В какой мере личная свобода осуществится в каждой общине, или в каждом союзе общин, будет зависеть исключительно от основных воззрений, которые возьмут верх при основании общин. Так, например, мы знаем одну религиозную общину, в которой человеку возбранялось даже выражать свое внутреннее настроение. Если он чувствовал себя несчастным, и горе выражалось на его лице, к нему немедленно подходил один из «братьев» и говорил: «Тебе грустно, брат? А ты все-таки сострой веселое лицо: иначе огорчительно подействуешь на других братьев и сестер». И мы знаем одну английскую общину, состоявшую из семи человек, в которой один из членов, - Кочкаревы водятся и между социалистами - требовал назначения председателя («с правом бранить») и четырех комитетов: садоводства, продовольствия, домашнего хозяйства и вывоза, с абсолютными правами для председателя каждого из комитетов.
Есть, конечно, общины, которые были основаны, или были переполнены впоследствии, такими «преступными фанатиками власти» (особый тип, рекомендуемый ученикам доктора Ломброзо); и немало общин было основано фанатиками «поглощения личности обществом». Но такие коммуны произвел не коммунизм. Их породило церковное христианство (глубоко начальническое в своих основных началах) и римское право, то есть государство и его учения. Таково государственное воспитание людей, привыкших думать, что никакое общество не может существовать без судьи и ликторов, вооруженных розгами и секирою, - и эта идея останется постоянной угрозою и помехою коммунизму, пока люди не отделаются от нее. Но основное начало коммунизма - вовсе не начальство, а то простое утверждение, что для общества выгоднее и лучше овладеть всем, что нужно для производства и жизни сообща, не высчитывая, что каждый из нас произвел и потребил. Это основное понятие ведет к освобождению, к свободе, а не к порабощению.
Мы можем, таким образом, высказать следующие заключения: до сих пор попытки коммунизма кончались неудачею, потому что:
они имели исходною точкою религиозный восторг, тогда как в общине следовало просто видеть способ экономического производства и потребления;
они отчуждались от общества, его жизни и его борьбы;
они были пропитаны духом начальствования;
они оставались одиночными, вместо того, чтобы соединяться в союзы: общины были слишком малы;
они требовали от своих членов такого количества труда, которое не оставляло им никакого досуга, и стремились всецело поглотить их;
они были основаны, как сколки с патриархальной и подчиненной семьи, тогда как им следовало, наоборот, поставить себе основною целью наивозможно полное освобождение личности.
Коммунизм - учреждение хозяйственное; и, как таковое, он отнюдь не предрешает, какая доля свободы будет предоставлена в общине личности, почину личности и отпору, который встретит в отдельных личностях стремление к утверждению навеки, однажды установленных обычаев. Коммунизм может стать подначальным, и в таком случае община неизбежно гибнет; и он может быть вольным, и привести в таком случае, как это случилось даже при неполном коммунизме в городах двенадцатого века, к зарождению новой цивилизации, новой жизни, обновившей тогда Европу.
Из этих двух форм коммунизма - вольного и подначального - только тот и будет устойчивым и будет иметь задатки прогресса и жизни, который, принимая во внимание стесненность теперешней жизни, сделает все, что возможно, чтобы расширить свободу личности во всех возможных направлениях.
В этом последнем случае, свобода личности, увеличенная приобретенным ею досугом, а также возможностью обеспечить себе благосостояние и вольным трудом при меньшем числе рабочих часов, так же мало пострадает от коммунизма, как и от проводимого теперь в городах газа и воды, от продуктов, посылаемых на дом большими магазинами, от современной гостиницы, или от того, что мы теперь, в часы работы, вынуждены нести ее сообща с тысячами других людей.
Имея анархию, как цель и как средство, коммунизм станет возможен, тогда как без этой цели и средства он должен обратиться в закрепощение личности и, следовательно, привести к неудаче.
Коммуна
Когда мы говорим, что социальная революция должна произойти путем основания свободных коммун, нам возражают, что мы обращаемся к устарелой форме общественной жизни, которая отжила свой век. А между тем, только вполне независимые и освобожденные от опеки государства коммуны способны подготовить среду, необходимую для революции и дать нам возможность ее осуществить. «Но коммуна», говорят нам, - «организация устарелая. Стремясь уничтожить государство и поставить на его место свободные коммуны, вы обращаете ваши взоры к прошлому: вы хотите вернуть нас к средним векам, когда коммуны вели между собой бесконечные войны, и нарушить национальное единство, установившееся после многих веков тяжелой борьбы».
Разберем эти возражения.
