как туда ведро за ведром выплескивают помои; а руки и ноги мальчишек-беспризорников, купавшихся в ней, по контрасту казались белыми, словно паросский мрамор»[33]. 1854 год, который считается самым тяжелым за всю историю холерных эпидемий, также ознаменовал перелом в борьбе с этим заболеванием.
Английский врач Джон Сноу, который выяснил, что источником холеры служат зараженная еда и вода, а вовсе не дурной воздух или «миазмы».
Годами путь распространения холеры оставался для врачей настоящей загадкой. Казалось, будто болезнь возникает из ниоткуда, быстро убивает огромное количество людей, а потом затухает, словно бы в одночасье, чтобы снова объявиться где-нибудь еще несколько дней спустя. Ни одно из известных на тот момент заболеваний не было таким спорадичным и непредсказуемым. Ее проявления обескураживали врачей, подводя их к выводу, который сейчас кажется очевидным: она заразна, передается от человека к человеку и появляется там, когда туда приезжают люди, находившиеся в центре предыдущей вспышки.
Юмористический рисунок, на котором изображена женщина, с ног до головы экипированная сомнительными средствами защиты от холеры, ок. 1832 г.
«Карта призраков», составленная Джоном Сноу для анализа эпидемии холеры 1854 года на Брод-стрит в Лондоне.
Справедливости ради стоит отметить, что в то время люди в большинстве своем не знали, что значит «заразный».
И вот настал звездный час истинного героя от мира медицины – Джона Сноу, который доказал всему миру, как именно распространялась холера, впервые применил метод картографирования заболеваемости и заложил основы науки эпидемиологии.
В середине XIX столетия врачи в основном придерживались мнения о том, что источником холеры был дурной воздух, или «миазмы» (см. главу «Микробная теория», стр. 358). Чтобы понять, откуда взялась эта идея, достаточно вообразить то зловоние, что стояло в английских трущобах, где люди ютились в тесноте крохотных комнатушек и испражнялись в подвалах своего жилища. Вдохнув эту вонь, человек, прежде с ней не сталкивавшийся, непременно почувствовал бы себя больным, но таким путем заразиться холерой невозможно.
Чтобы подхватить холеру требовалось употребить внутрь зараженную еду или воду. Сноу заподозрил это в 1854 году, когда Лондон был охвачен самой тяжелой эпидемией холеры за все времена. Он предположил, что источником болезни может быть вода, указав на то, что вспышки холеры, как правило, возникали среди людей, пользовавшихся общим источником. Чтобы доказать свою гипотезу, Сноу проанализировал вспышку, разразившуюся в лондонском районе Сохо. Ночью тридцать первого августа 1854 года двести жителей этой части Вест-Энда слегли с холерой. За десять дней число погибших достигло пяти сотен, то есть 10 % населения квартала.
Сноу отметил на карте адреса всех погибших от болезни и сразу понял, что многие из них жили неподалеку от общего источника воды: колонки на Брод-стрит. Как показывала ныне легендарная «карта призраков», которую составил Сноу, все летальные исходы были сосредоточены в конкретном районе. И хотя она ясно указывала на то, что источник проблемы находился именно там, было несколько озадачивших Сноу деталей, с которыми еще предстояло разобраться.
В их числе – тот факт, что несколько погибших во время вспышки в Сохо жили далеко от колонки. К тому же многие обитатели района остались здоровы. Поэтому Сноу устроил тщательную инспекцию, стучась в каждый дом и задавая жителям один, принципиально важный вопрос: «Где вы берете воду?»
Оказалось, что жертвы инфекции, жившие в отдаленных частях квартала, далеко от Брод-стрит, все-таки брали воду из той же колонки. Одна мать специально посылала туда своих сыновей, потому что ей больше нравился вкус тамошней воды. Некоторые заболевшие холерой дети из других уголков Сохо пили воду из колонки на Брод-стрит по дороге в школу. Эти сведения помогли Сноу решить первую головоломку.
Тогда он принялся искать объяснение тому, что некоторые жители района вообще не заболели. Он выяснил, что все семьдесят работников местной пивоварни на Брод-стрит остались здоровы. Почему? Потому что в пивоварне был собственный колодец. А если говорить точнее, работникам полагался щедрый бонус: бесплатное пиво. Многие из них сказали, что вообще не пили воду – только пиво. Все время. Сноу также разузнал, что из пятисот тридцати пяти постояльцев большого работного дома (учреждении, где жили люди, которые не могли самостоятельно себя обеспечить, но получали еду и ночлег в обмен на работу) холерой заболело лишь несколько человек, ведь там был собственный колодец.
Доказательств было хоть отбавляй. Сноу изложил свои выводы местным органам здравоохранения и предложил простое, но блестящее решение: временно демонтировать ручку колонки на Брод-стрит. После этого вспышка холеры затухла и сошла на нет.
Поразительно, но члены Генерального совета здравоохранения – центрального административного органа, учрежденного несколькими годами ранее специально для борьбы со вспышками холеры, – до сих пор не были до конца уверены, что всему виной была вода. Они провели собственное расследование, и в очередной раз пришли к выводу, что причиной болезни был «дурной воздух». Вот насколько сильной оказалась вера в теорию миазмов (и вонь, пронизывающая весь район). Строго говоря, члены Генерального совета не ошибались, указывая на тот факт, что в домах людей, умерших от холеры, явно царила антисанитария.
На этом вся история могла и закончиться. Но Сноу показал свою карту преподобному Генри Уайтхеду – священнику из церкви Святого Луки, что находилась неподалеку, на улице Бервик. Тот пользовался симпатией у жителей района и был глубоко обеспокоен вспышкой холеры. Поначалу Уайтхед тоже не поверил Сноу – по правде говоря, он был настолько не согласен с утверждениями Сноу относительно колонки на Брод-стрит, что решил начать собственное расследование, воспользовавшись своими многочисленными связями и опросив семьи, пострадавшие от эпидемии, чтобы опровергнуть теорию врача. Он побеседовал со многими жителями окрестностей Брод-стрит, покинувшими квартал при первых признаках вспышки холеры, и спросил их, доводилось ли им пить воду из колонки на Брод-стрит.
В итоге его изыскания привели к нулевому пациенту вспышки. Первым человеком, скончавшимся от холеры во время лондонской вспышки 1854 года, была маленькая дочурка Томаса и Сары Льюис, которые жили в гостиной дома под номером 40 по Брод-стрит, как раз неподалеку от печально известной колонки. Около 6 часов, жарким утром двадцать восьмого августа, Сара Льюис обнаружила, что ее дочь заболела: ее мучила рвота и зеленая, водянистая диарея с «резким запахом». Сара постирала пеленки девочки, а потом выплеснула грязную воду в выгребную яму, которая находилась в каком-то метре от колонки на Брод-стрит. Как разузнал Уайтхед, на следующий же день соседи, жившие этажом выше семейства Льюис, заболели холерой. Преподобный обратился к членам Генерального совета здравоохранения с просьбой раскопать выгребную яму; как и следовало ожидать, стало очевидно, что нечистоты из нее попадали в источник питьевой воды.
Великая вспышка холеры 1885 года в Чикаго
Одна из крупнейших эпидемий холеры в США разразилась в 1885 году, когда сильный шторм унес нечистоты, сброшенные в реку Чикаго, так далеко в озеро Мичиган, что они попали в городскую водозаборную систему и заразили воду. В результате последовавшей за этим вспышки холеры погибла одна восьмая населения города (90 000 человек), что в итоге привело к новому масштабному проекту совершенствования канализации с целью перенаправить городские стоки прочь от водозаборных сооружений на озере Мичиган.