Начнем с того, что будущая коммуна не может быть тем, чем она была в средние века, не может облечься в формы, выработанные 700 лет тому назад. В наш век железных дорог и телеграфов, космополитической науки и исследований научных истин, она неизбежно должна принять новую форму. Имея совершенно иную организацию, поставленная в новые условия, она приведет к новым последствиям.
Наши противники, защитники государства, забывают, что мы можем им сделать то же возражение.
Государство столь же устарелая форма, как и коммуна. Но государство -это отрицание свободы, абсолютизм, произвол, разорение подданных, казни и пытки, между тем как жизнь свободных коммун и восстание народов и коммун против государства составляют самые красивые страницы истории человечества. Обращаясь к прошлому, мы вспоминаем не века Людовика XI, Людовика XVIII Екатерины II, а эпохи свободных коммун и республик Флоренции, Тулузы и Лана, времена Аугсбурга и Нюрнберга, Пскова и Новгорода.
Дело не в том, чтоб обмениваться пустыми словами и софизмами: надо изучить современное положение дел и дать себе отчет в том, что может дать будущая коммуна. Тем же, которые говорят: «коммуна - это средние века, мы не должны думать о ее возрождении», мы отметим: «Государство - это бесконечные века гонений и бедствий, и над ним произнесен смертный приговор!»
Между коммуной средневековой и той, которая установится в скором будущем, есть существенное различие: между ними лежит целая пропасть, вырытая семью веками эволюции человечества. Рассмотрим, в чем это различие.
Какова основная цель «союза», заключенного между собой жителями городов в XII веке? - Цель эта очень узка и определенна. Она состоит в том, чтоб освободиться от гнета феодальных владельцев. Все жители города, купцы и ремесленники, объединяются и дают клятву, «не дозволять кому бы то ни было обращаться с собой, как с рабами, и защищать друг друга от всякого произвола». Они организуются в коммуны и с оружием в руках восстают против своих прежних господ. «Коммуна», - говорит один историк двенадцатого века, которого цитирует Огюстен Тьерри, - «слово новое, возмутительное, и вот, что оно означает: оброчные должны платить деньги своим господам только раз в год; за всякий проступок они подвергаются штрафу, установленному законом; что же касается податей, налагаемых на рабов, то от них они совершенно освобождаются».
Коммуна средних веков восставала против сеньоров, коммуна наших дней восстает против государства. В этом существенное различие: государство, в лице короля, заметив, что коммуны стремятся к полной независимости, посылало свои войска «наказывать» как говорит хроника, «всех смельчаков, которые ради осуществления Коммуны, восставали против короны».
Коммуна будущего не признает над собой никакой власти; она войдет в добровольное соглашение с другими коммунами и будет считаться исключительно с интересами федерации.
Она знает, что остановиться на полпути нельзя: или Коммуна станет вполне независимой, будет основывать какие ей угодно учреждения, производить все необходимые реформы, или же она останется тем, чем была до сих пор, отделением государства, связанным во всех своих проявлениях, готовым каждую минуту вступить в борьбу с государством, не имея никакой надежды на победу.
Коммуна знает, что надо уничтожить государство и заменить его федерацией; в этом смысле она и будет действовать. Для достижения этой цели у нее хватит сил. Теперь уже не только мелкие города, но и Париж, Лион, Марсель, подымают знамя восстания; в скором будущем к ним примкнут все крупные центры. Это движение не имеет ничего общего с тем, что происходило в средние века.
Освобождаясь от ига феодальных владельцев, освобождалась ли средневековая коммуна от гнета буржуазии, которая путем торговли увеличила свои капиталы и приобрела в частную собственность крупные владение в самом центре городов? Нисколько!
Разрушив замки своих сеньоров, городские жители смотрели, как вырастали роскошные дворцы богатых купцов и как эти последние стремились поработить их силой своего капитала.
История внутренней жизни коммун средних веков, это - история ожесточенной борьбы бедняка с богачом, борьбы, которая неизменно приводила к вмешательству короля. Видя, что аристократия растет с каждым днем и подчиняет себе все проявление жизни Коммуны, народ, освободившийся от гнета своих прежних господ и подпавший под иго богачей, понял, что ему нечего ждать от Коммуны. Он покинул валы и ограды, воздвигнутые им для завоевания свободы и ставшие, благодаря индивидуалистическому режиму, путями к новому рабству. Так как народу терять было нечего, он предоставил богачам самим защищать свои владения, и они, конечно, были побеждены; изнеженные роскошью, расслабленные пороками, без поддержки народа, они должны были уступить требованиям герольдов короля и передать им ключи городов. В некоторых же коммунах богачи сами отперли ворота своих городов императорским и королевским армиям, чтоб избегнуть народной мести, готовой обрушиться на них.